Страница 52 из 57
— Спокойно, Андрей, — попросил Володя. — Спокойно, старик. В курсе всех вопросов товарищи из райкома партии. Продолжайте, товарищ капитан.
— Я хочу сказать, — вытирая лицо большим белоснежным платком, продолжил Петренко, — что работа вашего отряда в части охраны общественного порядка должна быть прекращена. Прекращена до того времени, пока мы не разберемся со всей этой историей. Пока грабитель не будет задержан.
— А если вы его вообще не поймаете? — крикнул Женька.
— Такого быть не может, — отрезал Петренко.
Больше никто не задавал вопросов капитану.
Как только за ним и не проронившим ни слова Симой захлопнулась дверь, поднялись и ребята. Володя не задерживал их. Ему было тяжело и хотелось остаться одному.
— Позор! Позор! — возмущался на улице Женька. — И ты, Андрей! Разве можно было все это слушать молча? Надо было драться!
На углу улиц Свердлова и Красной Женька простился с ребятами. Андрею показалось, что он дольше обычного задержал его руку.
Нинуся и Чудный брели сзади. Женька странно-странно посмотрел на них и махнул рукой. Он уходил, и горячие мысли бились в его голове. «Как же так, отряд, которому столько отдали, должен прекратить свою работу? А ведь все говорили: «Дело нужное». Сколько было планов, задумок… И все рухнуло…»
Из дневника Жени Бертгольца
Итак, я решил проникнуть в логово врага. Иначе я не могу назвать тех, кто грабит. Наш комсомольский отряд должен существовать, по-настоящему бороться с преступниками. Это дело я считаю своим комсомольским долгом, своей обязанностью. Пусть ребята потом назовут меня кустарем-одиночкой. Пусть! Я все равно сам найду грабителя. Я не верю, что бандит скрывается среди наших ребят. И я должен это доказать.
Мы были с Нинусей у Бергизова. Странный он парень. Странный и интересный. Смотришь на него — ломается, пижонится. Мне кажется, что по существу-то он не такой. Но что-то связывает Бергизова с его квартирным хозяином Красавчиком. Сима говорит, что Красавчика судили не раз уже. Может быть, через Бергизова и Красавчика я найду грабителя? Я понимаю, что это чертовски сложно. Надо быть смелым и осторожным. Я испытаю себя. И начну с них. Они будут первыми моими «друзьями» из преступной среды. Мне придется приложить все усилия, чтобы они мне поверили. Может, рассказать о моем плане хотя бы Андрею?.. Нет, не стоит. Я на них сердит: надо было драться за отряд, а они молчали, как рыбы, согласились с капитаном Петренко. Да и если скажу, они обязательно начнут отговаривать, а то, еще хуже, опекать меня. И весь мой план рухнет, провалится.
Нет, ребят посвящать в свою тайну я не буду. Пусть даже они начнут меня презирать. Это будет выглядеть естественно.
Зато потом, когда я выведу на чистую воду бандитов, представляю удивление ребят. Боря Чудный будет завидовать до слез. Эта история понравится и Нинусе.
Итак, с сегодняшнего дня я начинаю приводить план в действие. Сегодня я должен встретиться с Бергизовым и, если удастся, познакомиться и с Красавчиком.
В гостях
Когда Нинуся пришла к Бергизову, он лежал на диване, курил.
— Опять вы, — разочарованно проговорил он. — И зачем вы себе нервы портите? Непонятно. Хотя… шефство — сейчас это модно. И особенно модно перевоспитывать тунеядцев и воров. Девиц к этому делу приспосабливают. А бывает, что девицы влюбляются в жуликов, и воспитательный процесс накрывается.
Хамза хитро покосился в сторону Нинуси и, видя, что его рассуждения не нравятся девушке, продолжал:
— Девицы забирают получку у жуликов, вытаскивают их из ресторанов. Устраивают на работу. И воры уже не воры, а голубые незабудки.
Бергизов полагал, что Нинуся сейчас вскочит со стула, хлопнет дверью, но ошибся.
— В ваших словах есть доля правды, — мужественно отвечала Нинуся. — Но наша с вами дружба, я думаю, приведет к тому, что люди даже за глаза не будут называть вас сволочью.
Бергизов смутился только на минуту, потом заговорил развязно:
— А вы умненькая. С вами интересно потрепаться. Только знаете, мне некогда. И уходите-ка вы отсюда. Я на квартире живу. Мой хозяин не любит, когда в дом приходят незваные гости. Да и чего вы ко мне вообще привязались?
Бергизов явно начал нервничать и последние слова уже не говорил, а выкрикивал:
— Я знаю, вы еще и на киноленту меня хотите взять… Видел я ваших, с кинокамерой охотились на меня. Снимайте, пожалуйста.
Киногруппа комсомольского отряда, возглавляемая Нинусей, действительно снимала документальную пленку о Бергизове.
Долго еще Нинуся разговаривала с Бергизовым, и он постепенно успокоился. Притих. Когда она уходила, Хамза даже проводил ее на улицу.
— До свидания, — сказал он на прощание. — А вы все-таки больше не приходите.
Нинуся прошла уже с полквартала, и что-то заставило ее повернуться. Она удивленно остановилась: к Хамзе с противоположной стороны улицы подходил Женя. Он протянул руку Бергизову, тот приятельски пожал ее.
Все это было странно. Даже более чем странно.
Дела комсомольские
Улица Пушкинская — всего два квартала. Она такая широкая, что скорее похожа на площадь. Обычно здесь гуляет очень много людей. На улице Пушкинской члены штаба и решили провести вечер отдыха или, как выразился Мичуров, «мероприятие с широким охватом».
В центре улицы ребята натянули белое полотно киноэкрана. По сторонам расставили стойки с сатирическими газетами, плакатами, выполненными Толей Крякушей. Поблизости установили две грузовые машины с открытыми бортами — сцену для артистов. Борька на борту укрепил плакат:
«Мы за то, чтобы в жизни было чисто».
На вечер пригласили заводской оркестр. Трубы у ребят были помятые, облупившиеся, но когда оркестр заиграл вальс, то его было слышно больше чем за километр. Комсомольцы никого не приглашали, однако людей собралось очень много.
Красные, зеленые, голубые, белые платья девушек. Парни, вездесущие стайки любопытных ребятишек, семейные парочки.
У «музея дряни» горячился толстяк в зеленой шляпе. Его возмущали футбольные бутсы, выпускаемые обувной фабрикой. Он тыкал пальцем в скалившиеся гвозди-зубы и угрожающе потрясал пухлыми кулачками.
Молодой человек с седым вихром в черной шевелюре печально рассматривал кривобокие поршни: изделие своего завода.
Начался концерт самодеятельных артистов. Скоро подкатила комсомольская агитмашина. Крякуша оказался настоящим диктором: «Внимание, внимание! Последние известия оперативного комсомольского отряда! Пятнадцать минут назад на улице Зеленой задержан Меликов Рудольф Константинович, 1939 года рождения, проживает по улице Ломоносова, 6. Уже два месяца Меликов нигде не работает. Пропивает пенсию матери. Стыд и позор лоботрясу Меликову!»
— Мы взяли интервью у директора обувной фабрики, — продолжал Толя. — Он сказал, что уже три дня ОТК фабрики не забраковал ни одной пары футбольных ботинок. Значит, можно надеяться, что наша футбольная команда войдет в первую группу класса «А».
Люди захлопали, засмеялись.
— Рабочий завода «Запчасть» Василий Логинов, — бодро говорил Толя, — внедрив собственное изобретение, выполнил сегодня семь дневных норм. Ура герою наших трудовых будней, комсомольцу Василию Логинову! Ура!
Андрей увидел Борьку Чудного. Он, как всегда, не мог оставаться спокойным и метался то к приглашенным массовикам, то к подросткам, впившимся глазами в экран, где пулями метались реактивные истребители. Андрей пробрался к нему.
— Вот это война, — весело сказал Борька. — Настоящая. Я побывал в питейных заведениях — пусто. Сегодня не выполнят план и рестораны. Эх, Андрюшка, и замечательно же!
Нинуся, следовавшая тенью за Борькой, улыбнулась Тихомирову.