Страница 2 из 10
Иван вновь поспешил в обоз и застал жену там же, где оставил, в уютной, хорошо протопленной кибитке Хардиных, по-прежнему оживленно беседующую с Лизой. Она рассказывала подруге, что ощущает и чувствует при беременности. Увидев Ивана, Лиза тактично оставила их вдвоем.
- Поля, послезавтра вся Армия выступает на юг к Урджару. Я с полком остаюсь в арьергарде, вас прикрывать,- шепотом, чтобы раньше времени не распространять слух об отступлении сообщил Иван.
- Как… так быстро… без всякого боя?… Но это же означает, что красные теперь точно придут в Усть-Бухтарму. Господи, что же будет с папой, с мамой?…- сразу сообразила, чем грозит очередное отступление Полина.
- Бог даст, все образуется. Тихон Никитич, он ведь ни в чем не замешан, его и спрашивать не за что. А атаман он не назначенный, а выборный,- пытался утешить ее Иван.
- Найдут за что, и твоих тоже. Неужто, нельзя их остановить!? У Анненкова же целая армия!- негодовала Полина.
- Нельзя Полюшка… Я это под Петропавловском понял. У Колчака таких армий несколько было, и то они их остановить не смогли. Их намного больше чем нас, и организация у них лучше,- со вздохом покачал головой Иван.
- А у Анненкова разве плохая организация. Я тут посмотрела, послушала… все на него надеются, боготворят, его приказы - закон,- возражала Полина.
- Это только здесь, у атамана, он человек жестокий, волевой. А так, в большинстве других белых частей почти сплошь безвольное командование и отсутствие дисциплины…
С утра 15-го декабря, по небольшому морозцу Армия, артиллерийский парк, а за ними огромный, разбухший обоз двинулись на юг. Иван с полком оставался в Сергиополе, ждать главные части корпуса Бегича, авангард которых уже начал занимать места дислокации уходивших анненковцев. Корпус Бегича тоже имел большой обоз с беженцами, только в отличие от Семиреченской Армии здесь боевые части и обоз шли вперемешку, так что со стороны казалось, что там гражданских лиц и детей больше, чем солдат и офицеров. Они отступали почти не “огрызаясь”, не пытались контратаковать противника, позволяя отсекать от себя “куски”, при этом остальные спешили уйти прочь, даже слыша крики о помощи расстреливаемых и насилуемых. Особенную жестокость проявляли, конечно, красные партизаны из крестьян-новоселов, активно помогавшим регулярным частям добивать белых.
Согласно приказа, Иван должен был дождаться прихода штаба Бегича и отходить вслед за Армией. Но он при виде этого воинства понял, что если все сделает, как предписывал приказ, то красные, скорее всего, тотчас же выбьют части Бегича и из Сергиополя, и те по инерции побегут дальше. Чтобы дать время отступавшим, а фактически безостановочно бегущим частям хоть немного прийти в себя, он решил атаковать, передовые подразделения преследующих красных.
Опыт, приобретенный под Петропавловском помог. И здесь успех атаки предопределил элемент полной неожиданности для красных. Они уже успели привыкнуть к беспорядочному пассивному бегству противника, а тут, вдруг, откуда ни возьмись, их атаковала свежие, боеспособные белые, не измученные, на сытых конях. Атака в конном строю одной сотней в лоб, скоротечная рубка и авангардная сотня красного полка обращена в бегство. Другие две сотни атакуют с флангов основные силы красных. И тут сказалось преимущество относительно свежих коней белых над уставшими от марша красноармейскими. Не выдержав натиска, красные начинают отступать. Преследовали их недолго, больше для вида. Иван отдал приказ подобрать своих убитых и раненых и возвращаться в Сергиополь. Потери для такого боя оказались невелики, двое казаков убиты, один павлодарец, второй из станицы Шульбинской из под Семипалатинска, и шестеро раненых. Красные понесли куда большие потери. По дороге назад казаки насчитали только зарубленных и застреленных шестнадцать красноармейцев, да еще добили девятерых раненых, которые не смогли уползти и спрятаться. Убитых казаков похоронили вечером того же дня на местном кладбище, а наутро, отдохнув, выступили вслед за своими.
Купец Хардин ехал в “отступ” на шести повозках. Управляли им его доверенные люди, приказчики, служившие у него, имелась и прочая прислуга, жене и дочке даже прислуживала их горничная. Много чего вез с собой Ипполит Кузмич, чего там только не было, и запас продуктов, и всевозможные обиходные вещи, одежда и белье, в том числе наряды жены и дочери. Две повозки нагрузили всевозможным мануфактурным товаром, которым купец собирался торговать там, где будет суждено остановиться надолго, в Семиречье, так в Семиречье, ну а если придется уходить в Китай, то и в Китае.
Уже более двух лет не видевшие друг друга подруги первые дни буквально не могли наговориться. Лиза, казалось, готова была этим заниматься сутки напролет. Даже некоторое беспокойство за судьбу остававшегося в Семипалатинске интендантского капитана из второго степного корпуса, с которым у нее в последние полгода были определенные отношения, не могли сильно испортить ее настроения. Но Полина, будучи раньше едва ли не такой же болтушкой и хохотушкой… Сейчас, в процессе, вроде бы непринужденного разговора под скрип колес повозки, она могла вдруг впасть в непонятную для окружающих задумчивость, отключиться от всего: она думала об Иване, возможно где-то за этой метелью ведущего бой… отце, матери, свекре и свекрови оставшихся в станице, в которую уже, может быть, пришли большевики. Ее беспокойство несколько ослабло на третий день пути - полк Ивана догнал армию, и он вскоре наведался в обоз, длинной змеей вытянувшийся по грязному снегу, тонким ковром покрывавшим почтово-земский тракт Семипалатинск-Верный.
Основные силы и штаб Семиреченской Армии расположились в станице Урджарской. Сюда же вскоре пришло известие, что с запада через всю киргизскую степь от Кокчетава и Атбасара, через Каракаралинск на Сергиополь отступает также отрезанная от основных сил Колчака Оренбургская Армия атамана Дутова. Они безостановочным маршем преодолели около пятисот верст голой, безжизненной закаспийской степи. Была надежда, что под командованием самого войскового атамана Оренбургского казачьего войска придут более боеспособные войска, чем у того же Бегича и силы Семиреченской Армии существенно возрастут за счет оренбургских казаков. Хоть и неважно относился Анненков к Дутову, считая его одним из основных виновников поражения белых на Восточном фронте, но это известие его, несомненно, ободрило, и он решил помочь Бегичу удержать Сергиополь до подхода туда оренбуржцев. Ряд полков тут же развернулись и под командованием самого атамана вновь направились в Сергиополь, в том числе и полк Ивана. Вернулись анненковцы очень ко времени, ибо Семипалатинская группа красных в составе трех пехотных и двух кавалерийских полков, среди которых особой боеспособностью отличались кавалерийский полк имени Степана Разина, составленный из красных оренбургских казаков и пехотный интернациональный полк, где основной костяк составляли латыши… Так вот, красные наверняка бы опрокинула части Бегича, но совместными усилиями их наступление было отбито.
Незадолго до нового 1920 года Оренбургская армия подошла к Сергиополю с запада. Увы, надежды Анненкова на усиление его армии не оправдались. Дутовцы пребывали еще в более худшем состоянии, чем корпус Бегича, и с ними пришел просто ужасающих размеров обоз с беженцами. Вскоре обнаружилось и еще ряд неприятных “открытий”. С Дутовым в обозе прибыли семьи не только чинов Оренбургской армии, но и тех оренбуржцев, что с лета восемнадцатого года служили у Анненкова, вступив добровольцами в его отряд на верхнеуральском фронте. Эти семьи сразу же стали проситься, чтобы их перевели из оренбугского обоза в обоз Семиреченской армии, поближе к своим родным. Отказать испытанным боевым товарищам из своего Оренбургского казачьего полка атаман, конечно, не мог. Таким образом, обоз самой Семиреченской армии довольно существенно увеличился. Но самым ужасным оказалось то, что в Оренбургской армии свирепствовал, кося людей как косой, тиф…
2