Между ангелом и бесом

Юноша размахивал при ходьбе рукой, и от этого широкий, с оборками рукав трепетал, словно флаг. Зажатая в изящных пальцах белая роза благоухала, но дивный аромат едва пробивался сквозь вонь — от парня несло потом, как от жеребца, только что выигравшего скачки.

На плече у богатого юноши лежал посох с закрепленным на конце узлом. Густые белокурые кудри венчала зеленая шляпа с маленькими полями, украшенная длинным фазаньим пером.

При взгляде на пешехода всякого поразило бы выражение его лица, чуждое страстям и треволнениям. Но вот собаки при его приближении почему-то поднимали лай. Вот и сейчас маленькая собачонка но­ровила ухватить его за пятку.

Ближе к лесу собака отстала. Высокие деревья загородили солнце, подарив долгожданную тень. Свежий ветерок принес прохладу. Смеркалось. Дорога становилась все уже и уже, пока не превратилась в едва приметную тропку.

Юноша шел все тем же размашистым шагом, не обращая внимания не цепляющиеся за штаны колючие ветви кустарника. Тропинка оборвалась на краю довольно глубокого оврага. Юноша сделал движение руками, будто собирался взлететь, шагнул вперед, и... покатился вниз по каменистому склону, безуспешно пытаясь уцепиться за корявые кусты, раздирая руки о колючки и мысленно прощаясь с жизнью.

Однако приземлился он на удивление мягко, лишь несколько мелких камней больно ударили по ногам.

  — Неправильная среда обитания! — возмущенно пробормотал молодой человек и вдруг понял, что под ним кто-то есть.

 — Морда лица у тебя тоже неправильная... будет... сейчас…

Юноша опустил глаза на нечаянного спасителя и отшатнулся.

— Гу... Гу… Гуча,— заикаясь, произнес он.— Гуча.

 — Гуча  — Гугуча,— передразнил  тот,— слезь с меня, остолоп. Куда коленом, урод!

После хорошего тычка под ребра парень откатился в сторону и замер, устремив взгляд на звезды. Гуча встал, отряхнулся, подошел к горевшему неподалеку костерку и проворчал:

— У тебя, ангелок, появилась вредная привычка падать на меня каждые семнадцать лет.

Семнадцать лет назад ему предстояло получить премию за досрочно выполненную работу и потом провести отпуск в одном ну очень интересном месте. Что греха таить, премию он заслужил не совсем че­стно — дал кому следовало на лапу и, узнав план предстоящей работы, быстренько соблазнял, обма­нул, в общем, сделал все, чтобы главные герои какого-то там мира не встретились и прожили несча­стливую жизнь друг без друга.

Душа шла и радовалась, и, может быть, впервые в жизни Гуче захотелось поделиться этой, звеневшей внутри радостью. Или выплеснуть ее как-то иначе. Ну просто распирала она его!

Коридор был пуст, а искушение велико. И Гуча решился. Цокая копытами по мраморным ступеням, он подпрыгнул раз, другой. Потом, радостно рас­смеявшись, подкинул вверх красную папку с важ­ными документами. Потом оседлал перила и съехал вниз, вопя во все горло. Потом почувствовал, что влип...

Влип во что-то инородное и очень противное его натуре. Во что-то хлюпающее и копошащееся.

Организм вдруг взбунтовался и стал выдавать странную информацию. Точнее, информация была нормальной, но поступала необычным образом и почему-то дублировалась. Гуча не мог тогда понять, что он видел, слышал, чувствовал.

Глаза смотрели одновременно вперед и назад, один точно находился под коленкой, другой моргал где-то на спине, третий (третий?!) удобно располо­жился на локте, но, кажется, был еще и четвертый. Нечто, нахально вломившееся в его тело, дерга­лось, хлопало крыльями и так отчаянно вертелось, что Гуче не удалось не только разъединиться, но и просто успокоиться, потому что его собрат по не­счастью испытывал отчаяние и стыд.

Все это кончилось тем, что копошащийся комок сбил с ног почтенного беса — непосредственного Гучина начальника.

—Все,— прошипел начальник, пытаясь прила­дить на место отломленный при столкновении рог,— все! Мое терпение кончилось! Можешь проститься и с премией, и с отпуском тоже!

— За что? — просипел Гуча, пытаясь оторвать от себя идиота, который умудрился телепортироваться на занятое место.

— За неуважение к начальству,— ответил бес и гордо удалился.

— Придурок,— шепотком выругался несостояв­шийся отпускник.

— Брань идет вразрез с принятыми этическими нормами,— прозвенело в одной на двоих голове.

— Знаешь, где я эти нормы видел! Отцепись от меня! Увидит кто, такой конфуз получится — насме­шек не оберешься!

К счастью, вокруг было пусто, иначе многоруко-многоногое существо с грязно-серыми крыльями, хвостом, рогами и нимбом непременно привлекло бы толпу любопытных.

— Недотепа, — ворчал черт, освобождаясь от ан­гела.— Поиск свободного пространства проводится автоматически — этому в младенчестве учат!

— Помню, только мне не везет, как бы я ни рассчитывал,— едва не, плакал виновник.— Я даже ре­шил на перила телепортироваться, чтобы только слу­чайно не столкнуться с кем-нибудь.

— Не ной, птичка склеротичная, лучше скажи, как убыток возместишь!

— Какой?

— Он еще спрашивает! Меня премии лишили, а он спрашивает! А кто, скажи на милость, бесу рог крылом отломил?

— Я.

— Правильно.— Гуча привел в порядок одежду и подобрал красную папку. — Значит, премию мне тоже ты выплатишь.

— Логично,— согласился ангел и добавил: — Дя­дюшка заплатит. Поворчит немного и заплатит — он всегда так делает.

— А как зовут такого выгодного дядюшку? — спросил Гуча, разглядывая чудака, который на не­сколько минут стал его сиамским близнецом.

Неуклюжий блондин был тощ, неопрятен и очень расстроен. В огромных голубых глазах блестели сле­зы, а белые локоны, казалось, никогда не встречались с расческой. Он так мало походил на ангела, что даже пара пыльных крыльев и съехавший набок нимб не убеждали в этом.

И это символ святости и чистоты! Ха!

Вон, у Большого Босса ни сестер, ни братьев нет, а племянник имеется. Откуда, спрашивается, взялся? Непорочное зачатие?

— Так кто же твой дядя?

— Большой Босс.

— Господи... — выдохнул черт, бледнея.

Дело в том, что ангел Бенедикт, он же племянник Большого Босса, был самым невезучим существом в Энергомире. Не ангел, а концентрированная неприятность! Все знали, что встретить Бенедикта с утра — к мелким неприятностям, в полдень — к по­нижению в должности, а вечером — к скандалу с тещей. И чем ближе подойдешь к нему, тем больше проблем.

Гуча подумал о том, чем грозит ТАКОЕ(!) близкое знакомство, и похолодел. Если бы он тогда знал...

— Если бы я тогда знал...

— Простоте, пожалуйста, что я на вас упал, — про­лепетал Бенедикт, прервав воспоминания черта.— Я забыл, что у меня больше нет крыльев.— Бывший ангел отыскал посох и узел и неуклюже, как-то боком подвинулся к огню, сел напротив Гучи и, заиски­вающе глядя ему в глаза, снова прошептал: — Извините, пожалуйста.

— Птичка-переросток Ворона! — кипел правед­ным гневом черт.— Ты хоть понял, что натворил?

— Я же не специально.— Бенедикт чуть не плакал.

Он прекрасно помнил тот случай с телепортацией. Семнадцать лет прошло, а забыть не получается. С кем-нибудь другим вспыльчивый черт затеял бы дра­ку, а ему даже не нагрубил — так поспешно рети­ровался, что не заметил, как перепутал папки с документами.

Это воспоминание до сих пор причиняло боль. Ангел заплакал.

— Да я не про падение, я вообще. Что ты накатал в том листочке? Где принца искать будем? — про­должал бушевать Гуча.

— Не знаю,— пробормотал Бенедикт.

— Не реви, развел тут слякоть. Ты чего так вы­рядился? — спросил черт, обратив внимание на одежду недруга.

— Красиво,— вздохнул ангел, то ли проигнори­ровав вопрос, то ли отвечая на него. — Тут все кра­сиво — и небо, и солнце, и звезды. А цветы? Гуча. ты видел цветы? Это же чудо! Дома все белое или серое, никаких оттенков, все прямые линии да утлы! Здесь же я чувствую себя, чувствую себя... челове­ком!!!

Черт искоса посмотрел на собеседника и рассме­ялся.

— Расслабься, Бенедиктушка, человека из тебя все равно не получится.