Страница 7 из 11
Что же касается женщины-конструктора… Нетерпеливый стук в дверь.
– Мишель! Спускаемся!
Она все в том же черном платье для коктейля, но уже без меховой накидки, и туфельки другие, чистые. Переобулась. Перчатки сняла, на пальцах обеих рук многочисленные кольца, лак на ногтях матовый, дабы их сияние не затмевало блеска бриллиантов. Женщина со средствами и со вкусом.
Они спускаются вниз по широкой лестнице, рука Елизаветы Петровны зацепилась за его локоть. Похоже, ей сегодня нужна поддержка. Они идут на ужин в парадную залу. Двери широко распахнуты, невольно вспоминается кино. Это похоже на старый черно-белый фильм. Замок, дворецкий, парадная зала. Красиво и мрачно.
– Забыла тебе сказать… Здесь нет сети.
– Как-как?
– Мобильный телефон не отвечает. И позвонить нельзя.
– Совсем нельзя?
– Разумеется, телефон в доме есть. В кабинете хозяина. Но звонки на мобильники блокируются. Из замка позвонить нельзя. Разве только выйти наружу, но там собаки бойцовской породы. Ты и сам все видел. Хочешь рискнуть жизнью – иди, звони.
– Он что, сумасшедший, этот Дмитрий Воронов?
– Я же тебе говорила: странностям не удивляйся. На Дмитрия Александровича повлияла преждевременная смерть любимой жены.
– А что за трагедия случилась с его женой?
– Я тебе потом расскажу.
Бордо
Они рука об руку входят в зал и на пять секунд останавливаются в дверях, выдерживая положенную по этикету паузу. Трое мужчин расположились у камина и негромко о чем-то беседуют: Воронов, Сивко и Иван Таранов. Зал огромен, стол немалого размера, метрах в трех от камина, в нем теряется. На потолке тоже огромная антикварная люстра. На столе белоснежная скатерть и идеально разложенные приборы.
– Ну что? – улыбается Таранов. – Все в сборе, кроме нашей очаровательной…
В этот момент в залу врывается «очаровательная»:
– Уф, я опять последняя!
– Милочка, без вас все равно не начнут. Вы – наша звезда, – с иронией говорит Елизавета Петровна.
– Вы что – лесбиянка? – брякает Бейлис.
– Почему вы так…
– А нечего на меня пялиться! И обзывать звездой. Я не звезда, я вдова!
– Тогда приличнее было бы надеть черное.
Бейлис в откровенном алом платье и, разумеется, в бриллиантах. Неизвестно, чего на ней больше, платья или драгоценностей. Ее наряд – единственное яркое пятно в этом старом черно-белом фильме. Оно здесь и в самом деле неуместно, как и сама блондинка с неестественно большой грудью. Это не ее жанр.
– У меня траур в душе! – заявляет Бейлис в ответ на колкость.
– Где-то слишком глубоко. Так глубоко, что никто этого не видит. За вашей грудью вообще трудно что-либо заметить, – продолжает пикировать бизнесвумен.
– А вам кто мешает сделать такую же? Хотите, дам адресок клиники? Анонимность гарантирована, если жадничать не будете.
– Спасибо, не надо. И вообще: есть темы, которые при мужчинах не обсуждаются. В частности, тема пластики и сексуальной ориентации.
– Подумаешь, секреты!
– Дамы, довольно, – обрывает перепалку хозяин. – Прошу всех к столу.
Новое лицоведет Елизавету Петровну, Таранов – Бейлис. Красавица кидает в сторону светловолосого незнакомца заинтересованный взгляд и садится напротив. Рядом с ней устраивается Таранов.
– Ну, и где же твое сокровище, Дима? – нетерпеливо спрашивает Елизавета Петровна.
– Зигмунд, принеси, – тихо говорит Воронов.
Когда на столе появляется бутылка вина, все застывают в недоумении. Все, кроме Бейлис, она равнодушно смотрит на этикетку-аппликацию. На ней по-французски нацарапано несколько слов. Глубокая пауза, слышно даже, как потрескивают дрова в камине. Таранов уставился на пламя так, словно там горит секрет его благосостояния. Молчание нарушает Воронов:
– Ну, так что, господа? Приступим?
– Дима, ты что, этособираешься пить? – тихо спрашивает Елизавета Петровна.
– Фальшивка! – откидывается на спинку стула Иван Таранов.
– Нет, это я пить не буду, – усмехается Воронов. – Просто хотел показать. И напомнить всем, почему она так и не была выпита. О трагедии, случившейся год назад. А почему ты думаешь, Иван, что это фальшивка?
– Мне так показалось.
– Когда кажется, креститься надо, – бормочет Сивко. – Причем без комментариев.
– Может, и это фальшивка? – На столе появляется еще одна бутылка. Первую по сигналу хозяина Зигмунд поспешно убирает со стола.
– О! Это дело! – с энтузиазмом говорит Иван Таранов. – Узнаю! Это отличное «Бордо»! Я помню, что этот год был урожайным. Вино достойное. Правда, что ты отдал за нее тридцать тысяч?
– Правда.
– Ну, а пить зачем?
– Я хочу, чтобы вы все это попробовали. Кто лучше вас разбирается в винах? Наш клуб лучший в России, а наши коллекции самые значительные. Это мой подарок друзьям. Зигмунд, налей господам вина. Сначала дегустация, потом ужин.
Зигмунд нежно, словно лаская, белоснежной салфеткой берет бутылку: тело ее старое, мутное, а этикетка затерта. Все завороженно следят за его движениями. Свершилось! Хлопок, и пробка вынута, Зигмунд показывает ее хозяину и гостям. Дно пробки темное, почти черное, пропитанное вином, издает глубокий пьяный запах.
– Ну, как оно? – шепчет Елизавета Петровна. – Не разлаженное ли?
– Это вино, – торжественно говорит Зигмунд, – сохранило свои свойства, аромат необыкновенный. И цвет.
– Отличное вино может жить до ста лет, – замечает Федор Иванович Сивко.
– А это «Бордо» лучшее! – заявляет Зигмунд.
– Бог мой! Какая минута! – волнуется Елизавета Петровна.
Бейлис зевает. Вино льется в бокалы, красавица разочарованно смотрит на жидкость глубокого, бархатно-бордового цвета, едва покрывшую дно. Почти одновременно все гости, кроме нее, берут в руки бокалы. Плавно покачивают их и завороженно следят, как вино стекает со стенок, оставляя на них маслянистую пленку в виде отдельных «ножек». Потом чуть ли не засовывают носы в огромные бокалы, глубоко вдыхая.
– Ах, божественно! – восклицает Елизавета Петровна. – Чудо!
– Да, неплохо, – вздыхает Сивко.
– Черт возьми! Жалко пить такое вино! – говорит Иван Таранов. – Это надо вкушать в последнюю минуту жизни! Перед тем, как отправиться в ад! Нектар в уста, и – в пекло! К чертям!
– Что, грехов много, Ваня? – усмехается Воронов.
– А у кого их нет? Чем больше денег, тем больше грехов.
– Вот тебе и формула, по которой можно вычислить, кто из нас больший грешник. Стоит только заявить размеры состояния.
– Да ведь все соврут, – равнодушно замечает Сивко.
– Ну, так пить мы будем? – нетерпеливо спрашивает Бейлис.
– Милочка, дайте же ему раскрыться. Наслаждайтесь.
– Мне это не дано. Покойный Левчик тратил на эту кислятину сумасшедшие деньги, чего я никогда не понимала.
– А что скажет наш юный друг? – Хозяин смотрит в упор на начинающего миллионера и коллекционера.
– Отлично!
– И это все? Что насчет платья и полноты?
– Дай же ему сначала сделать глоток, – вмешивается Елизавета Петровна. – Как он может определить полноту?
– Ну что, господа? – Сивко обводит сидящих за столом вопрошающим взглядом. – Я, пожалуй, решусь.
Он первым делает глоток, вслед за ним к дегустации приступают остальные. Глубокая и темная, как винная бочка, пауза. Оттуда, из глубины, раздается хрипловатый голос хозяина:
– Нет, не усталое. Несмотря на возраст.
– И не короткое, – весомо говорит Сивко.
– Да уж, и плоским его никак не назовешь, – кивает Таранов.
– Характер вина достойный, – подводит итог Воронов. – Гармоничный и живой. А что наш юный друг скажет?
– Присоединяюсь к вашим словам. Достойное вино.
Бейлис хватает свой бокал, выпивает вино одним глотком и спрашивает у Зигмунда:
– А нет ли чего-нибудь покрепче?
– Удивляюсь, как с вами жил Лев Абрамович, – холодно говорит Елизавета Петровна.
– Половой жизнью!
– Налейте девушке водки, – усмехается Иван Таранов. – Жалко, что ли?