Темные желания

— Я хочу рассказать вам про моего мужа, — сказала она, крепко сжимая свои тонкие пальцы в такие хрупкие кулачки.

Граф убрал руки за спину и внимательно посмотрел на нее, приготовившись слушать. На это он даже не надеялся. Хотелось думать, что это знак величайшего доверия с ее стороны.

Джоанна издала нервный смешок.

— Вы, наверное, удивитесь, но я выходила замуж по любви. Мне было восемнадцать лет, но я была очень наивной, а Лэнгфорд был очень привлекательным. У моего дяди, впрочем, не было денег на второй сезон, так что он был только рад выдать меня замуж вот так, сразу. Я слышала, что поначалу это может быть больно и весьма… неловко, так что и не ожидала ничего особенного от брачной ночи. Я считала, что мои чувства… естественны. Честно говоря, теперь я вижу, что Лэнгфорд тогда ничего особенного со мной и не делал. Вскоре я забеременела, и он отправил меня в загородное имение. Буквально через пару месяцев до меня стали доходить слухи, что муж мне изменяет. Когда он приехал навестить меня, я… поссорилась с ним, отказалась делить с ним постель. Тогда он… он… посмотрел на мой живот, усмехнулся и уехал. Я думала, что проживу и без него. Я думала, что… Потом родился Патрик, и я стала почти счастливой. Когда Патрику исполнилось шесть месяцев, снова приехал Лэнгфорд. Он потребовал, чтобы я… ублажила его. Я отказывалась. Он бил меня, я отказывалась. В ту ночь он изнасиловал меня, но я была намерена твердо стоять на своем. Не будет же он меня каждую ночь брать силой, думала я. Рано или поздно ему это надоест. Но проснувшись наутро, я обнаружила, что Патрика и его няни нет. Муж сказал мне, что я смогу увидеть сына не раньше, чем мерез месяц, и то только в том случае, если буду беспрекословно повиноваться ему.

Джоанна горько усмехнулась.

— Естественно, я не смогла сразу же сделать все, что ему хотелось от меня. Я постоянно допускала ошибки, сопротивлялась… Только через четыре месяца его слуга привез Патрика. И то на один день. Патрик не узнавал меня и отказывался идти ко мне… Я набросилась на мужа с обвинениями и жалобами, тогда он немедленно велел увезти Патрика и вновь принялся за мое… воспитание. В следующий раз я попробовала сбежать вместе с сыном… — Джоанна тяжело сглотнула. — Через два года он решил, что я наконец-то достаточно сломлена и приручена и позволил Патрику все время оставаться со мной. Боясь вновь потерять возможность видеть сына, я повиновалась ему беспрекословно. Я идеально понимала, чего он хочет и когда, и все делала. Я и вправду стала безвольной, послушной куклой, и уже даже не помышляла о побеге.

Джоанна помолчала.

— В ту ночь… он сильно проиграл. Он никогда не был удачливым игроком, но и не проигрывал много. В ту же ночь он вернулся совершенно пьяный. Он… сказал мне, что я должна обслуживать… одного человека целый месяц, чтобы оплатить его долг. Я… я считала, что готова ко всем его требованиям, но я не готова была стать шлюхой. Лэнгфорд, в конце концов, был моим мужем, поэтому я и не считала, что повиноваться ему — это что-то ужасное. Но отдавать меня другому мужчине… Я разозлилась и толкнула его. Он был пьян, и мы стояли около лестницы…

Джоанна посмотрела на графа:

— Я рада, что он свернул себе шею, но я не хотела его убивать. Просто… так вышло.

Граф медленно выдохнул, пытаясь казаться невозмутимым:

— Я понимаю, и верю тебе, Джоанна. Он был мерзавцем. Не стоит мучиться из-за него угрызениями совести.

Ему хотелось обнять Джоанну, стереть из ее памяти годы несчастий, но он боялся даже подойти к ней.

Он налил в рюмку немного хереса и подал Джоанне.

— Спасибо, — сказала она, дрожащей рукой приняла рюмку и сделала глоток. Граф с осторожностью присел рядом с ней, взял одну ее руку и поднес к губам. Его пальцы медленно, нежно гладили ее ладонь, успокаивая и даря утешение.

— Я благодарен тебе за доверие, Джоанна.

Она слабо улыбнулась, вытирая слезы:

— По-моему, это самое меньшее, чем я могу отплатить за вашу доброту.

Граф поморщился, вспоминая всю свою «доброту».

— Что ты собираешься делать теперь?

Она прокашлялась.

— Теперь? Я рассказала вам, почему ушла, но не сказала, зачем вернулась.

— Зачем?

— Может быть… если вы еще не нашли другую женщину… я могла бы вновь стать вашей любовницей? — несмело спросила она. Сказать, что граф был удивлен, значит, не сказать и половины. Он был поражен до глубины души.

— У меня никого нет, Джоанна. Но уверена ли ты, что хочешь именно этого?

— Да. Я долго думала о том, чего же я хочу. Для того и уехала так далеко. Могу я… — у нее сорвался голос. — Могу я остаться этой ночью с вами, милорд?

— Да, можешь, — сдержанно ответил граф, хотя его сердце переполняли тысячи эмоций. — Поужинаешь со мной, Джоанна?

— Да.

Граф встал, подал ей руку и проводил в столовую. Джоанна заняла то место, которое занимала все время своего пребывания здесь. Они не разговаривали. Граф то и дело ловил себя на том, что беззастенчиво смотрит на женщину за столом, смущая ее и мешая ужинать, и заставлял себя уделить внимание еде, но ничего не мог с собой поделать, и через несколько минут вновь обнаруживал, что пристально глядит на Джоанну.

После ужина он проводил ее в свою спальню.

Джоанна остановилась на своем месте в двух метрах от кресла, но и граф остановился вместе с ней. Она вопросительно посмотрела на него, желая понять, чего он ждет от нее, но по его сосредоточенному лицу не смогла ничего понять. Тем временем граф не спеша стал освобождать ее от одежды. Джоанна помогала ему, насколько могла: поднимала руку или ногу, поворачивалась. Это не было похоже на то, как если бы ее раздевала горничная, но и не было похоже на то, как если бы ее раздевали перед интимной близостью. Граф пользовался случаем провести рукой по ее животу или поцеловать грудь, но делал это с какой-то странной, непонятной ей сосредоточенностью.

Раздев ее догола, он велел ей ложиться на кровать. Джоанна легла поверх одеял. Граф тем временем раздевался сам, не спуская с нее глаз. Джоанна поймала себя на том, что подглядывает. Странно, оказывается, она никогда не смотрела на мужчину вот так, целиком. Чаще всего ей доводилось смотреть на то, что составляет предмет мужской гордости, и вся сущность мужчины была сосредоточена для нее именно там. Даже если она ласкала спину мужчины или ноги, все равно они воспринимались лишь как придаток для вот того отростка. Как верные слуги, предназначенные лишь для поиска и усмирения жертвы, предназначенной ему. А сейчас она охватила всю картину целиком. Вот он, мужчина… И то, что находится у него между ног, составляет не такую уж большую часть его тела. Не в том смысле, что граф был обделен в этом месте, о, нет. Просто… просто сейчас это место почему-то потеряло свое великое значение, а ее взгляд упорно возвращался к лицу мужчины. Хотелось заглянуть ему в глаза, понять, о чем он думает.

Обнаженный граф подошел к кровати, вытянул из-под Джоанны одеяло, откинул его на незанятую половину постели. Очень осторожным, настойчивым движением развел ее ноги в стороны и устроился между ними. Джоанна чувствовала, что он даже не до конца возбужден, не очень тверд, и недоумевала, почему он не велел ей сделать… что-нибудь.

Граф опустился на нее всем телом, удерживая свой вес, но все-таки прижимаясь к ней так, что между ними не оставалось и миллиметра пространства. Медленно выдохнув, он потерся об нее телом, замер на несколько секунд, наслаждаясь близостью и теплом ее тела, потом скатился на середину кровати, так и не овладев ею. Набросил на них обоих одеяло, обнял Джоанну.

— Как жаль, что ты не можешь выйти за меня замуж… — посетовал он, вдохнул запах ее волос, поцеловал их и… уснул. Время было раннее, в Лондоне никто не ложился спать в такое время. И тем не менее он спал. Последние несколько недель ему не удавалось как следует выспаться, мешали тревожные мысли о Джоанне и своих поступках. Но сейчас она была рядом с ним.

— Милорд… — рискнула позвать Джоанна. Граф не откликнулся и, судя по всему, спал. Она удивленно вздохнула, решив, что утром он непременно восполнит то, что не взял сейчас. То, что он накинул одеяло на них обоих, яснее ясного говорило о том, что он хотел, чтобы она оставалась здесь, в его постели и в его объятиях. Поэтому Джоанна вздохнула, устроилась поудобнее и провалилась в сон, даже не успев поразмышлять, что значила его последняя фраза.