Страница 81 из 97
Как в таком адском шуме можно сосредоточиться?
Но собравшиеся были людьми умными.
У столика с напитками Зина наконец остановилась. Используемая вместо скатерти белая бумага с неровными краями казалась той, в какую мясник заворачивает свой товар. Содовая, пиво, минеральная вода, дешевые сорта виски, водка, кукурузные чипсы, соленые орешки, пластиковые стаканчики с плавленым сыром с креветками.
Зина взяла хрупкую пластинку жареного картофеля, подцепила ею из стаканчика сыра, добавила сверху оливку и съела. Повторив манипуляции, поднесла сложную конструкцию к моим губам. Я подчинился.
– Вкусно?
– Волшебство.
Она улыбнулась, повела плечами и послала мне воздушный поцелуй. Затем рука ее вцепилась в пряжку моего ремня. Кивком головы Зина с сияющими глазами указала на балкон.
Мы вышли, и она плотно прикрыла дверь.
– Чтобы не так слышно было музыку. А то соседи соплями изойдут от негодования.
Грохот действительно стал приглушеннее. Но на балконе мы оказались не одни: подышать воздухом вышли еще человек десять. Никто, однако, не стрелял в нашу сторону бдительным оком.
Люди разговаривали. До меня доносились слова: «экономика», «текстура», «раздвоение», «тип деконструкции».
Зина увлекла меня в левый угол, я оперся спиной на перила. Не Бог весть какие – две тонкие горизонтальные железные полоски, соединенные редкими диагоналями таких же тонких металлических прутков. Человек крупный между ними, наверное, застрял, но любому другому протиснуться не составило бы никакого труда.
Зина прильнула ко мне, отчего перила врезались глубже. Ночной воздух был теплым; от открывавшегося вида и в самом деле захватывало дух.
Именно поэтому, видимо, балкону отводилась роль романтического уголка – чуть ли не вплотную к нам бешено целовалась другая парочка. Плотного сложения лысеющий мужчина средних лет в узковатом для его плеч твидовом пиджаке и вельветовых брюках и его избранница – в белом платье, несколькими годами моложе, светловолосая и очкастая, с тонкими чертами лица и толстыми руками, которые непрерывно ласкали и теребили лацканы пиджака ее кавалера. Мужчина что-то произнес, женщина в ответ обвила его шею руками, и они вновь поцеловались.
В нескольких метрах от них трое молодых людей вели жаркий спор о модемах, программном обеспечении, придурках, засоряющих Интернет, о том, как искажено сейчас понятие кибернетики по сравнению с концепцией Норберта Винера...
Зина впилась губами в мой рот.
Никто не повернул головы.
Подобное равнодушие успокаивало, но и разочаровывало тоже: неужели все ухищрения конспирации были ни к чему?
Клуб убийц? То, что я видел, больше походило на компанию соскучившихся по сексу и безобидной болтовне людей с интеллектуальными, типа игры в шахматы, замашками, но не более.
Шестьдесят-семьдесят человек.
Сколько же из них – убийцы?
Да есть ли они тут вообще?
Парочка рядом с нами продолжала неистово обниматься, несмотря на то что заумная дискуссия стала громче, один из спорящих временами едва ж не кричал.
Язык Зины настойчиво исследовал полость моего рта. Ладони мои лежали на ее плечах – когда только я успел их туда положить?
Наконец она решила отдохнуть, собраться с силами для новой атаки. Воспользовавшись этим, я чуть отстранился и начал легонько массировать ее шею, тонкую и деликатную, четко ощущая под пальцами биение сонной артерии. С улыбкой, которая должна была замаскировать желание уйти от физического контакта, я сказал:
– Замечательная вечеринка. Благодарю за приглашение.
– Благодарю за то, что пришли, сэр.
– По какому, собственно, она поводу?
– Кому нужен повод?
– Хорошо, но ведь для чего-то она организована?
Зина весело рассмеялась, взяла мою руку и сквозь разрез платья положила ее у себя между ног, плотно сжав бедра.
Я почувствовал жар, исходивший от нежной кожи.
Трусиков на ней не оказалось. Нет, что-то все же было, какая-то узенькая полоска, совсем низко. Крошечные бикини. А я уже принялся строить предположения...
Зина напрягла мышцы, еще сильнее зажав мои пальцы. Глаза ее закрылись, из разомкнувшегося рта пахнуло джином. Левая рука приподняла полу моей куртки, правая двинулась ниже...
Господи, нет... Перед глазами встали мертвые лица, залитые кровью кроссовки, безутешная скорбь родителей... Возбудить меня ей не удалось.
Зина раскрыла глаза. Вновь в них пылала исступленная самовлюбленная ярость.
Я отвел ее руку, взял в ладони ее лицо и поцеловал.
Ее смущение было мне наградой.
– Здесь люди. – Я покачал головой. – Терпеть не могу зрителей.
Зина чуть оттопырила нижнюю губу и кивнула.
– Понимаю.
Развернувшись, я облокотился на перила и чуть подался вперед, будто изучая окрестности. Пространство между домом и мигающими вдали огоньками было залито густой чернотой, в которой могло скрываться что угодно.
Зина встала рядом и прижалась щекой к моей руке. Я обнял ее плечи. Парочка уже скрылась в доме, но мужчины все продолжали спорить. Две дамы, держа в пальцах по пластиковому стаканчику, вышли на балкон и со смехом направились к противоположному от нас краю.
– Мне придется повторить свой вопрос, Зет. Так что за повод? Здесь явно не просто встреча старых друзей. Я почувствовал, как она напряглась.
– Что привело тебя к этому выводу?
– Твои гости ведут себя вовсе не как друзья. На тебя никто не обращает внимания, а ведь такую женщину трудно не заметить. Видимо, у них свои планы.
Под пиджак скользнула рука, я почувствовал медленно движущийся вниз по позвоночнику палец.
– Ничего не знаю насчет того, что меня трудно не заметить.
– Зато мне это известно, Зет. Игнорировать тебя может либо патологический эгоцентрист, либо труп.
Я повел ладонью по ее шее там, где находится граница волос.
– Здесь собрались мои знакомые. Считай их родственными душами.
– Ага, интеллектуальная элита?
– Можно сказать и так.
– А критерий отбора?
– Он безошибочен и надежен, Эндрю. Разработан психологами.
– О, коллеги! Почему я не содрогаюсь от почтения?
Зина засмеялась.
– Думаю, нам следовало бы быть более разборчивыми, но это только начало.
– Клуб умников, – скептически бросил я. – А ты предоставляешь им крышу над головой.
– На сегодняшний вечер. И это единственное мое обязательство. Развлекаюсь я сама, как хочу.
Она потрепала меня по щеке. Омерзительная привычка.
– Что ж, в высшей степени лестно оказаться среди избранных, да еще без всякого испытания.
– Мое испытание ты прошел.
– Искренне вам признателен, мэм. Не потребовать ли мне на этом основании грант у федерального правительства для продолжения своих исследований?
– Какой цинизм. – Зина улыбалась, но в голосе ее прозвучала какая-то странная – жалобная? – нота.
Чуть повернув голову, я пытался рассмотреть дома на склоне соседнего холма. К аромату хвои примешивался сладковатый запах смога.
– Значит, веселимся, – сказал я.
– Но ведь ты же не аскет, Эндрю, правда? Не зануда, который ненавидит радости жизни?
– Но какое отношение аскеза имеет к цинизму?
– Если верить Мильтону[17], то довольно непосредственное.
У него есть строки: «Из цинизма лохани извлеките весь жемчуг, Воздержанью сухому хвалу вознесите...»
– Я, правда, давно не смотрелся в зеркало, но, по-моему, еще не совсем высох, и, поверь, воздержание ничуть не делает душу более мягкой.
Зина засмеялась.
– Не могу не согласиться, однако я имела в виду нечто другое: ты кажешься таким... настороженным. Я ощущаю твое сопротивление. – Она прижалась ко мне теснее.
Некоторое время я продолжал смотреть прямо перед собой, затем повернулся и положил руки на ее плечи.
– Правда, Зет, заключается в том, что сейчас я представляю собой руину. В плане общения я – урод. Слишком много в свое время наслушался невротических бредней.
17
Джон Мипьтон (1608-1674) – английский поэт. В поэмах «Потерянный рай» и «Возвращенный рай» в библейских образах аллегорически отразил право человека преступать освященную обществом мораль.