Между ангелом и бесом

Он поднял с земли платок и, не заметив, как в траву упала маленькая книжка, пододвинул к себе торбу. Стараясь не тревожить спящего Бенедикта, Гуча перебрал и осмотрел провизию, сложил горкой на ткани и завязал концы платка крепким узлом. Потом приладил к длинной палке, чтобы удобнее было нести на плече. Он надеялся, что растяпа ангел осознает ценность того, что ему доверили нести, и не потеряет узел с запасами где-нибудь в лесу. Все остальное улеглось на дно серой торбы. Мешочек с золотом для расчета с местным населением переко­чевал на пояс, туда же Гуча прицепил фляжку со спиртным. Закончив дело, он прислонился спиной к дереву и задремал.

Утро вступило в свои права. Яркое солнце осветило мир. Шустрые лучи про­бились сквозь кроны деревьев и разбудили лес. За­пели птицы, зашелестела листва. Где-то забарабанил дятел. Озорной лучик наткнулся на спящего чело­века, поиграл, переливаясь на золотом шитье одежды, добрался до лица, пощекотал нос, прыгнул в глаза. Бенедикт чихнул и проснулся. С удовольствием потянулся, разминая затекшие за ночь руки и ноги. Медленно открыл глаза и замер: напротив сидел че­ловек, ничем не напоминающий Гучу — въедливого и ироничного черта, который сделал хорошую карь­еру в преисподней.

Нет, теперь это был мужчина лет тридцати с чер­ными, как смоль, волосами. Лицо, спокойное и уми­ротворенное во сне, все же было лицом хищника. Нос с горбинкой напомнил ангелу клюв большой птицы. Тонкие губы были плотно сжаты. Квадратная челюсть говорила о том, что человек решителен и опасен. Брови черной полосой взлетали к вискам. Даже ресницы показались ангелу оружием — они были похожи на обломки иголок.

Незнакомец открыл глаза и пригвоздил Бенедикта к месту взглядом угольно-черных глаз.

— Не бойся, свои.— Брюнет усмехнулся, и на его щеках появились знакомые ямочки. Ангел вздохнул с облегчением.

Немного поплескавшись в протекающем по дну оврага ручье, Бенедикт присоединился к спутнику — тот уже с аппетитом уплетал хлеб. Присев рядом, юноша сначала с опаской посмотрел на еду, потом осторожно взял маленький кусочек сыра и, распро­бовав, во второй раз удивился приятности этого спо­соба восполнения энергии. Минуту спустя он уже с удовольствием уплетал за обе щеки все, что лежало на салфетке — жевал хлеб и сыр, хрустел огурцами и редиской, надкусывал чеснок, уже не боясь его жгучести. Гуча, открыв рот от изумления, смотрел, как с молниеносной быстротой исчезает еда, а Бе­недикт, прикрыв от удовольствия глаза, шарит ру­ками по салфетке, хватая то одно, то другое.

— Да, парень, дистрофия тебе не грозит,— мед­ленно произнес черт, улыбаясь щенячьему восторгу

ангела.

— Извините,— прошептал Бенедикт и покраснел как вареный рак,— я, кажется, немного увлекся.

— Да ничего, не жалко,— засмеялся брюнет,— вот только бы живот с непривычки не заболел. Ты первый раз в таком теле?

— Да.— Бенедикт громко рыгнул.

— Значит, тебе предстоит испытать обратную сто­рону этой вкусовой оргии, и кажется... Что, уже?

Ангел пулей понесся в кусты. Через минуту по дну оврага поплыл тяжелый и очень неприятный запах. Гуча в ожидании продолжения шоу раскурил трубку и пустил длинную струю сизого дыма, чтобы немного перебить вонь.

Бенедикт появился не скоро, пунцовый от сму­щения и немного ошарашенный.

— Ну и как? — поинтересовался черт, наслаж­даясь спектаклем.

— Странно,— ответил ангел,— в учебнике по ана­томии человека это описано по-другому. Я думал, что это гораздо приятнее.

— Все, ангелок, зависит от того, с какой точки зрения ты подходишь к вопросу. Хотя, с какой ни посмотри, понос, он всегда приятней запора,— фи­лософски заметил Гуча.

— Как понос? Я думал, это оргазм! — почему-то обиженным тоном произнес Бенедикт.

— Ор... Ор-р-газм? — Гуча упал на траву и захо­хотал так, что с ближайших деревьев взлетели пти­цы.— Девственник!

— А что в этом смешного? — пробурчал ангел.— Дядя говорит, мне еще рано.

Гуча ничего не ответил. Ангел тоже притих — вспомнил последнюю встречу с дядей и события, которые привели их с Гучей в этот овраг.

Его дядя устал...

Ручеек маленьких недоразумений превратился в лавину катастроф и провалов. Многочисленные со­вещания и регулярные головомойки, которые Боль­шой Босс устраивал подчиненным на частых совещаниях, только усиливали неразбериху и совершенно не помогали.

Когда-то, давным-давно, они жили совсем иначе.

Энергомир населяли подвижные, почти всемогу­щие существа, чуть-чуть отличавшиеся друг от друга. Вот это «чуть-чуть» и стало причиной долгой и вы­матывающей обе стороны войны.

Дело в том, что одни жители Энергомира — на­зовем их верхними — поглощали энергию из окру­жающей среды и запасали на будущее, сгущая вокруг головы таким образом, что она образовывала вокруг их одухотворенных лиц сияющие нимбы. Верхние отличались изящным сложением, светлой кожей и твердым убеждением, что именно они самые умные, добрые и красивые.

Нижние имели приятную на ощупь шерстку чер­ного цвета, на голове — две маленькие антенны, а длинный хвост с кисточкой на конце был предметом их гордости.

Нимбоносные обладатели крыльев не могли по­нять, как можно гордиться явным атавизмом, и счи­тали соседей дикарями, варварами и отсталой на­цией. «Дикари» окрестили их занудами и то и дело интересовались, зачем они таскают за спиной крылья и уделяют столько времени уходу за ними. К чему эти крылья, когда есть такой простой способ пере­движения в пространстве, как телепоргация? В об­щем, нижние не упускали случая уязвить гордецов, а то и подстроить какую-нибудь пакость.

Нимбоносцы долги привыкли платить и в ответ на провокации разворачивали боевые действия.

Среда, которую населяли воинственные существа, чутко реагировала на мысли аборигенов. В результате Энергомир, где реальность была очень зыбкой, гро­зил превратиться в руины.

И вот тогда-то Большой Босс придумал ИГРУ.

Он предложил перенести военные действия в па­раллельные миры и вести их руками существ, которые те миры населяют.

Предложение признали гениальным и срочно вве­ли в обращение такие величины, как Добро, Зло, Вера, Искушение, Соблазн и многие, многие другие. На общем собрании приняли правила игры и...

И игра стала смыслом жизни целого мира. Она помогла выплеснуть в параллельные измерения аг­рессию, напряжение, ненависть.

Миллионы людей, и не только они, жили по пра­вилам, написанным здесь — в Энергомире. Отдел Веры придумывал религии, сектор Искушений давал определение порокам и проверял на прочность веру, в редакции писались сценарии жизни как целых ми­ров, так и отдельных особей.

Бывшие непримиримые противники и сами не заметили, как стали коллегами, увлеченными общим делом.

Энергомир тоже менялся — его приспосабливали для новых нужд до тех пор, пока он не стал похож на огромный научно-исследовательский институт. Или на контору. Даже его обитатели, переняв где-то в параллельных мирах меткое людское выражение, стали называть свой дом канцелярией. А точнее — Небесной Канцелярией.

Верхних, опять-таки с легкой людской руки, стали называть ангелами, нижних — чертями и бесами, и только Большой Босс остался Большим Боссом, хотя...

В некоторых измерениях его называли БОГОМ.

И вот сейчас он сидел и размышлял о том, что его подчиненные слишком легко перенимают людские привычки, о том, что часто нарушается иерархия, участились случаи невозвращения, особенно среди молодежи. Им, видите ли, скучно в канцеля­рии.

Босс вздохнул и приказал себе успокоиться. Когда он нервничал, нимб перегревался, а это грозило об­лысением. Он сосредоточился на делах.

А дел было немало. В одном из параллельных измерений игра дала сбой. Мир живет вне сцена­рия — сам по себе. Пропала одна из ключевых фи­гур — и все встало с ног на голову. И ни черти, ни ангелы не знают, что делать.

Этот мир использовался для обучения молодежи, и никто особо им не интересовался, а случился непорядок — и голова болит у него, у самого главного начальника.