Сказочник

— Э-э-э… сэр, я подал вам «мустанга», сэр.

У него зуб на зуб не попадает. Нервная личность. Есть в этом нечто абсурдное — бояться Смерть ПОСЛЕ смерти. Хотя, по справедливости, не он один такой. К теневому миру обычные косарии сотрудники(те, кто не забирает души, но входит в обслуживающий персонал офиса — шоферы, счётчики, секретари) привыкают быстро, а вот Бездна страшит своей неизведанностью. Но мой шофёр весьма нестандартная тень. Я сажусь в «мустанг», он заводит машину, — заметно, как трясутся руки. Постоянно оглядывается, в зеркальных тёмных очках — моё отражение. Автомобиль взмывает в воздух — строго вертикально, — и делает плавный разворот.

Я доволен. Не у каждого в этом мире водитель — Элвис Пресли.

Глава 5

Смерть и Элвис

(полёт между Дамаском и Санкт-Петербургом)

…Я не скажу, что путь долгий, но в то же время не назвал бы его коротким. У «мустанга» конкретно моей загробной модели скорость побольше «конкорда» — обычный самолёт летит из Дамаска в Питер пять часов, я же вполне управляюсь за тридцать минут. Знаете, это выгодно — оставлять в призрачном мире передовых учёных, не отпуская их в Бездну. На меня работают Эйнштейн, Туполев, масса других крупных и мелких специалистов. И, как видите, дела идут отлично. Конечно же, я и сам в состоянии переместиться в любую точку Земли. Раньше я так и делал, но сейчас, увы, понимаешь — иногда необходимо поработать на имидж. Британская королева часто ездит в карете с лошадьми в упряжке и лакеями на запятках. Я действую примерно так же, хотя это и вгоняет меня в грусть. Смерть стала заложником мифов человечества о ней. А потом? Тут всё меньше и меньше людей верят в богов, скоро скажут — никакой Смерти не существует, мы попросту перемещаемся в другую биосферу.

И что тогда делать?

По-вашему, я зря волнуюсь? Напрасно. Вы только посмотрите, что сделал атеизм с миром живых. Стоит человечеству перестать верить в кумиров, как оно автоматически сходит с ума. Рим прекратил чествовать Юпитера — и лёг, как шлюха, перед толпами варваров. Русские пошвыряли истуканов Перуна и Даждьбога в реки, — и монголы паровым катком раскатали мелкие княжества Руси. Ацтеки наплевали на Кетцалькоатля, обратившись в католичество, — где теперь их держава? Нет-нет, и не уговаривайте. Если этим существам так нужно, я ещё поработаю клоуном в чёрном плаще. В конце концов, мне не привыкать.

Я кидаю скучный взгляд на водителя. О, давно хотел ему сказать…

— Меня всегда поражало, почему твоя музыка была популярна.

— Я сам этому удивлялся, — быстро соглашается он. — Но утверждали — мой голос хорош.

Я довольно щёлкаю шейными позвонками. Машина несётся, пронизывая облака. На борту — Смерть и Элвис. Имейся у меня талант, я сочинил бы песню с таким названием.

— Да, сейчас это редкость, — подтверждаю я. — Современные напевы звучат настолько вторично и убого, что самой Смерти хочется сдохнуть после первых аккордов. Когда я заберу души Джастина Бибера или Ваенги, то заставлю обоих три года подряд крутить свои же песни. Вот тогда им легко поверится в существование ада. С сотворения мира я переслушал слишком много хитов. Вот как ты думаешь, что за музыка мне нравится?

— Вам должно быть по душе нечто мрачное, сэр, — отвечает Элвис своим фирменным голосом, обеспечивавшим куче девушек первый оргазм на концертах. — Такое вот… вроде Вагнера или симфоник-метал. Зловещее и завораживающее, с запахом Средневековья…

— Ну, ты и завернул, — хмыкаю я. — Тебе вообще известно, чем пахло Средневековье? Главная вещь, раздражающая меня со времён изобретения Интернета, — претензии на всезнайство. Никто и ни о чём не в курсе, но обязательно выскажет свою точку зрения. Я хорошо помню средневековый Париж, от земли до облаков забитый ароматами кислой блевотины, гниющего мусора и разлагающихся чумных трупов. Этот парфюм ты имел в виду? Тогда бы, дорогой мой, я слушал гриндкор — нечто такое вроде Anal Cunt.

— Как вам угодно, сэр, — пугается Элвис. — Признаю свою ошибку, сэр.

— Да твою мать, не в этом же дело! — завожусь я. — Для меня любая музыка всегда была посторонним шумом, какофонией — мрачная или нет, значения не имеет. Это вы, вы сами себе вбили в голову, что я мрачный. Да с чего? Я знаю наизусть миллион анекдотов — коллекционирую с основания человечества. Мне нравятся хорошие выступления стенд-ап комиков, даже «Камеди клаб» раньше смотрел, пока он не скатился в говно. Наконец, качественные смешные комедии — то, что доктор прописал. У меня хреновая работа, мистер Пресли, и мне надо расслабляться. По твоему мнению, если я за сутки нагляжусь кровищи, оторванных голов, выпущенных кишок, то потом приду домой, включу телик и опять начну любоваться внутренностями? С удовольствием забрал бы души всего персонала НТВ… Если включить их канал — полный эффект посещения мясной лавки.

— Никто не будет плакать по НТВ, сэр, — соглашается Элвис. — Скажу вам, сэр, по секрету — временами мне кажется, что я давным-давно вошёл в Бездну и попал в ад. Серьёзно. С каждым днём мир живых становится всё хуже. Разве могут процветать в реальности такое убогое телевижен, страшно чудовищная мьюзик и столь отвратительные фильмы? Нет. Это морок, королевство кошмаров. Вероятно, местное население состоит в секте абсолютных пофигистов, или все подключены к единому аппарату, закачивающему в мозг ЛСД. Иначе люди давно бы уже разгромили эту фрик-богему и свергли правительство.

Я недовольно морщусь.

— Чем больше революций, тем меньше мест на кладбищах, — размышляю я, не скупясь на осколки льда в голосе. — Я вообще сторонник авторитарных режимов — не таких, как у Мао. Российский подойдёт. Полное болото в смысле политики, зато мало трупов, и в крематориях оппозицию на удобрения не переводят. Существуй Дед Мороз, я попросил бы у него увеличить здесь продолжительность жизни, ввести запрет на продажу водки — и вообще получилось бы Государство Солнца в стиле Томмазо Кампанеллы.

— А Америка вам нравится, сэр? — робко спрашивает Элвис.

— Только продолжительностью жизни и культом здоровья. — Я смотрю в окно на серые облака. — Война в Ираке и Афгане, бомбёжки Ливии, а я у них как мальчик на побегушках — ношусь, души собираю. Когда Буш отбросит коньки, я возьму его в офис уборщицей.

Элвис не возражает. Это при жизни есть смысл быть патриотом, а когда ты умер, твоя национальность уже значения не имеет. Ты — безликая тень, твоя душа принадлежит мне. Мы летим высоко: если никто не видит, я превращаю машину из призрака в настоящую, — дверцы «мустанга» покрыты изморозью. Стараюсь не смотреть вниз. Понимаю, смешно, но… даже себе могу признаться только шёпотом: я… боюсь высоты. На заре появления человечества я и в страшных фантазиях не предполагал: скоро мне придётся носиться в облаках из одного конца Земли в другой.

Вам что, кажется это забавным? Нечего тут ржать!

Элвис вновь меняет тему. У него талант. Не был бы певцом — стал бы дипломатом.

— Вы когда-нибудь встречали Адама, сэр?

— Нет, к сожалению, — говорю я, снимая сосульку со своего человеческого носа. — И посему не уверен, что он не мифическое существо. Если бы Библия являла собой стопроцентно правдивую повесть, я захлебнулся бы счастьем. Там пишут: Адам жил до 920 лет, Ной — до 950, а Мафусаил и вовсе типа перевалил за 969 годков. Люди в возрасте почти тысячи лет! Это вечный отпуск. Я уехал бы на Мальдивы, снял бунгало и предался чтению книг. Нет, Элвис, я не работал в Эдеме и не встречал библейских персонажей. У меня вообще плохое впечатление от древнейших обитателей Земли. Первый, кого я провожал в Бездну, вёл себя крайне неинтеллигентно — орал, пытался укусить меня гнилыми зубами и ударил дубиной. Я, разумеется, не пострадал, но наглость поразительная. В тот момент я как-то сразу понял: вряд ли это Адам. Я не придерживаюсь и теории Дарвина… Люди напоминают скорее свиней, нежели обезьян. Но ведь откуда-то они здесь взялись? Теоретически, их создал тот, на кого я работаю… и кому официально подчиняюсь, пусть сие давно пустая формальность.