Путешествие к центру Москвы

Дорога Абакан—Тайшет. От звонка до звонка. После срока Паровоз там и остался. Сошелся с вдовствующей водокачкой и сгиб в мартене в начале шестидесятых. С рудой в стране стало хужее. А кондуктор загремел в шизиловку имени Алексеева, в девичестве Кащенко, что у станции «Канатчикова дача» Окружной железной дороги.

Я спустился с противоположной стороны полотна к разного рода шиномонтажам и почувствовал голод. Почувствовал и понял, что черта с два я его удовлетворю. Потому что я стоял не на земле, а на втором этаже чего-то. И пути у меня всего два: либо обратно наверх, либо свернуть за угол и посмотреть, что там. На предмет спуститься. Во-первых, к метро «Партизанская», чтобы продолжить путь к центру Москвы. А во-вторых, есть хочется, а тут никакой еды нет. Кроме окурка, довольно свежего. Я хоть и не Шерлок Холмс, но догадаться могу, что окурок не с неба свалился... Ан нет, с неба. Как я это понял, интересуетесь, если я не Шерлок Холмс? А с неба свалился второй окурок. Я поднял голову и увидел, что над вторым этажом справа есть и третий. А с третьего видна небритая голова, которая, не удовлетворившись сброшенным на меня окурком, норовит еще и плюнуть. Я еле успел отскочить. Голова вздохнула и сказала:

– Иди направо, там лесенка будет, поднимешься ко мне на пост, и я тебя определю под арест.

– За что?

– За незаконное проникновение.

– Куда... незаконное проникновение?..

– А тебе это знать не положено.

– А ты мне по секрету.

– Не могу. Даже и по секрету. Потому что этого и мне знать не положено.

– А без ареста нельзя?

– Можно. Только прыгать вниз.

И я повернул направо, поднялся по лесенке на третий этаж и обнаружил под небритой головой крепкое полувоенное тело безразмерного возраста. На нем был китель устаревшего образца с четырьмя рядами орденских ленточек, брюки-галифе, а шляпа... шляпа была д-на-панама, ботиночки были «нариман»... И лицо у него было какое-то расформированное. Но значительное.

– Ты кто будешь, арестованный? – спросило лицо одними губами.

– Я? – не сразу принял я к себе статус арестованного.

– А ты что, видишь еще кого?..

– Нет, не вижу, – не стал лгать я. – Инвалид второй группы старший лейтенант Михаил Липскеров.

– Немец?

– Наоборот.

– Вижу. Это я для порядка спросил. Ты какого года?

– Тридцать девятого.

– Молодой еще...

«Эйнштейновщина какая-то... – подумал я. – Как к чувихе кадриться, так старый козел. А как под арест брать, так молодой еще. И кто я после этого?»

– А я, – протянул он мне руку, – гвардии капитан Глушко Семен Евменьич, седьмого года рождения.

«Так, – подумал я, – глюки... А ведь давно не было... Да нет, откуда глюки, если во мне уже года три понемногу... А может быть, я на что-то секретное попал... Высоконаучное... А то откуда же без науки старик двух лет от роду...»

Двухлетний старик усмехнулся понимающе, пронючив мои мысли:

– Не, пацан, не двух-, а стодвухлетний.

«Так, – опять подумал я, – это не глюки. Это нормальная шизофрения».

– Ну и что ты здесь делаешь, отче? – спросил я абсолютно спокойно. Потому что при шизофрении нужно вести себя спокойно, принимать все как должное. В конце концов, есть вариант, что не я шизофреник, а Семен Евменьич. И этот вариант мне нравится больше.

– А я здесь коплю денежку. Я как с войны пришел, так выяснил, что семейства моего уже нет. А другого я завести не мог по причине стыдного ранения. И почти полста лет работал. По разным работам. А когда в начале девяностого собрался помирать, то в стране образовался дефицит гробов. Очередь была на них несусветная. И моя, по моим подсчетам, должна прийти к весне девяносто второго года. Ну, помирать стало нельзя, потому что, кроме меня, в очереди за моим гробом стоять некому. И тут – либерализация цен. Появились гробы. Пропали деньги. Пришлось опять работать. Чтобы накопить на похороны. В девяносто пятом меня от благодарных потомков провели парадом по Красной площади. И помирать стало неудобно. Вроде как я из корыстных соображений помер. Чтобы меня благодарные потомки на халяву похоронили. А в девяносто восьмом, когда я денежек поднакопил, тут тебе и дефолт. Опять помереть не на что было. Потом ждал, когда Россия поднимется с колен. А когда дождался, выяснилось, что все наши денежки на подъем и ушли. Опять живи. А сейчас и подавно не помрешь. Цены растут, как грибы перед войной. Кстати, не знаешь насчет грибов?.. А то то Грузия, то Украина на нас зубы точат. Вот я тут и сижу, охраняю неизвестно что. Чтобы на похороны собрать. Потому что, по скромным подсчетам, на похороны нужно минимум полста штук. Пока. А там видно будет.

Мы помолчали, покурили... Выкинули окурки вниз. На второй этаж. А потом он показал мне лесенку, по которой я спустился во двор шиномонтажа, откуда и выбрался на Измайловское шоссе.

Да, господа, жить в России тяжело, а умирать дорого.

Глава шестая

И вот стою я себе на Измайловском шоссе... Это не то чтобы совсем шоссе. Чтобы на шесть полос или на восемь. Хайвей, в натуре. Чтобы, если ПНД (тьфу ты, я хотел сказать – ДТП. ПНД – это психоневрологический диспансер)... Так вот, если ДТП, то чтоб десяток-другой машин. Чтобы, значит, виновник аварии скончался на месте, а трое были доставлены в ближайшую больницу. Один из них в критическом состоянии, и врачи ищут у него карту медицинского страхования. Нет, на этом отрезке Измайловского шоссе ничего подобного, на чем мог бы отдохнуть глаз прохожего аборигена, произойти не может. Максимум, кто может здесь столкнуться, это продавцы китайских бутиков и торговцы халяльным мясом. Здесь Измайловское шоссе умирает в дебрях умирающего Черкизовского рынка. А дальше – леса, степь и Золотая Орда.

А я, как уже говорил, хотел есть. Этого у нас сколько угодно. ДТП нет, а харчевен, трактиров, шашлычных... Ленты, кружева, ботинки – что угодно для души. Я стал размышлять, где и что. И увидел по левую руку заведение белого цвета, на вывеске которого форматом в три четверти была нарисована менора. Священный иудейский светильник. Семисвечник. А чтобы было понятно, что это менора, а не факел, там, или жертвенный огонь, то под рисунком была разъясняющая надпись – «МЕНОРА». Ну вот, наконец-то. А то семьдесят лет живет еврей на белом свете, а из национальной еврейской кухни знает только мацу. И то не ел, а видел. В документальном фильме о кишиневском погроме 1905 года. Вот сейчас я это дело исправлю и наверстаю.

– Что у нас из кошерного? – развязно (как и положено еврею, или, как принято думать, как разговаривают евреи) спросил я. (Для не евреев сообщаю, что кошерное – это блюдо, приготовленное по законам кашрута, то есть то, что можно есть еврею. У мусульман это называется «халял». Остальные нации жрут все подряд.) Итак...

– Что у нас из кошерного? – развязно спросил я у еврея, как две капли воды похожего на убиенного в 1916 году Григория Ефимовича Распутина. И жуткая вещь!.. Оказалось, что его так и зовут. Григорий Ефимович Распутин! И он специально косит под великого старца! В интересах бизнеса.

Я опять жутко удивился. Какой, на хрен, бизнес?! Григорий Ефимович Распутин в еврейском ресторане «Менора»?! И тут выяснилось, что еврейский ресторан «Менора» вовсе даже и не еврейский! А назван так потому, что «менора» – это единственное слово на идиш, которое известно хозяину ресторана горскому еврею Тельману Джебраилову. Так что мои расчеты отведать чего-либо еврейского обломились. Придется жрать все подряд, что и все остальные нации. А если бы хозяин был настоящим евреем, а ресторан имел еврейскую кухню, то ресторана бы вообще не было. Потому что я оказался первым настоящим евреем, появившимся в районе Черкизовского рынка. А из-за одного меня городить ресторан и держать в нем контрафактного Распутина с точки зрения бизнеса неразумно. Разве что для отвода глаз при посещении рынка скинхедами. Но тоже невыгодно. Выгоднее платить скинхедам, которые если и придут бить «черных», то пусть уж их и бьют, а не отвлекаются на мелкий еврейский погром. Со времен общества «Память» и РНЕ Баркашова еврейские погромы вышли из моды.