Дневник Аделины Блейз. Часть 1

Искренне твой, Густав».

Прочитав письмо, начальник вздохнул.

— Ты глупец, Густав. Мы вполне могли бы до­говориться. Теперь все потеряно и для вас, и для нас...

— Этот Густав — он писал про вас? — почему- то шепотом спросил оперативник.

— Да, Валера... — Остроумов снова всмотрелся в текст письма. Затем отложил листок, придвину

 к себе шкатулку. Не торопясь перебрал все доку­менты. Уже собирался снова сложить их в шкатул­ку, как вдруг что-то привлекло его внимание. Взяв шкатулку, он внимательно осмотрел ее, затем до­стал из ящика стола складной нож.

— Что-то есть, Илья Георгиевич? — все так же шепотом поинтересовался Валера.

— Сейчас проверим... — открыв лезвие, началь­ник аккуратно подцепил им суконную подкладку, выстилающую дно шкатулки. Присмотревшись, уже без колебаний оторвал у шкатулки стенки, а донышко аккуратно расщепил на две пластины.

— Вот так-то вот, мой дорогой Густав... — удо­влетворенно пробормотал он, когда из разделив­шегося донышка на стол скользнул ровный ква­дратик бумаги.

Его подчиненный тихо ахнул.

— Здорово! Что это такое?

— Сейчас посмотрим... — взяв листок, Остро­умов внимательно рассмотрел его. И, чем больше он вглядывался в написанные на нем строчки, тем больше мрачнел.

— Шифр? — спросил Валера, вытягивая шею, ему не терпелось рассмотреть находку. — На ан­глийском?

— Часть шифра. Один из трех Ключей. Еще по одному такому листку находится у двух сообщни­ков Розенберга. И лишь собрав все три Ключа вме­сте, мы сможем узнать, где находится эта штука.

— Какая штука? — не удержался от вопроса Валера.

Несколько секунд Остроумов задумчиво смо­трел на своего помощника, словно размышляя, го­ворить или нет. Потом нехотя разжал губы:

— Дневник Аделины Блейз.

глава первая

Девушка

У КАЖДОГО ЧЕЛОВЕКА В ЖИЗНИ БЫВАЮТ неприятности. Не избежал их и я. Скажу больше — сколько себя знаю, я всегда был неудачником. Это началось еще в детстве: собаки кусали именно меня, а не кого-нибудь из моих друзей. Червивое яблоко непременно доставалось мне. Если в школе я не был готов к уроку, меня обязательно спраши­вали. Если на всей дороге, по которой мы ехали с друзьями на велосипедах, находился хотя бы один гвоздь, то я на него непременно наезжал.

Признаться, сначала я не обращал на это осо­бого внимания, но в какой-то момент заметил, что друзья потихоньку начинают меня сторониться. Когда я прямо спросил об этом Володьку — мы с ним вместе учились с первого класса — то он, не­сколько смутившись, все же ответил. Сказал, что со мной нельзя никуда ходить — обязательно что- то случится.

Говоря откровенно, я обиделся. Но уже пару дней спустя, когда обида схлынула, понял, что Во- лодька был прав. От моих неудач страдал не только я — страдали все. Ведь если мы шли в кино, то либо отключали электричество, либо постоянно рвалась

пленка. Если кто-то приглашал меня на вечеринку, то последствия были еще хуже. Один раз мы зато­пили соседей снизу, в другой раз вернулись роди­тели парня, на квартире которого мы веселились. Вернулись очень не вовремя, без предупреждения. Должны были куда-то лететь отдыхать, но с биле­тами вышла какая-то накладка. И когда они появи­лись в квартире, открыв ее своим ключом... Даже не хочу рассказывать, что они там увидели. Сами можете догадаться. Разгоняли нас не чем-нибудь, а шваброй. Хорошей такой, крепкой. Догадываетесь, кому перепало больше всех?

Впрочем, парень я был крепкий, так что все обошлось. Но именно после того случая на меня и начали посматривать косо. Говорили, что со мной нельзя дружить, — сам станешь неудачником. Кто- то даже теорию сочинил о том, что я болен вирусом невезения. И что этот вирус может передаваться. Дольше всех держался Володька — друг все-таки. Но когда во время очередной поездки на рыбалку он упал с велосипеда и сломал ногу, его терпение кончилось. Да и упал-то он, в общем-то, из-за меня: мне защемило цепью раскатавшуюся штанину, я резко затормозил. Володька попытался объехать меня и загремел в кювет. Я на себе тащил его до больницы, но дружбу этим, увы, не спас. Школу мы заканчивали уже в разных классах.

Школу я, впрочем, закончил хорошо, всего с одной тройкой. Но в институт поступить не су­мел — завалил сочинение, в итоге совсем чуть- чуть не добрал до проходного балла. Восемь меся­цев проработал на автобазе учеником автослесаря, после чего меня под звуки оркестра отправили за­щищать Родину.

Скажу прямо — когда узнал, что попал в де­сант, сердечко екнуло. Понимал, что комплекция у меня для десанта самая что ни на есть подходя­щая. Но когда нас везли в часть, я с ужасом думал о том, чем для десантных войск в целом и для меня в частности обернется моя служба. Да, раньше у меня до трагических случаев дело не доходило. Но ведь раньше я и с парашютом не прыгал...

Не знаю, что произошло на этот раз — то ли бог помиловал, то ли там, в небесной канцелярии, просто какой-то сбой произошел, разнарядки на неудачников потерялись. Но без смертельных слу­чаев, слава богу, обошлось. Хотя у моего старши­ны, безусловно, седых волос прибавилось. Но — не будем о грустном. В целом отслужил нормально, домой вернулся при полном параде: аксельбант, берет, сапоги со шнуровкой. Батарея значков на груди — девчонки были в отпаде. Пару недель по­гулял да начал готовиться к институту. Старал­ся вроде бы, но в результате сдал экзамены еще хуже, чем в прошлый раз. В общем, надоела мне эта канитель, и пошел я в автослесари. Опыт уже кое-какой был, плюс знакомый отца помог, так что попал на вполне приличную точку. Работал много, но и платили неплохо. Уже через месяц смог снять себе квартирку, через год купил машину — ава­рийную «тойоту». Сам перебрал ее, отремонти­ровал. Как новенькая стала. Вроде бы жить и ра­доваться, да вот только с личной жизнью у меня как-то никак не складывалось. Знакомился с де­вушками, ухаживал. Но какого-то серьезного про­должения эти знакомства никогда не имели. Так было и на этот раз: мы встречались с Ольгой поч­ти три месяца, она мне нравилась. Нравилась так, как ни одна девушка в жизни. Я уже начал поду­мывать о том, как бы ей поделикатнее намекнуть о свадьбе. Купив большой букет роз, в аккурат к юбилею — три месяца знакомства — я заявился к ней сегодня в десять вечера на порог. Сюрприз хотел сделать.

Сюрприз получился. Увидев меня на пороге с букетом цветов, Ольга как-то растерялась. Осознав, что дело нечисто, я сунул букет Ольге в руки, а сам, не разуваясь, прошел в дом. Где и обнаружил на диване какого-то занюханного лохматого волоса­тика. Волосатик жрал бутерброд с красной икрой: увидев меня, поперхнулся, с трудом сглотнул — я видел, как шевельнулся его кадык.

Мои кулаки угрожающе сжались — променять меня на этого задохлика? Я как раз размышлял о том, вышвырнуть его с балкона или спустить с лестницы, когда Ольга схватила меня за руки:

— Кирюша, не надо! Ну, пожалуйста, ты ничего не понял! Это Макс, Наташкин друг. Он музыкант, на гитаре играет. Не надо, Кирилл!

Конечно, можно было набить этому музыканту рожу. Хотелось, по крайней мере, нестерпимо. Но я хорошо понимал, что все кончено, что кулаками здесь уже не поможешь. Повернувшись, я просто ушел, довольно аккуратно прикрыв дверь — она осталась на своем месте, даже штукатурка во­круг косяков не осыпалась. Спустился по лестни­це, хлопнул по карману, ища сигареты. Вспомнил, что уже месяц как бросил курить. И все из-за Оль­ги — она не переносила табачного дыма. А вот ин­тересно — этот волосатик курит?

Я шел по темным улицам, меня душила обида. Опять неудача, в который уже раз. Ну что я, урод какой-то? Воняет от меня, или тупой как пробка? Вроде бы нет. Так почему же от меня все шараха­ются?

Самая короткая дорога к моему дому лежала через район частных застроек. Улицы здесь тем­ные, по ночам в этих местах народ ходить опа­сался. Оно и понятно — здесь и самогонкой тор­гуют, и наркотиками. Злачное место, милиция здесь появляется лишь по большим праздникам. То есть или когда убьют кого-то, или когда для отчетности нужно прикрыть какую-нибудь точку. Обычно ту, которая ментам мало платит. Правда,