Страница 13 из 14
В толпе кого-то задело, брызнула кровь. Это еще больше разъярило наступающих: двое, а за ними еще трое бросились ломать, высаживать двери с криком:
— Душегубцы!
Двери затрещали. Из разбитого окна показалось белое лицо очнувшегося Громова.
— Эй, мужички… Что это вы? Больных беспокоите…
— Бей его! — раздалось в ответ.
Камни полетели и в остальные окна. Снизу уже ломали рамы первого этажа, вышвыривали и разбивали мебель, выводили больных. Со второго этажа неслись вопли и ругань.
— Круши!
— Душегубцы!
— Чертовы выродки!
— Отравители!
В проеме вынесенной с мясом двери показался бледный дрожащий Колычев. Какая-то баба тут же вцепилась ему в волосы и принялась рвать и таскать за них, крича:
— Где мой мужик? Мужика моего сгубили!!!
Визг, стон, лай какого-то пса, некстати подвернувшегося к делу, — громовым эхом раскатывались по пустынным улицам. Из соседних домов выглядывали перепуганные жители.
Алексей, при первых буйствах толпы укрывшийся за деревом во дворе больницы, увидал, как баба безжалостно треплет его товарища, высунулся, чтобы остановить ее, но тут…
— Расступись, народ! Боров летит! — радостно завопил кто-то сверху. Раздался короткий взвизг, и что-то оглушающе чвакнуло внизу. Люди подались вперед, чтобы глянуть — что случилось, и тут же отпрянули. Алексей приблизился взглянуть.
В круге света, очерченном факелами, лежала груда тряпья, залитая кровью. Какие-то сырые ошметки валялись вокруг, вонючая жижа растекалась из-под тряпок.
Постояв мгновение, Алексей понял, что смотрит на тело доктора Громова. Его плащ, испачканный и разодранный, укрывал то, что осталось от несчастного эскулапа, выброшенного озверелыми бунтовщиками из окна.
— Один есть! — весело крикнула сверху вымазанная сажей физиономия. Тот, кто весь день провалялся в госпитале пьяным, наконец, протрезвел. И сразу присоединился к потехе.
— Сожжем-ка всю ихнюю лавочку!
Огонь трещал в смолистых факелах. Крепкие руки готовились уже метнуть эти факелы на дряхлую крышу, как вдруг…
Зарокотали барабаны. Барабанный бой ломился в уши со всех сторон на площади. Люди замерли, принялись озираться. Из темноты по кругу тут и там выступали солдаты. Семеновский полк оцепил площадь. В круге света подъехала и остановилась какая-то коляска. Человек, сидящий внутри, высунулся наружу из окошка. Даже издалека было видно, какое растерянное у него лицо. Он не находил слов, глядя на представшую его глазам картину разорения.
— Что встали, мужички? Бей гадючью породу! Подпалим мерзавцам бороды! Жги их!
И брошенный кем-то камень свистнул по воздуху в сторону подъехавшей коляски. А смутьяны-поджигатели уже разводили под окнами госпиталя гигантский костер, таща и сбрасывая в кучу обломки мебели, грязное больничное тряпье, матрасы-сенники. Наверху били склянки, выкидывали из окон аптеку, инструменты, бинты…
Те из больных, кто мог ходить, вытаскивали лежачих.
— Прекратите немедленно, — сказал человек в коляске.
Бунтовщики только рассмеялись.
И тут случилось необъяснимое: долгий протяжный звук, похожий на стон какого-то исполинского существа, словно порыв ветра, пронесся над толпой. Каждый ощутил его необычное звучание всей грудной клеткой. Казалось, воздух в небесах запел. Пламя факелов трепыхнулось; громадная черная тень наползла на госпиталь.
— Монах! Монах в черном клобуке, — прошептал какой-то мужик рядом с Алексеем. Раскрыл рот и перекрестился.
Заполошная баба отпустила Колычева и бросилась на колени, нагнув ниже голову и размашисто кидая по плечам кресты справа налево.
Многие в толпе последовали ее примеру.
Алексей глянул в ту сторону, куда смотрели все: вверху, в небе над площадью возвышалась фигура черного монаха. Тень его была так велика, что почти целиком покрывала здание больницы. Будто бы нарочно укрывал он ее своей рясой.
Монах покачал громадной головой: все факелы затрещали и погасли. Дымная гарь повисла в воздухе. Монах поднял руку и погрозил пальцем тем, кто нападал на больницу. Вздох ужаса прокатился по толпе; слободские громилы принялись неистово креститься, распростершись ниц на холодных камнях.
Монах постоял еще мгновение, затем повернулся и ушел, поднимаясь к небу вверх, словно по ступеням. Он делался все меньше, все дальше и выше уходя в предрассветное небо, с каждым шагом теряя четкость очертаний. В конце концов, даже и те, кто его видели, решили, что он — всего лишь облачко на горизонте.
А на самом-то деле ничего и не было. Никакого монаха.
Молча и словно в забытьи, ошеломленные люди принялись расходиться.
Человек в коляске радостно наблюдал за происходящим: удивительную послушность бунтовщиков он записал на свой счет, поскольку странная мистерия разыгралась за его спиной, вне пределов возможной для него видимости.
Сказать же ему о его ошибке никого желающих не нашлось.
* * *
На следующий день все газеты Петербурга писали о случившемся 22 июня холерном бунте на Сенной.
С особенным умилением передавался рассказ о том, как сам государь, бесстрашно явившийся в город из Царского Села, самолично остановил беспорядки одним лишь своим внушительным и грозным видом! [1]
О явлении черного монаха ни одно просвещенное издание не упомянуло. Даже слухи в народе были о нем весьма скудны. Те, кто видел черноризца, совсем не желали о нем распространяться из опасения, что это, возможно, накликает на них несчастье.
Те, кто видел монаха слишком издалека или слишком поздно, уже обращенным в облако, рассуждали о странной грозовой туче, показавшейся вчера над столицей и принявшей такую необычно причудливую форму.
Алеша Щегол старался никак не возвращаться к тем образам, что посетили его в страшную ночь, не думать о них.
Он радовался только, что остался жив, что ему повезло, как никому другому: заразившись холерой, он не умер, а выздоровел. Многим его коллегам повезло куда меньше: во время страшной эпидемии 1831 года десятки из них скончались.
Хотя несравнимо большую жатву смерть, как водится, собрала среди простого люда: от холеры погибли тогда 14 тысяч петербуржцев.
Вопрос о черном монахе покажется праздным и пустым любому — до той, однако, поры, пока не встанет на его собственном пути. Какие от этого могут быть последствия — никто никогда не расскажет.
Был ли черный монах или не был? И кто он, если был — спаситель или губитель? Из могилы ли тянется его тень, или, напротив, в могилу она протянута?
При определенных условиях, случается, тени создают вещи, а не наоборот.
Предупреждение подавал черноризец своим видом или, напротив, как самостоятельный дух, нес грешникам заслуженное возмездие? Кто знает.
ПРОКЛЯТАЯ ШАРМАНКА
Место не установлено
Многие люди задаются по случаю вопросом: существует ли судьба? Ответы могут быть самыми разными, в зависимости от мировоззрения, взглядов и жизненного опыта человека. Например, поэт Мятлев мнение свое выразил стихами:
Я к коловратностям привык!
Вся жизнь по мне — лантерн мажик
[2]
Судьба — шарманщик итальянец!
То погребение, то танец…
Как ни странно, легкомыслие в этой сфере может привести к ужасным последствиям.
* * *
Едва только в 1878 году русские с турками подписали мир в Сан-Стефано, офицер лейб-гвардии саперного батальона Карл Ландсберг наравне со многими другими отличившимися на войне добровольцами награжден был за доблесть орденами — св. Станислава и св. Анны с мечами — и отпущен в Петербург.
В столице героя окружили друзья и приятели, общество приняло благосклонно, заметили и оценили красивые женщины.