Случайно

Она вглядывается в себя.

Та часть ее личности, которой смешно, словно стоит в стороне и наблюдает. Эта личность абсолютно спокойна, словно самостоятельная, иная она.

Астрид сидит, отвернувшись от зеркала, изо всех сил стараясь не дать остынуть гневу.

Два дня спустя Амбер спросила у Астрид, может ли она дать ей свой блокнот и фломастер.

Астрид кивнула. И буркнула нечто утвердительное. Она все еще «не разговаривает» с Амбер.

Амбер лежит в тени на траве, что-то рисуя фломастером Астрид в ее же блокноте.

Немного погодя Астрид подходит и садится в сторонке. Потом подвигается ближе.

Амбер отлично рисует, и очень быстро. Сейчас она нарисовала маленькую девочку. Девочка сидит за школьной партой, на противоположной стене старая школьная доска, у которой стоит старомодного вида училка. Девочка тоже рисует на листе, прикрепленном к мольберту. Сверху на листе надпись: Мамочка,такими детскими буквами, а сама картинка — точь-в-точь, как дети рисуют свою маму: палка-палка-огуречик, смешные ножки-прутики, разные глаза, рот запятой.

Амбер показывает рисунок Астрид.

Потом она вырывает листок, переворачивает его и прикрывает локтем, как делают дети, когда не хотят, чтобы у них списывали, и делает новый рисунок.

Заканчивает — и протягивает Астрид.

Это сценка у ворот школы (на них даже есть вывеска: ШКОЛА); три мамы поджидают своих чад. Две из них женщины как женщины. А третья — точная копия «мамочки» с картинки девочки на первом рисунке. Она стоит рядом с «настоящими» мамашами, вся сикось-накось, волосы ежиком, глаза разные, рот дурацкой закорюкой, руки-палочки торчат в стороны, т. е. когда мамаша на самом делевыглядит как нарисованная в жизни — это чистый прикол.

Ничего смешнее Астрид в жизни не видела. Она смеется и не может остановиться. Ей смешно от самой мысли, что мама-каляка может выглядеть так же и «в жизни»! Это так смешно и так глупо, что Астрид смеется, пока у нее не начинают течь слезы. Слезы текут у нее по лицу по обеим щекам, холодными ручейками пробегают за ушами и падают в траву. Амбер тоже смеется, лежа на спине, от всей души. Они обе катаются по траве хохоча без остановки.

— Прекрасная иллюстрация сравнения, — изрекает Майкл, взглянув из-за ее плеча на рисунок (когда Астрид показывает его Магнусу).

— Очень смешно, — говорит Магнус. Он лежит на диване, уставясь в потолок. (Он почти пришел в норму, снова начал разговаривать, даже ванну принимает, все такое. Правда, вокруг глаз у него до сих пор черные круги, словно кто-то нарисовал их фломастером.)

— Это Амбер нарисовала? — спросила мама. — Замечательно. У нее явный талант.

О да. Астрид тоже так думает. Прошло уже много времени, а бывает, что она вдруг рассмеется ни с того ни с сего, неважно, где и чем занимается.

Часто она вспоминает про это ночью и ничего не может поделать — снова хохочет как заведенная, юмор, заключенный в рисунке, проникает в тебя настолько глубоко, до самых печенок, что кажется, твои внутренности плавятся или что в тебя вселился «чужой», которому ничего не нужно — только хохотать у тебя внутри, и через много-много дней, когда сами рисунки уже потерялись, или их куда-то сунули, или выбросила Катрина-Чистюля, Астрид продолжает безудержно смеяться при одном воспоминании, боже, до чего смешно, до чего прикольная идея: стоит такая дебильная мамаша вместе другими у школьных ворот, словно сойдя с дурацкой детской каляки прямо в реальный мир, ну как будто изображение, созданное ребенком, и есть самое точное и правдоподобное.

— Астрид, — обращается к ней мама как-то душно — жарким вечером, когда Майкл приготовил на ужин нечто «изумительное» и в результате в салате оказались мелко нарезанные несъедобные цветы. — Ты должна снять на видео всю компанию. Такой прекрасный вечер после прекрасного дня, у нас такой прекрасный ужин, это надо запечатлеть. Сходи за своей камерой.

Астрид не реагирует.

— Астрид, — говорит мама. — Иди же!

Астрид смотрит в тарелку.

— Иди же, — говорит мама. — Принеси камеру.

— Нет, — говорит Астрид.

— Как — нет? — говорит мама.

— Я не могу, — говорит Астрид.

— Что значит — не могу?

— Я ее потеряла.

— Что?!

Астрид повторяет:

— Я ее потеряла.

— Где же, Астрид, ты потеряла камеру? — спрашивает Майкл.

— Если бы я это знала, то уже нашла бы, так?

Амбер смеется.

— Астрид, кончай дурить, — говорит мама.

Астрид морщится, глядя на цветочную кучку у края тарелки.

— Но как это произошло, скажи на милость? — спрашивает Майкл.

— Астрид, она стоила две тысячи фунтов, ты же знаешь, — говорит мама, но скорее вкрадчиво, а не грозно — ведь за столом Амбер и им хочется выглядеть перед ней идеальными родителями, даже Еве.

— Когда это случилось? — продолжает Майкл. — Ты заявила в полицию?

— Астрид, господи, — говорит мама. — Это же твоя камера!

— Вообще-то, — вступает Амбер, она тянется к корзинке с хлебом, — ругать надо меня. Меня раздражало, что она вечно таскает ее с собой, вот я и бросила ее с мостика над дорогой.

Все поворачивают головы к Амбер. Пауза длится, растягивается и тянется, пока Астрид не решается:

— Нет, неправда. Она сама упала.

— О, — сказала мама.

— А, — сказал Майкл.

— Она лежала на перилах, и вдруг — раз и упала, — сказала Астрид.

— О, — повторяет мама. Снова пауза, только Амбер позвякивает ножом и вилкой по тарелке.

— Это случилось на пешеходном мостике, — говорит она. — Там, над шоссе А14.

— Вы могли кого-то убить, знаете ли, — произносит Майкл. — Она могла попасть в лобовое стекло, например.

— Ага, — говорит Амбер.

— Но этого не случилось, правда? — быстро спрашивает мама.

— Нет, — отвечает Астрид.

— Все живы, — говорит Амбер, разламывая хлеб пополам. — Короче говоря, это все я, она тут ни при чем, не надо ее наказывать. Если собираетесь кого-то вздрючить — то давайте меня.

Мама Астрид промокает рот салфеткой, потом смотрит на Майкла, потом на свои часы — и устремляет взгляд в окно.

— Надо посмотреть гарантийный талон, — говорит Майкл, глядя на Еву, потом на Астрид, на Амбер — и уже никуда, в пространство за головой Амбер. Тянется за бутылкой, подливает себе вина. — Все обойдется, — говорит он, кивая.

Мама снова начинает есть, как будто ничего не произошло. Вот это да! Майкл тоже ест. Магнус опустил глаза в тарелку и молча жует. Астрид смотрит на него сбоку — он красный как рак. Но никто больше не поднимает тему разбитой камеры. Никто не говорит об этом до конца вечера и на следующий день, а на третий день Астрид уже совершенно уверена, что все забыли о происшествии.

Id est — полная форма для i. е., то есть i. е. — сокращение для id est. Это другой способ сказать «то есть», латинское выражение, вот что означает id est.

Астрид рассказывает Амбер про мобильник в школьной мусорке, за который по-прежнему платят абонентскую плату, и никто ничего не знает. Рассказывает ей про Лорну Роуз, Зельду Хауи и Ребекку Каллоу. Про то, что раньше они с Ребеккой дружили. Рассказывает, как нашла письма своего отца, Адама Беренски, к маме — нашла в столе матери, в самом низу под свидетельствами о рождении, страховкой на машину, документами на владение домом и т. п., она умыкнула всю пачку, и мама даже не заметила, и с тех пор она хранит их дома, в носке, спрятанном с другом носке в портпледе у себя под кроватью. Она пересказывает Амбер прекрасные строки из его писем id est (то есть) наизусть: ты для меня — Начало Начал, ты научила меня истинной верности. Будь у меня в глазах по видеокамере, я бы снимал каждый восход, каждое утро, пока я жив, а в конце подарил бы тебе готовый смонтированный фильм. И тогда бы ты узнала, какое счастье — знать тебя, просыпаться с тобой рядом. Ты — бесконечное прекрасное лето, лето, что длится полгода, с мая по сентябрь, день за днем, день за днем — сплошь ласковое солнышко и теплый ветерок. А я — стая птиц в вышине, что скользят по твоему небу. Ты даешь мне крылья. Глядя на тебя, я осознаю, что я — единственный человек на Земле, способный подобраться столь близко к солнцу. Только не расплавь мой воск!(ну, как Икару, сыну Дедала из греческого мифа).