Страница 14 из 84
Ленин категорически опроверг все обвинения в свой адрес. Высказал удивление: имея неопровержимые сведения о нем как о немецком шпионе, его следовало бы арестовать сразу же после получения соответствующих документов (после 16 мая), назначив правительственное следствие. Почему-то этого не произошло.
…Насколько мне известно, ни один из серьезных историков (Берберову или Солженицына, не говоря уже о Солоухине, к этому числу отнести нельзя) не писал о Ленине как германском агенте и немецком золоте как двигателе русской революции. Но дело даже не в этом. Следовало бы учесть один важный факт: «революционные бациллы» в пломбированном вагоне пересекли Германию и прибыли в Россию после Февральской революции. В падении самодержавия, отречении императора и великого князя они не принимали никакого участия.
Самое удивительное то, что «могучее, богатейшее, просвещенное государство» смогли погубить 30 «головорезовбольшевиков» под руководством вождя, которого В. Солоухин называл психически больным! Правда, у них имелось, как утверждал данный писатель, 50 миллионов марок золотом. Вот за какую цену, оказывается, продажные русские люди учинили расправу над собственной державой, обрекая себя и свой народ на мучения и рабское прозябание. Своеобразная философия исторического процесса, где главный двигатель, по мнению писателя, деньги.
Удивительно, что миф о русской революции на деньги германского Генштаба и Ленине как немецком агенте существует и будоражит умы до настоящего времени. Это свидетельствует о сумрачном состоянии сознания у многих наших людей и о постоянном возрождении гнусных мифов усилиями врагов России, а также сознательных и невольных их сообщников.
Подытожим сказанное в этой главе.
В исторической науке, прежде всего советской, укоренился миф о буржуазно-демократической Февральской революции и свержении самодержавия. А тогда восторжествовала народно-демократическая революция, выражавшая анархистские настроения народных масс. По этой же причине не началась гражданская война, ибо не было противоборствующих — не на жизнь, а на смерть — политических партий и социальных групп.
Самодержавия никто не свергал. Оно прекратило свое существование примерно так, как умирает дряхлый старик, для которого смертельным может оказаться даже слабое потрясение или напряжение сил. Это с удивлением отмечали многие современники. В конце марта 1917 года архитектор А.В. Щусев написал художнику А.Н. Бенуа в связи с падением монархии: «Все сооружение рассыпалось как-то даже без облака пыли и очень быстро».
Как мы знаем, Гучков и Шульгин, принявшие по поручению Государственной думы отречение императора Николая II, по своим убеждениям были монархистами. Они вовсе не собирались свергать царскую власть.
Обратимся к воспоминаниям дальнего родственника царской фамилии, посла Французской республики в России Мориса Палеолога. В середине февраля 1917 года он отметил: «В России готовится революционный кризис, он чуть было не разразился пять недель тому назад, но только отложен. С каждым днем русский народ все больше утрачивает интерес к войне, и анархистский дух распространяется во всех классах, даже в армии».
В разговоре с ним великая княгиня Мария Павловна сказала:
— Императрица вполне овладела императором, а она советуется только с Протопоповым, который каждую ночь спрашивает совета у духа Распутина… Я не могу вам сказать, до какой степени я упала духом. Со всех сторон я все вижу в черном свете. Я жду наихудших несчастий… Но Бог не может хотеть, чтоб Россия погибла.
Морис Палеолог ответил:
— Бог поддерживает лишь тех, кто борется, и я никогда не слыхал, чтоб он помешал самоубийству. А ведь то, что сейчас делает император, это настоящее самоубийство для него самого, для его династии и для его народа.
Следует сделать оговорку. Палеолог в Росси вел краткие дневниковые записи, которые, по-видимому, дополнил позже, находясь во Франции. В некоторых случаях его воспоминания могут отражать его более поздние мысли. Не исключено, что он вольно или невольно преувеличил свой провидческий дар. Но для нас интересны факты, которые он приводит. В частности, о «консультациях» министра МВД с духом Распутина в преддверии Февральской революции.
В субботу 27 февраля Палеолог записал, что днем, несмотря на усиленные наряды жандармов, казаков и солдат, горожане стали собираться группами, петь Марсельезу, носить знамена и транспаранты с надписями: «Долой правительство!», «Долой Протопопова!», «Долой войну!», «Долой немку!». Судя по всему, за свержение самодержавия тогда никто активно не выступал.
На следующий день, по его словам: «Мрачные известия приходят одно за другим. Окружной суд представляет собой лишь огромный костер: Арсенал на Литейном, дом Министерства внутренних дел, дом военного губернатора, дом министра двора, здание слишком знаменитой охранки, около двадцати полицейских участков объяты пламенем; тюрьмы открыты, и все арестованные освобождены; Петропавловская крепость осаждена; овладели Зимнем дворцом, бой идет во всем городе».
Такова стихия народного бунта. Палеолог, имевший хороших осведомителей, отметил: никакого единого руководства восстанием нет. «Такая скорая и полная измена армии является большим сюрпризом для вождей либеральных партий и даже для рабочей партии… Она ставит перед умеренными депутатами (Родзянко, Милюков, Шингарев, Маклаков и проч.) вопрос о том, можно ли еще спасти династический режим. Страшный вопрос, потому что республиканская идея, пользующаяся симпатиями петроградских и московских рабочих, чужда общему духу страны и невозможно предвидеть, как армии на фронте примут столичные события!»
Это важное замечание. Даже если взбунтовались столичные рабочие и солдаты, для России это лишь частность. Власть остается у правительства, Думы, царя. Если бы эту власть поддерживал народ, она бы не рухнула после подобных беспорядков.
Во вторник Палеолог в разговоре с высокопоставленным сановником узнает: «Председатель Думы Родзянко, Гучков, Шульгин и Маклаков совершенно огорошены анархическими действиями армии». Как видим, еще до пресловутого «Приказа № 1» в армейских частях Петербургского гарнизона уже восторжествовала анархия. Позже Морис Палеолог записывает: «Солдатня теперь всемогуща».
Наконец, обратим внимание на характерную картину организованной анархии, которую посол Франции наблюдал в среду, 1 марта:
«Решительная роль, которую присвоила себе армия в настоящей фазе революции, только что на моих глазах нашла подтверждение в зрелище трех полков, продефилировавших перед посольством по дороге в Таврический дворец. Они идут в полном порядке, с оркестром впереди. Во главе их несколько офицеров, с широкой красной кокардой на фуражке, с бантом из красных лент на плече, с красными нашивками на рукавах. Старое полковое знамя, покрытое иконами, окружено красными знаменами…
Немного спустя старый Потемкинский дворец послужил рамой другой, не менее грустной картины. Группа офицеров и солдат, присланных гарнизоном Царского Села, пришла заявить о своем переходе на сторону революции.
Во главе шли казаки свиты, великолепные всадники, цвет казачества, надменный и привилегированный отбор императорской гвардии. Затем прошел полк Его величества, Священный легион, формируемый путем отбора из всех гвардейских частей и специально назначенный для охраны особ царя и царицы. Затем прошел еще железнодорожный полк Его величества, которому вверено сопровождение императорских поездов и охрана царя и царицы в пути. Шествие замыкалось императорской дворцовой полицией: отборные телохранители, приставленные к внутренней охране императорских резиденций и принимающие участие в повседневной жизни, в интимной и семейной жизни их властелинов.
И все, офицеры и солдаты, заявляли о своей преданности новой власти, которой они даже названия не знают, как будто они торопились устремиться к новому рабству».