Страница 1 из 3
Наталья Поваляева
Рассказы о привидениях
Бешеная Сьюки и устричный кот
Горничная Сьюки Джоунз отошла к праотцам в канун Рождества, наевшись несвежих устриц (хотя миссис Ризли, кухарка, ее предупреждала!). Спустя месяц после этого прискорбного события на всех рыбных рынках Лондона уже судачили о проделках Бешеной Сьюки — так торговцы устрицами прозвали призрак отравившейся любительницы деликатесов. Бешеная Сьюки не пропускала ни одного базарного дня, иной раз успевая за день посетить до пяти рынков в разных концах города и навести там шороху. Более всего доставалось устричным рядам — Сьюки мстила за свою безвременную кончину, опрокидывая прилавки с товаром, подбрасывая под ноги продавцам и покупателям гнилые апельсиновые корки и скользкие рыбьи потроха (результат: пять переломов ног, одиннадцать переломов рук и тридцать восемь растяжений — и это за один месяц!) и поджигая тележки для развоза товара. Народные средства вроде сушеных кроличьих лапок, чеснока, толченого зуба девственницы или отвара из лягушачьих шкурок не помогали, даже крестное знамение — и то не могло осадить неугомонную Сьюки. Некоторые торговцы устрицами, подсчитывая еженедельные убытки, всерьез подумывали о том, чтобы переключиться на продажу чулок, табаку или, скажем, скобяных изделий.
В один из таких дней, когда Бешеная Сьюки была особенно активна, доктор Сэмюель Джонсон, составитель знаменитого «Словаря английского языка», любитель женщин, остряк и балагур, направился на рыбный рынок, чтобы собственноручно купить свежих устриц для своего любимого кота Ходжа. Идя по Флит-Стрит, доктор Джонсон, как обычно, разговаривал сам с собой и яростно жестикулировал, чем немало фраппировал прохожих, иные из которых лишь чудом успевали увернуться от увесистых кулаков размахавшегося лексикографа.
Добравшись до рынка, доктор Джонсон тотчас же направился к рыбным рядам, где всегда брал прекрасные свежие устрицы у одного и того же торговца — мистера Мозли. Однако, продравшись сквозь толпу к прилавку, доктор Джонсон с удивлением уставился на ровные ряды щеток для обуви, которые помещались ровно там, где на протяжении последних трех лет высились горки аппетитных устриц. Над щетками маячила кислая физиономия обычно веселого и бодрого мистера Мозли.
— День добрый, Мозли! — приветствовал торговца доктор Джонсон.
— Добрый, если вам угодно, доктор Джонсон, сэр, — замогильным голосом ответствовал Мозли.
— Друг мой, да на вас лица нет! И потом, скажите мне ради всего святого — что здесь делают эти щетки?! Куда подевались ваши замечательные устрицы?
— Ах, не спрашивайте! Это все Бешеная Сьюки! — мистер Мозли скривился так, словно у него болели все коренные зубы сразу, и поведал доктору Джонсону историю о мести отравленной горничной.
— И что же, Мозли, как теперь быть? — растерялся лексикограф.
— Я знаю только одно, сэр — на этом рынке устриц вам уж не найти. Придется мистеру Ходжу привыкать к треске да хеку.
И действительно — сколько не мыкался доктор Джонсон по рынку, устриц сыскать ему не удалось. Понуро, с треской подмышкой, вернулся ученый домой. Кот Ходж недоуменно обнюхал треску, а потом смерил хозяина таким взглядом, что бедный доктор Джонсон в тот день ничем уж не смог заниматься, а только сидел в креслах у камина да горестно взирал в окно.
В отличие от своего хозяина, Ходж предаваться меланхолии не собирался — напротив, он собирался действовать, и как можно скорее. Ну, сами подумайте — пять лет кормиться отборными свежайшими устрицами, и вдруг — треска! За что, позвольте спросить?!
Убедившись, что хозяин мирно посапывает в кресле, накрывшись вечерним выпуском «Таймс», кот Ходж черным ходом выбрался на улицу и отправился на рыбный рынок. Торговля там уже заканчивалась, под прилавками тут и там валялись рыбьи головы, потроха и скелеты, среди которых сновали бездомные ободранные коты. Вонь стояла такая, что если бы у Ходжа был сюртук, он непременно вынул бы из кармана надушенный носовой платок и заткнул им свой нос. Но сюртука с надушенным платком в кармане у Ходжа не было, зато была цель — выяснить, куда и по чьей вине подевались устрицы.
Для этого нужно было поговорить с одним из местных ободранцев. Отбросив сословную гордость, Ходж направился к полосатому корноухому коту, который спрятался под тележкой и терзал селедочный хвост.
— Привет, Том! — позвал корноухого Ходж. Всех бездомных котов зовут «Том» — так уж заведено.
Корноухий оторвался от хвоста и хмуро поглядел на Ходжа. Желание надрать задницу этому наглому домашнему фраеру вступило в конфликт с желанием выказать свою осведомленность и компетентность, и в итоге победило последнее.
— Ну что ж, облизок, слушай, — снисходительно сказал корноухий, и Ходж решил пропустить «облизка» мимо ушей — ради дела.
Спустя десять минут Ходж знал достаточно для того, чтобы разработать план действий и приступить к его осуществлению. Ему было известно, где искать Бешеную Сьюки (на чердаке дома мистера и миссис Грин, у которых и служила горничная до того скорбного момента, как отведала несвежих устриц), и как она выглядит (привидение средней прозрачности, невысокое, коренастое, одето в платье горничной и изрядно засаленный передник, карманы которого набиты устричными раковинами).
Забраться на чердак дома четы Гринов Ходжу труда не составило — одна из веток развесистого платана, росшего во дворе, удобно упиралась прямо в чердачное окошко. Чердак был битком набит всякой рухлядью, которая громоздилась вдоль стен, валялась под ногами и даже свисала с потолка. Непросто было среди этого кавардака разглядеть Бешеную Сьюки, но Ходж все же сумел. Бывшая горничная спала в треснувшем деревянном корыте, укрывшись старым форменным сюртуком мистера Грина. Ходж на мягких лапах подобрался к изголовью и тихонько потрогал лапой нос Бешеной Сьюки. Та, не раскрывая глаз, поморщилась, чихнула и резко села в корыте. Несколько секунд Ходж и привидение молча взирали друг на друга, затем Бешеная Сьюки, окончательно проснувшись, сказала:
— Экий ты пузырь! Когда это, интересно, Грины успели таким котярой обзавестись?
— Мисс, не будучи постояльцем этого дома, я пришел сюда специально для того, чтобы встретиться с вами! — молвил кот Ходж и галантно распушил усы.
— Святые угодники! — всплеснула руками Сьюки. — Говорящий кот!
— Однако странно, мисс, — обиделся Ходж, — понравится ли вам, если я в свою очередь удивлюсь говорящему привидению?
— Да ладно, не куксись, — Сьюки улыбнулась и погладила Ходжа по голове, и стало ясно, что когда она не изображает из себя ангела мщения, то может быть довольно милой. — Ну, выкладывай, зачем пришел.
Ходж изложил причину своего визита подробно и обстоятельно: рассказал, как с младых когтей привык вкушать на обед устрицы, как хозяин — большой, между прочим, человек, ученый и мастер изящной словесности — не считал зазорным собственной персоной приобретать этих устриц на рыбном рынке, и как все рухнуло в один момент, когда в миске Ходжа вместо привычных устриц оказалась треска.
— И что мы имеем теперь? — возвысив голос, вопрошал Ходж. — Я вынужден голодать, а хозяин, не в силах выдержать страданий своего любимца — то есть меня, — забросил все свои научные изыскания и медленно чахнет в кресле у камина. Лексикография в опасности!!!
Последняя фраза была хоть и эффектной, но лишней — Сьюки не знала, что такое «лексикография», а потому ей было совершенно до лампочки, в опасности она или нет. Однако пламенная речь кота Ходжа ее умилила и тронула, и она сказала:
— Ладно, пузырь, я верну устрицы на рынки Лондона, но только при одном условии. Ты будешь время от времени навещать меня! Как тебя зовут?
— Ходж, мисс! — радостно отрапортовал кот. — И я почту за честь наносить вам визиты!
На следующее утро торговцы всех рыбных рынков города обнаружили одинаковое послание, выложенное на пустующих прилавках устричными раковинами: