Страница 2 из 4
– А Ксении я, наверное, скажу правду, почти всю правду, и отведу ее в клинику к Адаму. Ты как думаешь?
– Я тоже так думаю. Она ведь ни в чем не виновата, а тем более ее маленькие. Такая жизнь у нас крученая. Испокон веков все у нас против людей – и вчера, и сегодня, и, наверняка, завтра так будет. Такая мы заколдованная страна, такой народ: каждый в отдельности и умница, и герой, и умелец, и совсем незлой человек, а вместе все мы толпа. Да, толпа, которую могут взять в оборот и унизить сверх всякого предела урки и недоучки, выскочки, все таланты которых только в наглости и полной беспринципности.
– На войне было проще, – сказала Александра.
– Когда допекут, воевать мы умеем, что правда, Саша, то правда. Но почему не умеем жить в мире? Почему за тысячу лет нашего государства не научились беречь людей? Почему мы необучаемы?
Александра не знала, что сказать маме, и они обе долго слушали, как бьют в потолочное окошко невидимые струи дождя.
– Ма, всего семь часов, а уже темно, и так половина года…
– Половина жизни в потемках и в холоде…
– Я бы сейчас водки выпила. У нас есть?
– Есть. Давай выпьем. – Мать прошла к буфету, достала из известного ей укромного местечка четушку водки, или, как ее любовно называли в народе, «маленькую». – У меня для этого случая и сало есть, и соленые огурцы, и лук, и хлеб. Гулять так гулять! – весело добавила мама. – Чего-чего, а водку мы с тобой, кажется, никогда в жизни не пили!
– Точно, еще не пили! Пора начинать! – засмеялась Александра, и на душе у нее стало так радостно, так спокойно… За мамой, действительно, как за каменной стеной. А немножко водки она всегда держит в доме в лечебных целях – для компрессов, для растирок. Вот они сейчас и полечатся.
В четыре руки они мигом накрыли на стол.
– На правах младшей я буду виночерпием, – сказала Александра, вспомнив похожие слова Папикова, обращенные им к Адаму в палаточном городке под Ашхабадом.
– Сейчас выпьем и как запоем, – смеясь, сказала мама, – давно мы с тобой не пели!
Веселое мамино настроение тут же передалось Александре, ей даже спать расхотелось. Она сбила сургуч с горлышка бутылки, вынула штопором пробку – в те времена еще были пробки, еще не придумали запечатывать водку алюминиевой фольгой.
– Ну я наливаю на мизинец. – Александра налила по чуть-чуть водки в стаканы.
Они только собрались поднять стаканы, как в дверь негромко постучали.
– Господи, кого это принесло? – в сердцах пробормотала Александра, вставая из-за стола.
– Не спеши, – приостановила ее Анна Карповна, проворно заткнула пробкой бутылку и поставила ее под стол, стаканы с налитой водкой отодвинула в дальний угол стола и накрыла чистым полотенечком, которое они имели в виду употребить в виде салфетки одной на двоих.
– Так я откину крючок? – шепотом спросила Александра.
Мать кивнула в знак согласия.
Александра пошла открыть входную дверь.
– Ой, вернулась! – прямо с порога бросилась ей на шею Ксения и заплакала у нее на груди.
– Входите, дети, входите, не напускайте холода, – радушно сказала Анна Карповна.
– Все, Ксеня, все, – успокаивала гостью Александра, – садись к столу. Как говорят алкаши, третьей будешь, – добавила она с нервным смешком.
– Так, Саша, клади Ксении огурчики, сало, картошку, – сказала Анна Карповна, доставая из-под стола четушку водки. – И третий стакан подай гостье.
– Ой, а я никогда в жизни не пила водку! – смущенно проговорила Ксения.
– Иногда можно, – заметила Анна Карповна, – и повод есть, и погода располагает.
Александра налила в стакан Ксении водки и сказала:
– Ты, как выпьешь, сразу воздух выдохни и хлебом занюхай.
– Ладно, – браво согласилась Ксения.
– Давайте, девочки. – Анна Карповна помолчала. – Давайте выпьем за главное: веру, надежду, любовь, взаимопонимание… А все остальное приложится и образуется. Давайте!
Они звучно сдвинули стаканы.
Ксения смело выпила водку и в тот же миг стала пунцовая, а на глазах ее выступили слезы.
– Хлебушком занюхай, хлебушком! – настаивала Александра. – И салом закуси с огурчиком… – Ой, ма, какие у тебя вкусные огурчики! Такие солененькие, прелесть! Мне со вчерашнего дня их хотелось или с позавчерашнего… Так хотелось, что прямо во рту у меня стоял их вкус.
Анна Карповна переменилась в лице и внимательно посмотрела на дочь долгим, изучающим взглядом.
Все трое закусывали в охотку и раскраснелись, разрумянились, даже Анна Карповна.
– Давайте сразу по второй, – предложила Александра, которой хотелось набраться смелости.
– Куда спешить? – улыбнулась Анна Карповна.
Ксения напряженно молчала. Она почувствовала в поведении Александры что-то странное.
– Да, – словно прочитав ее сомнения, сказала Александра, – я привезла его из Ашхабада.
Зрачки Ксении расширились. Она поняла все.
– Он здоров? – наконец вымолвила Ксения.
– Выздоравливает. Он был ранен мародерами. Там мы сделали операцию. Двадцатого прилетели в Москву. Кроме Адама привезли еще троих раненых. С сегодняшнего дня ему разрешено вставать с постели. Лечение еще недели на три. Через два-три дня, когда он окрепнет, я отведу тебя к нему.
– И меня пустят? – недоверчиво спросила Ксения.
– Пустят. Я понимаю, что ты имеешь в виду, но он больше не заключенный. Он свободный гражданин, майор медицинской службы в отставке Адам Домбровский.
– Он Половинкин.
– Нет! Запомни, Половинкин погиб в ашхабадском землетрясении. Половинкина больше нет, есть Домбровский.
– А в поселок ему нельзя возвращаться? – робко спросила Ксения.
– Нельзя. Он будет жить и работать в Москве.
Молчавшая до сих пор Анна Карповна вставила реплику:
– Ты не пугайся, Ксения, даст Бог, все уладится.
– Я не за себя, я за него…
– Вижу, что не за себя, – сказала Анна Карповна, – и за него, и за ваших деток ты не волнуйся, все утрясется.
– Спасибо, – все с той же робостью в голосе сказала Ксения, и в это время в дверь громко постучали.
– Входите! – крикнула Александра, забывшая накинуть крючок.
В дверь постучали еще громче.
– Открыто, чего ломитесь?! – вспылила Александра. – Входите!
Наконец дверь приоткрылась, и в нее просунулось нечто громоздкое; и не сразу можно было понять, что это человек в мокрой плащ-палатке.
– Дверь за собой притягивайте! – крикнула, вставая из-за стола, Александра, готовая едва ли не к рукопашному бою.
Вошедший сбросил с головы мокрый капюшон, и перед ними оказался рыжий-рыжий растерянный паренек лет девятнадцати.
– Товарищ адмирал… я новый вестовой… товарищ адмирал на сутки дежурить заступили в штабу, меня узнали послать, приехали ихняя жена? – путаясь от волнения, скороговоркой выпалил вестовой.
– Приехали, – неожиданно подбоченясь, отвечала Александра, – так и передай адмиралу: ихняя жена приехали!
– Есть! – козырнул солдатик.
– К пустой голове руку не прикладывают, – отметив, что вестовой без головного убора, употребила старую армейскую шутку Александра. – Вопросы есть?
– Никак нет! Разрешите идти?
– Идите.
– Стой, деточка, стой! – Анна Карповна проворно сделала три бутерброда с черным хлебом, салом и дольками соленых огурцов. – На, деточка, – подала она бутерброды солдату.
– Не надо. Нас кормят.
– Бери, бери! – командным тоном распорядилась Александра, и вестовой взял бутерброды.
– Спасибо! – громко поблагодарил он, выходя за дверь под дождик.
– Как говорят на флоте, рыжий – к удаче! – весело сказала Анна Карповна. – А ты, адмиральша, смотри как раскомандовалась. А ну-ка наливай, Саша!
Александра налила всем по второй.
– Давайте за Адама, – сказала она просто.
Чокнулись. Выпили.
– Ты хлебушком занюхивай, хлебушком, – как и в первый раз, настоятельно советовала Ксении Александра. – Вот. А теперь сала, огурчика. Не зря говорят: первая рюмка колом, а вторая соколом. Ну что, нормально, Ксень?