Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 29 из 109

La Virgen del Sagrario, пожалуй, первая действительно испанская Мадонна, одетая и коронованная в традиционной манере, которую отмечают многие путешественники; но в испанской глубинке обнаруживаются другие, в городских и в деревенских церквях, — все в тех же одеяниях, ниспадающих от плеч широким конусом. Каждый город в Испании желает верить, что его Богородица одета богаче всех в стране, и всегда с гордостью монах или священник поспешно вытаскивает сундук за сундуком, чтобы показать посетителям содержимое ее гардероба. В Толедо я слушал священника, который серьезно объяснял группе туристов, что мантии La Virgen del Sagrarioбыли самыми драгоценными и изысканными в стране и ничего столь прекрасного не существовало больше нигде. Затем он помолчал секунду и с сожалением закончил: «Разве что, быть может, в монастыре Пресвятой Девы Гуадалупской в Эстремадуре».

— Как удивительно! — услышал я шепот одной англичанки, обращенный к ее компаньонке. — Все эти расшитые одежды — для статуи!

Я заметил, что многих английских католиков приводит в некоторое смущение испанская практика одевания Богородицы, «словно Она — кукла»; но если это дополнение священного образа призвано вызывать благоговение и почтение, тогда я считаю эту практику полностью оправданной, поскольку загадочные Богоматери, по моему мнению, — одно из самых впечатляющих и незабываемых зрелищ в Испании. Этот обычай также освящен неисчислимой древностью. Древние египтяне не только одевали статуи своих богов, но подкрашивали их лица, и мы знаем, что божества Греции наряжали в великолепные торжественные одежды; существовали даже специальные чиновники, чьей обязанностью было одевать древнюю статую Афины Полии на Акрополе. Статуе Геры на Самосе принадлежал обширный гардероб из многих цветных одежд — белых, синих, алых, пурпурных и пестрых, чьи названия и цвета сохранились в записях. Следует также сказать, что те королевы Испании, которые делали мантии для статуй Богоматери из собственных парадных одежд, также следовали обычаю, практиковавшемуся в античном мире.

Поэтому вполне оправданно человеку, смотрящему на одетых Мадонн Испании, их мантии кажутся византийскими, короны создают атмосферу безвременья, и не всегда легко удержаться разумом в христианской эре, когда мысль летит, пронзая столетия.

Я посетил сокровищницу, с ее золотом и серебром, ее Эль Греко и Гойей, ее готическими сундуками, набитыми огромными необработанными камнями, и мне, как и всем прочим, поведали, что огромная дароносица, которая весит около ста пятидесяти килограммов, сделана из первого золота, привезенного из Америки и преподнесенного Колумбом королеве Изабелле. Эта история вводит в заблуждение. Внутри большой дароносицы находится меньшая, достаточного размера только для того, чтобы вместить чашу для святого причастия, и именно она сделана из золота, которое добыто в Америке — или где-то еще; в любом случае, она пришла из сокровищницы королевы в те времена, когда первое американское золото потекло в Испанию. Каноник рассказал мне, как во время гражданской войны бесценные сокровища собора выносили в величайшей тайне и прятали в скальных туннелях, которые тянутся лабиринтом под так называемым домом Эль Греко. В этой жуткой могиле — один из многих известных толедских колдунов использовал туннели для своих экспериментов в средние века — сокровища спрятали столь удачно, что, говорят, некоторые так и остались под землей. Каноник упомянул вскользь, что семьдесят или восемьдесят священников были убиты коммунистами в Толедо.

Я прошел в верхнюю часть крытой галереи и спросил старую женщину, вязавшую на солнышке, где я могу увидеть Гигантонов. Она громко крикнула: «Амелия!», и из-за угла появилась жизнерадостная женщина со связкой ключей. Она отперла комнату наподобие тех, где плотники хранят декорации, и я увидел вдоль стен фигуры — некоторые около двадцати футов высотой — великанов и великанш, которых носят на народных церковных празднествах вроде праздника Тела Христова. Главные герои, конечно же, Фердинанд и Изабелла, в коронах и королевских одеяниях, и мавры с тюрбанами и чудовищной величины ятаганами. Некоторые из этих фигур прекрасно скроены, а тела всегда сделаны из легкого камыша или лозы, так чтобы их можно было нести по улицам с помощью человека, стоящего внутри каркаса. Старые Гог и Магог, которые погибли, когда лондонский Гилдхолл загорелся от бомбы, также имели тела из лозы, чтобы они могли «идти» в процессии, а новые Гог и Магог сделаны из прочного дерева. Гиганты Толедо имеют разнообразный двор из Cabezudos, или Большеголовых: это огромные маски из папье-маше, которые надевают на плечи. Они обычно представляют собой карикатуры на человеческие типажи, всегда великолепно раскрашены и часто ухмыляются весьма устрашающим образом; с ними надевают особую одежду — бывает даже, прекрасные костюмы и платья из парчи восемнадцатого века. Во время праздника Большеголовые ходят в толпе и преследуют людей, а некоторые из них носят с собой пузыри, которыми шлепают девушек. Мертвенное подобие жизни и застывшие улыбки делают Cabezudosбезгранично более пугающими, чем любой фильм ужасов.





Тысячи этих чрезвычайно горючих фигур спалили во многих странах в ранние дни Реформации, поскольку праздник Тела Христова был одним из первых церковных празднеств, которые запретил Лютер. То тут, то там встречаешь соломенного великана в протестантской стране, оставшегося от средних веков и спасшегося, вероятно, благодаря тому, что его домом была городская ратуша, а не церковь. Помню, к примеру, чудесного гиганта героического типа в старой палате мер и весов в Амстердаме.

Амелия оказалась весьма разговорчивой особой и назвала мне имена всех великанов и их жен. Я спросил, слышала ли она когда-нибудь об Анне Болейн. Она покачала головой. Я спросил еще раз, но на этот раз придал имени испанское звучание: Ана Болена. О, да, конечно, она знает Ану Болену! Все в Толедо знают Ану Болену! Если мне интересно, она покажет мне Ану Болену в конце комнаты. Она провела меня к холщовому дракону, и на спине этого создания сидела уродливая маленькая кукла с растрепанными волосами, одетая в какую-то старую цветастую тряпку. Это была Анна Болейн. Чтобы показать мне, как дракон и Ана Болена выступали в процессии, Амелия влезла в каркас под холстиной. Раздался громкий треск, и дракон внезапно вытянул шею, высунул язык и втянув обратно, и в то же самое время Ана Болена заплясала из стороны в сторону на его спине. Я спросил Амелию, знает ли она, кем была Ана Болена. Амелия ответила, что всегда слышала, что это такая злая женщина, которой пришлось ездить на спине дьявольского дракона, потому что она совершила много тяжких грехов. Память о разводе Екатерины Арагонской и Реформации сохранилась в Толедо в форме этой безобразной маленькой куклы! Но Амелия также сказала, что это не первая Ана Болена. Старая Ана Болена не была уродливой, а наоборот, имела очень красивое личико, но во время одной из процессий ее голова отвалилась, и кто-то — возможно, турист — украл голову, пока та лежала на полке в ожидании ремонта. Найти ее не удалось. Бедная Ана Болена потеряла голову; где-то нашли уродливую головенку и приделали вместо старой.

Кальдерон выбрал Анну Болейн на роль злодейки в своей пьесе «La cisma de Inglaterra», и испанцы, с которыми я обсуждал ее память в Испании, вроде бы считают, что в некоторых частях страны оно до сих пор используется как ругательное слово для женщин со скверным характером, а один рассказал мне, что в Пуэбла-де-Санабрия в Галисии этим именем награждают ведьм. Но современная Испания то ли позабыла столь старые и болезненные события, то ли предпочитает видеть вторую жену Генриха VIII в роли соблазнительницы; как-то раз в мадридском кинотеатре я увидел мелькнувшее на экране рекламное объявление: мол, если хочешь быть красивой, нужно пользоваться губными помадами и кремами для лица марки «Ана Болена».

До того, как начал изучать могилы Испании, я не осознавал, насколько весомы были притязания Филиппа II на английский трон. Полагаю, католический составитель генеалогий во времена Армады отдал бы бесконечно большее предпочтение его кровной связи с домом Ланкастеров дальним связям Тюдоров и Елизаветы с домом Йорка; и возможно, окажись Армада действительно непобедимой, мы бы еще много услышали об этом.