Холодная

— Прости меня, ради Бога, — повторил он перед тем, как выйти. Черт! Эротические сны, конечно, приятны, но, как оказалось, могут привести к неожиданным последствиям, если спишь рядом с женщиной. Хорошо еще, что он не взял ее. На самом деле, неизвестно еще, что лучше. Может, ей было бы менее неприятно, если бы он-таки взял ее, а не испачкал черт знает в чем.

Эмма растерянно смотрела на грязные простыни. Потом нерешительно подошла к кровати, сдернула простынь и вытерла спину. Бросила ее на пол. Села, не зная, что и думать об этом. Теодор использовал ее тело, разве не так? Только как-то странно использовал. И сделал это во сне. А потом извинялся. Никто никогда не извинялся перед ней за использование ее тела. Да, но и никто не знал, что это ей неприятно и больно.

Теодор получил удовольствие, не причинив ей боли, вдруг осенило ее. Только страшно было и непривычно. Она вдруг подумала, что это именно то, что может разрешить их проблему. Возможно, это извращение, что он может получать удовольствие таким образом, но ведь это ничем ей не грозит, кроме испачканных простыней. А она достаточно богата, чтобы каждый день стелить новое белье. Эмма закусила губу, чтобы сдержать улыбку, но не смогла. Улыбка растянулась до ушей.

К завтраку Теодор спустился в очень подавленном настроении. Он предполагал различные исходы, вплоть до того, что ему велят покинуть поместье, и придумывал различные доводы, чтобы убедить жену, что ничего страшного не произошло.

Когда Эмма вошла, Теодор встал.

— Эмма, — каменным голосом сказал он. Он был… темен, другого слова Эмма не могла подобрать.

— Все в порядке, Теодор, — подбодрила она его. — Ничего страшного не произошло.

Она видела, как он расслабился и сразу немного посветлел.

— Я рад, что вы так думаете, миледи. Полагаю, мне не придется уезжать?

— Нет, не придется.

Он несколько неуверенно улыбнулся.

Лакей помог Эмме сесть, Теодор тоже сел. Эмма сделала знак подавать утренний кофе и вдруг поняла, что опять сидит во главе стола, а Теодор — слева от нее. Конечно, стол был здесь не такой длинный, как в лондонском особняке, но все равно. Она решила при первой же возможности поставить здесь круглый стол, а до тех пор садиться напротив Теодора по правую руку от хозяйского места.

После завтрака Теодор пригласил ее погулять. Эмма с радостью согласилась.

Он окинул ее легким взглядом, когда они вышли на дорожку.

— Ты хорошо выглядишь, — отметил он.

— Спасибо, — ответила она. Ей было приятно слышать это от Теодора, ведь она старалась ради него.

— Соблазнительно? — кокетливо спросила она. Так открыто она не кокетничала с семнадцати лет.

Теодор улыбнулся:

— Счастливой.

Эмма пожала плечами. Могла бы догадаться, что значит «хорошо» в устах Теодора.

Она внимательно посмотрела на мужа, он явно был в плохом настроении, и это ей не нравилось.

— Тебя что-то тревожит? — спросила она.

— Да, мое поведение утром.

— Теодор, — она остановилась и повернулась к нему. — Честное слово, все в порядке. Ты можешь и дальше так делать. Я просто… не привыкла к такому, но никакого вреда ты мне не причинил.

— Спасибо, — мягко сказал он, но напряженное выражение не исчезло с его лица. — Меня беспокоит немного другое — что я потерял контроль над собой.

— Ты спал.

— Это не оправдывает меня, — он отвел глаза, потом решительно снова взглянул на нее. — А если я во сне причиню тебе боль? Я бы не хотел этого.

— Обещаю разбудить тебя в следующий раз вовремя, — спокойно пообещала Эмма.

Выражение его глаз изменилось, она поняла, что он захотел поцеловать ее, и потянулась к нему навстречу. К ее великому сожалению, он лишь слегка коснулся ее губ и тут же отстранился.

— Теодор, — решительно заявила она, — поцелуй меня по-настоящему.

Он улыбнулся.

— Это как?

— Как вчера днем, — растерявшись, она ответила не сразу.

Теодор медленно поцеловал ее, как она и просила. Только в этот раз пустил в дело язык, не пытаясь проникнуть внутрь ее рта, а только лишь лаская губы. Еще он обнял ее. Эмме было уютно и хорошо. Она почувствовала то же, что и вчера — свою принадлежность к жизни.

Поцелуй иссяк, словно был ручейком, по которой покой и нежность Теодора перетекли в ее душу. Она уткнулась ему в шею и глубоко вздохнула. Как приятно он пах! Теодор гладил ее по спине, и это тоже было приятно. И даже его явное возбуждение ее не пугало.

«Теодор, я люблю тебя,» — едва не сказала она, и испугалась. Хорошо, что все-таки не сказала.

Глава 17

— Добрый вечер, — сказал Теодор. На губах его играла едва заметная улыбка змея-искусителя, но в глазах мужа Эмма заметила настороженность.

Теодор подошел к кровати.

— Мы будем играть, — объявил он, смотря на нее сверху вниз, — если ты не против.

— Играть? Какие правила?

— Правила простые: ты будешь играть роль равнодушной жены…

Эмма не смогла удержаться от усмешки.

— А я буду играть роль соблазнителя, — закончил Теодор фразу. — Все, что тебе нужно будет делать, — правдиво реагировать. Если я спрошу тебя о чем-нибудь, честно ответить. Если тебе что-то не понравится, то сразу сказать. Если понравится, то тоже можешь сказать об этом, если захочешь.

— А я должна ласкать тебя?

Черты лица мужчины заострились.

— Не должна, — четко проговорил он. — Только если захочешь. Если хочешь, можешь лежать бревном, если это доставит тебе удовольствие. Согласна?

— Да, — ни капли не сомневаясь, ответила Эмма.

— Что ж, — не раздеваясь, он лег поверх одеяла. — Тогда начнем. Закрой глаза, — попросил он. Эмма, полностью доверяя ему, опустила веки.

— На тебя приятно смотреть, — тихо сказал он через несколько секунд. — Ты красивая.

Эмма улыбнулась от удовольствия. Ей часто делали комплименты, но таких безыскусных она, пожалуй, никогда не слышала. И настолько искренних.

Он погладил ее по голове, потом запустил пальцы ей в волосы, делая легкий массаж.

— М-м, — простонала Эмма.

— Приятно?

— Да.

Движения пальцев Теодора стали медленне и мягче, наконец, он убрал руку и снова погладил ее по голове, задев ухо, отчего по телу женщины пробежала теплая дрожь. Она мурлыкнула. Теодор довольно улыбнулся и снова легонько задел ухо, на этот раз намеренно. Эмма едва заметно вздрогнула. Тогда он откинул волосы, освобождая себе дорогу, и принялся ласкать нежную раковину. Это приносило ему не меньшее удовольствие, чем Эмме. Он медленно проследил пальцем все изгибы, провел по коже за ухом, отчего Эмма снова задрожала. Палец его спустился к шее, задев тоненькие пушистые волоски.

— М-м, — протянула Эмма, поворачиваясь так, чтобы открыть ему еще больший доступ. Теодор воспользовался приглашением, легчайшими прикосновениями приласкал ее, а потом продолжил движение по ночной рубашке до самой вершины женской груди. Эмма заметно вздрогнула, на лице ее появилось какое-то новое выражение.

— Остановиться? — спросил Теодор.

— Нет, не надо, — прерывисто выговорила Эмма.

Пальцы Теодора возобновили свою сладкую муку, едва касаясь ее тела — вернее, рубашки. Теперь Эмма дрожала не переставая, рот ее приоткрылся. Рука Теодора поднялась по впадинке между грудями, по изгибу шеи, по подбородку и коснулась полуоткрытых губ. Они чуть-чуть дрогнули, словно отвечали на легкий поцелуй. Теодор убрал палец — и снова положил его на мягкие, чуть влажные губы Эммы, обвел их совершенный контур. Эмма непроизвольно коснулась его пальца языком, и Теодор увлажнил ее губы.

Соблазн поцеловать ее оказался непреодолимым. Он наклонился и крепко прижался к ее губам. Получив наконец желанную настойчивость и твердость вместо дразнящих прикосновений, Эмма облегченно простонала прямо ему в рот, горячо отвечая на поцелуй. Она закинула руки ему на шею и прижала к себе так крепко, как только могла. Теодор взобрался на нее, и ни он, ни она не обратили внимания на разделявшее их одеяло. Одна его нога оказалась между ее бедер, и Эмма крепко сжала ее. Не прекращая горячего поцелуя, Теодор начал двигаться на ней так, будто между ними ничего не было.