Страница 29 из 74
— Кларенс разоряет вдов и сирот. Не верьте финансовым пирамидам. Темное индийское прошлое банковского магната. Синдикат воров и убийц. «Кларенс, Перселл, Джойс и Вордуорт». Среди излюбленных методов «КПДВ» следующая, к сожалению, не подпадающая под уголовное законодательство стратегия: в наспех зарегистрированной газете дается как бы достоверная информация о…
— Довольно, довольно, мой друг. Знаете, я склоняюсь к модной теории насчет того, что человек действительно помнит все, что видел и слышал в своей жизни, и надо лишь нащупать способ вскрытия этого бесценного багажа. Согласитесь, немало народу хотело бы оседлать тучу и направить пресловутую молнию.
Он затянулся.
— Я не верю в совпадения, Ватсон. Кларенс противопоставил себя миру остальных людей. Зло, причиненное им, скопилось, как статический заряд. Он ожидал возмездия ежедневно. И вот, — Холмс потряс газетой. — А вы будете убеждать меня, что этого негодяя поразила слепая молния лишь оттого, что он оказался на два фута выше соседнего куста?! Уверяю вас, это убийство, и мы еще вернемся к его расследованию.
Прошло четверо суток. Я уже успел забыть о Готлибе Кларенсе — мало ли мерзавцев живет и умирает в одном со мной городе? Я прожил очередной день, точнее, это очередной день прожил, пережевал, переварил меня — и вываренного, лишенного свойств, передал во владение ночи.
Я стоял у окна и смотрел на вечерний Лондон, бесцельно вертя в руках ночной колпак. Потом мой взгляд случайно упал на этот заурядный предмет.
В непривычном ракурсе и в мертвенном вечернем свете ночной колпак показался мне странной деталью бытия. Зачем напяливать на голову эту вещь, собираясь уснуть в теплом помещении? Нас окружает множество предметов — подтяжки, подвязки, футляры для усов. Их право на существование кажется нам несомненным. Но пойди история чуть иначе — их бы не было. То же можно сказать и о каждом из нас…
Чуть качались на ветру фонари Эдисона. Скрипел масляный фонарь. Казалось бы, им не суждено встретиться в одну эпоху, но нет, вот они в мирном соседстве на одной, затерянной в просторах Вселенной, Бейкер-стрит, которой предстоит кануть в безвестность, как и мне, и вам.
Тут меня посетила важная мысль: наверное, безвестность — и есть та самая вечность, которую взыскует бравурный человеческий ум. Ибо всякая слава имеет границу во времени, как и каждый свет ограничен в пространстве, а далее наступает тьма — навсегда и повсюду, где и удастся нам отдохнуть.
Мне приснился сон настолько спокойный и тягучий, что я умудрился уснуть посреди собственного сна, а проснулся в собственной постели, в полумраке ночи. За окном громко шелестел дождь, там и сям вспыхивали белые молнии. Равномерно стучал гром. Потом я понял, что гром стучит в мою дверь.
— Открывайте, Ватсон! — донеслось оттуда. — Отоспитесь потом.
Я машинально стянул с головы ночной колпак и вновь уставился на него, как давеча вечером. Он вновь поразил меня своей условностью. Я наскоро оделся и впустил гостей — Холмса и еще двух, мне неизвестных.
— Биррел, Маггат, — кратко рекомендовал их мой друг. — Вы готовы? Едем!
Мы мчались сквозь грозу в закрытом кабриолете. Неуютно было вознице — а нам вполне хорошо.
Холмс мрачно молчал. Я вдохнул свежего воздуха, идущего сквозь щель в окошке, и подумал чуть-чуть.
— Кого-то убило молнией? — спросил я.
Маггат (так, кажется) кивнул.
— Перселла?
— Как вы поняли? — оживился Биррел.
— Он именовался вторым.
— Доктор Ватсон — мой друг, — добавил Холмс, — и сносно владеет дедуктивным методом.
Этого двойного пояснения хватило, но с грехом пополам. Биррел и Маггат, сидящие напротив нас с Холмсом, бросили на меня по меньшей мере по четыре пристальных взгляда за оставшееся время пути. Выражение этих взглядов варьировалось: то меня как бы подозревали в пособничестве неизвестно кому, то в их глазах светилось суеверное почтение, словно им явился сатана.
Мы — как я, впрочем, и думал — приехали на место преступления. То есть на место смерти. От Ллойда Перселла, еще вчера тягавшегося в могуществе с парламентом, остался лишь меловой контур на асфальте, похожий на детский рисунок. Холмс присел и ощупал асфальт.
— Можно узнать, что вы ищете? — поинтересовался Маггат.
— След от молнии.
— Тогда вам лучше проехать в морг.
— Это я понимаю, господин хороший, — раздраженно ответил Холмс. — Мне нужны свидетельства, что молния ударила в тело именно здесь.
Подошли еще двое — Лестрейд и мужчина с внешностью профессора.
— Удар молнии, — отчего-то радостно заговорил профессор, — хорошо нацелен. Вряд ли можно ожидать улик… извините, свидетельств по соседству. Конечно, обугленное тело слегка нагрело асфальт, но потом он снова промок под дождем.
— Бросьте, Холмс, — устало сказал Лестрейд. — Перселл вышел из дому за десять минут до смерти.
— За десять минут до обнаружения тела?
— За полчаса, но к моменту обнаружения тело уже успело слегка остыть.
— Или его остудили.
Лестрейд покачал головой.
— Говорю вам, его убило молнией и убило здесь — в полумиле от собственного дома. Охранник на всякий случай сопровождал его на расстоянии…
— И видел… сам удар?
— Нет. Он стоял там — за углом. Потом покурил и подошел сюда. Но молнию видели из вон того окна. Миссис — как бишь ее, сержант?
— Имя неважно. Она видела, как Перселла убило молнией?
— Она видела молнию. И слышала гром.
Холмс покачал головой.
— Бросьте, Холмс. Перселл сворачивает за угол в грозу — и через шесть минут его находят обугленным на асфальте.
Холмс разогнулся и посмотрел на окна верхних этажей.
— Что вы ищете? — спросил Лестрейд.
— Кто и откуда направил молнию.
— Полагаю, что Господь с небес.
— Вы часто ошибаетесь, инспектор. Боюсь, что сейчас один из подобных случаев, хотя статистически ваша гипотеза более чем оправдана.
— Бросьте, Холмс. Если даже существует такая установка, кто бы догадался поместить ее именно тут?
— Тот, кто знал о маршруте Перселла.
Лестрейд вздохнул — причем не напоказ, а очень искренне, махнул рукой и ушел не прощаясь. Холмс в глубокой задумчивости направился к кабриолету, я — за ним. Мы вздрогнули и тронулись сквозь лондонскую ночь.
— Так кто все-таки расследует дело? — спросил я минут через семь угрюмого молчания. — Биррел или Маггат?
— Десять минут назад его расследовал Лестрейд. Сейчас — по официальной версии — никто. Оно закрыто. Скотланд-Ярд верит в совпадения.
— Так кто же такие Биррел и Маггат?
— Начальники личных охран.
— Вот это да! Кларенса и Перселла?
— Нет, Ватсон. Им теперь нужна другая охрана. Джойса и Вордуорта.
Далее мы молчали. Профиль Холмса еле виднелся в темноте. Но знание частично заменяет зрение — я понимал, что в мозгу моего друга зреет разгадка этого ужасного дела.
И тут мне показалось, что и в моем мозгу тоже вызревает ответ, буквально набухает, как опухоль. Я прикрыл глаза — и на мгновение обстоятельства и детали сложились в ясную картину. Так, вероятно, археолог вдруг выкладывает вазу из черепков. Я попробовал удержать вазу в голове — но осталась лишь память о ней.
Назавтра мне удалось отоспаться без снов. А проснулся я от того, что кто-то довольно бесцеремонно тряс меня за плечо. Впрочем, что значит «кто-то»? Конечно, Холмс.
— Одевайтесь. В три часа нас ждут в «Альбионе».
— Шерлок, с каких пор мы с вами завтракаем в «Альбионе»?
— С тех пор, как постоянных клиентов вышибает молнией, — ответил Холмс с кривой улыбкой.
За столом нас оказалось восьмеро. Кроме смутно знакомых Биррела и Маггата, как-то осевших и посеревших, и, разумеется, нас с Холмсом, по периметру стола располагались четыре весьма занятных персонажа.
Начнем со священника в полном облачении, с круглым ухоженным лицом. Среди мрамора и хрусталя «Альбиона» он выглядел элементарным ряженым, но держался вполне вальяжно. Рядом с ним сидел мужчина лет тридцати, одетый дорого и неброско, с лицом красивым, но как бы с неуловимым дефектом. Присмотревшись, я понял: это составленное из правильных черт лицо было лишено всяческого выражения, как у манекена. Оставшиеся двое были еще диковиннее.