Страница 11 из 20
Девчонки-покупательницы, лихо щебеча по-английски, подходят к стенду и сразу выбирают нужную. Делают два-три мазка из коробочки-тестера, и — в кассу.
Несчастные мы все-таки, россиянки. Когда я была такая же молодая, как они, то, если удавалось отхватить по блату платье на два размера больше, почитала за счастье, а любую импортную пудру — только за двойную цену.
В общем, разобравшись после долгих мучений в сортах и номерах, я, усталая, но довольная, вернулась в дом к дочери.
— Это всё? — состроив гримасу, тихо процедила Александра. Для похода на целый день не слишком-то много.
Я рассказала ей о своих проблемах. Она долго смеялась и решила, что больше мне с магазинами связываться не стоит. Я с ней согласилась. Дней у меня не так много. Музеи, театры, да и сам город почти не охвачен, когда я еще сюда выберусь.
Знакомство
Но наутро вновь ноги сами тащат меня на торговую улицу. И снова я в царстве тряпок, косметики и прочих мелочей, которые женщине необходимы, как воздух.
Я пробираюсь сквозь ряды кофточек, блузочек, юбок, пиджаков. Из примерочной через плотную занавеску доносится русская речь:
— Кать, а Кать, ну куда ты подевалась? Я голая стою. Ты же мне другие брюки обещала принести. Эти велики.
Я озираюсь по сторонам. Никакой Кати. Из-за занавесок примерочной высовывается симпатичная мордочка.
— Катя! — зовет девочка на весь торговый зал и исчезает. — Вот черт, придется одеваться, а потом снова раздеваться, — снова слышится ее голос и пыхтение.
Мне жаль девочку, знаю, что это за работа — примерять вещи.
— Что тебе принести? — сочувственно спрашиваю я и заглядываю в примерочную.
— Ой, вы русская? Вот эти брюки, только меньшего размера. Голая ручка подает мне брюки.
Я иду к вешалкам и начинаю шуровать. Именно шуровать. Опять непредвиденные трудности. Девчушка назвала нужный ей размер, но тут еще много чего нужно знать: как обозначен у англичан рост и какой именно нужен девочке?
Возвращаюсь. Девочка замерзла и дрожит.
— Какой тебе рост? — Но, взглянув на нее, догадалась сама. Девочка совсем маленького росточка. — Значит, тебе «петито» нужно. — Этому меня уже Александра научила.
— Что? — удивляется девочка.
— Твой рост называется «петито».
— О! — удивляется девочка и тут же спрашивает: — А Катю вы не видели?
— Может, и видела, — смеюсь я, — но ты же мне ее фотографию не показывала.
— Наверное, Катю папа куда-нибудь утащил, — сообщает она, натягивая принесенные мною брюки.
— Наверное, — соглашаюсь я, чувствуя, что по спине катится пот. На мне кашемировое пальто, под ним теплый свитер, колготки поплотнее из Москвы привезла, чтобы в холодном Лондоне не простудиться.
Наконец после нескольких примерок удалось ей подобрать брюки.
— Теперь классно и подгибать не надо! — Девочка вертится перед зеркалом. — Вы как считаете?
— Считаю, что точно твой размер.
Оказался восьмой «петито», совсем кнопочка. Кому бы у нас это пришло в голову, что не сорок четвертый?
Кнопочка, увешанная покупками, словно верблюд, тащит меня к кассе и подает кредитную карточку.
Я, уставившись на богачку, молчу. У меня нет кредитной карточки. «Кредитов не выдают», — смеялся Миша. У Александры, правда, есть кредитка. Фирма перечисляет ей в банк зарплату.
— Карточка для удобства, — объясняла дочь, — не обязательно все деньги со счета снимать.
— Не обязательно, — соглашалась я, — если хватает до следующей зарплаты.
Мне лично всегда не хватает.
Кнопочка радостно берет покупку из рук продавца, и ее бесконечные кулечки и пакеты рассыпаются по полу. Я помогаю ей все собрать.
Теперь мы вдвоем выглядим как вьючные лошади. Если добавить, что от этого мне становится еще жарче и пот градом катится не только по спине, но и по лицу, то, в общем, картинка впечатляющая. Выгляжу как провинциалка, попавшая из захолустья в столичный магазин. Сзади раздается густой бас:
— Мы тебя ищем, ищем.
— Это мой папа, — радуется девчушка, — и сестра.
Поднимаю глаза. Парочка как с картинки «Космополитена», одеты с иголочки: сестричка в блестящем плаще, мужчина без верхней одежды, в элегантном костюме и клетчатом кашне.
— Здравствуйте, приятно познакомиться, — говорю я в надежде освободиться наконец от чужой ноши.
— А это русская женщина, которая помогла мне выбрать брюки, потому что Катя меня бросила, голую, в примерочной, — представляет меня кнопочка.
Мужчина улыбается:
— Ты же не пупсик, чтобы тебя голой бросить, а взрослая самостоятельная девушка. Вы как считаете? — Это уже ко мне.
— Да уж, — невольно скосив глаза на кредитку, которую она крутит в руках, соглашаюсь я.
— Это мои покупки, — сообщает девочка, показывая на меня, засыпанную разноцветными кульками, будто новогодняя елка, и папа, протянув огромные ручищи, приходит мне на помощь.
В отличие от девочек, мужчина высокий и большой, словно медведь. Я внимательно разглядываю его дорогую одежду: пиджак, галстук и сорочка выдают принадлежность к нашему новому классу, как сейчас принято говорить, к «новым русским». «Или он здесь живет», — размышляю я.
— Ну что, дамы? — Его серые глаза излучают саму галантность. — Может, уже пора перекусить? — Он вопросительно смотрит на меня.
— Спасибо, у меня дела, — вежливо отказываюсь я, хотя такая компания меня вполне устраивает. Тоскливо, как белой вороне, среди английского населения одиноко жевать булку. Как оказалось, я совсем не люблю одиночества, душа у меня по-русски компанейская.
— Пойдемте, — настойчиво уговаривает меня кнопочка, — вы тут уже со мной минут сорок возитесь.
— И, наверное, сильно проголодались, — в шутку добавляет мужчина.
И я почему-то соглашаюсь.
Мы шагаем по шумному центру и, свернув на близлежащую улочку, заходим в симпатичный бар.
— Это мой любимый паб, — сообщает отец девочек и показывает на стены. Бар стилизован под старину: красного дерева книжные шкафы с золотыми корочками древних книг. Фотографии строгих дам — длинные юбки, пенсне. Приветливый бармен в белой сорочке и галстуке нарочито аккуратно приносит нам пиво и сэндвичи с красной рыбой. Тоненькие кусочки хлеба аппетитно нарезаны треугольниками. Девочки заказывают себе сладкий пирог.
— Русские удивительный народ, — с удовольствием сделав глоток из огромной кружки, замечает мужчина. — Где бы ни были, обязательно найдут друг друга. Мне приходится много ездить по миру, и даже в самой иностранной глубинке я находил соотечественников.
Девочки, разложив на столе покупки, живо обсуждают свои приобретения.
Я снова с любопытством присматриваюсь к их папе: средних лет и, как принято говорить у нас, интересный. Серые живые глаза, обрамленные густыми темными ресницами, выступающий подбородок. Крупные черты придают лицу мужественность, а внушительные габариты фигуры подчеркивают силу. Такие, как он, вызывают доверие, в случае беды хочется спрятаться за их широкой спиной — не дадут в обиду, защитят. Рядом с ними сразу возникает желание быть не самостоятельной, эмансипированной, а именно слабой женщиной. Ощущение, что слабому полу он позволяет все, чувствовалось по тому, как вели с ним себя дочери.
Он любил, как только могут любить сильные мужчины — нежно и без оглядки, хотя то, что он человек с характером, было сразу заметно.
— Взял их в командировку. Очень хотели Лондон посмотреть. — Улыбка на открытом лице, светящийся взгляд. — Они с матерью на Севере живут, — последние слова мужчина произносит жестко, хмурится, собрав складки у переносицы.
Я не задаю никаких вопросов. Профессия приучила меня внимательно слушать людей и не перебивать.
— У меня фирма в Москве. — Он протянул визитную карточку, и я прочла его имя. — Видимся редко, — кивнул Николай в сторону девочек.
Больше ни полслова. Почему они не живут в столице вместе с ним? Почему редко видятся?