Дьявольский вальс

Дверь, которая так притягивала к себе толпу, была покрыта ржавым четырехугольным листом металла и закрыта на задвижку. Перед ней стоял здоровяк, одетый в черную без рукавов майку с высоким воротником, шорты для серфинга с зеленым цветочным узором и высокие сапоги на шнуровке. Лет двадцать с небольшим, туповатые черты лица, сонные глаза и кожа, которая была бы багровой, даже если бы не освещалась красной лампой над его головой. Черные волосы на макушке торчали плотным ежиком, а по бокам прорезались полосками голого черепа. Я заметил пару мест, где волосы были редкими не от стрижки, – пушистые пятна, как у выздоравливающих после химиотерапии. Но, несмотря на это, тело его было огромным, даже жирноватым. Длинные сзади волосы заплетены в плотную намасленную косичку, перекинутую через плечо. По плечам рассыпаны прыщи. Сыпь, вызванная гормональными нарушениями, – это и объясняло выпадение волос.

Стоящие во главе очереди подростки что-то говорили ему. Он не отвечал. Не заметил и нашего приближения или предпочел не заметить.

Майло приблизился к нему:

– Добрый вечер, чемпион.

Вышибала продолжал смотреть в другую сторону.

Майло повторил приветствие. Вышибала рывком повернул голову и зарычал. Если бы не его габариты, это выглядело бы весьма комично. На народ, стоящий во главе очереди, это произвело впечатление.

Кто-то предупредил:

– Держись подальше, он знает кунг-фу.

Вышибала улыбнулся, опять посмотрел в сторону, похрустел костяшками пальцев и зевнул.

Майло в мгновение ока очутился нос к носу с верзилой и сунул ему свой полицейский жетон в жирную морду. Я не заметил, когда он успел вынуть его из кармана.

Вышибала опять зарычал, но было видно, что он подчиняется. Я оглянулся. Какая-то девушка с волосами цвета обескислороженной крови высунула язык и задвигала им. Парень, тискавший ее грудь, сплюнул и сделал грубый жест средним пальцем.

Майло помахал своим жетоном перед глазами вышибалы. Здоровяк следил за ним, как загипнотизированный.

Майло задержал руку. Вышибала с трудом читал, что написано в удостоверении.

Кто-то выругался. Кто-то завыл волком. Вой подхватили, и вскоре улица походила на дикие равнины, описанные в рассказах Джека Лондона.

Майло скомандовал:

– Открывай, Спайк, а то мы начнем проверку удостоверений личности и данных о здоровье.

Волчий хор звучал все громче, почти заглушая музыку. Вышибала нахмурил брови, обдумывая сказанное. Было просто больно на него смотреть. Наконец он засмеялся и засунул руку за спину.

Майло схватил руку верзилы; его большие пальцы с трудом обхватывали кисть вышибалы.

– Спокойно.

– Открываю, парень, – сказал Спайк. – Это ключ.

Его голос казался неестественно глубоким, как на пластинке, проигрываемой на медленных оборотах, но вместе с тем каким-то скулящим.

Майло попятился назад, освободив немного пространства, и следил за его руками. Вышибала вытянул из шорт ключ, открыл замок на задвижке и поднял ее.

Дверь на дюйм приоткрылась. Наружу хлынули жара, свет и шум. Волчья стая рванулась в атаку.

Вышибала прыгнул вперед, выставив руки, как, он полагал, это делают каратисты, и оскалив зубы. Стая остановилась, отступила, но все же раздалось несколько протестующих голосов. Верзила поднял руки высоко вверх и будто поскреб ими воздух. Свет от лампы придал радужным оболочкам его глаз красный оттенок. Его подмышки были выбриты. Там тоже красовались прыщи.

– Назад, мать вашу!.. – взревел он.

Волки замолкли.

– Впечатляюще, Спайк, – похвалил Майло.

Вышибала продолжал взирать на очередь. Его челюсть отвисла. Он пыхтел и потел.

Из щели в двери продолжали литься звуки. Майло положил руку на задвижку. Ее скрип привлек внимание вышибалы. Он повернулся к полицейскому.

– Дай ему, – прозвучал сзади нас голос.

– Мы сейчас идем туда, Спайк, – сказал Майло. – Успокой эту рвань.

Тот закрыл рот и громко засопел носом. В одной ноздре появился пузырь соплей.

– Меня зовут не Спайк, – заявил он, – а Джеймс. Майло улыбнулся:

– О'кей. Ты хорошо работаешь, Джеймс. Когда-нибудь работал в клубе «Майян Мортгей»?

Вышибала вытер нос рукой:

– А?

Напряженный мыслительный процесс.

– Ладно, забудь.

Вышибала выглядел обиженным.

– Что ты сказал, парень? Серьезно.

– Я сказал, что у тебя блестящее будущее, Джеймс. Если эта работа устареет, ты всегда сможешь выставить свою кандидатуру в вице-президенты.

Огромная комната, лишь в нескольких местах прорезаемая резкими лучами света, почти вся была погружена во мрак. Цементные полы, стены, где я мог их разглядеть, – из покрашенного кирпича. Проходящие по потолку какие-то трубопроводы, арматура, прикрепленные к нему механизмы и трубки местами были вырваны, будто в припадке неистовства.

Слева располагался бар – деревянные двери, положенные на козлы, за ними металлические полки, уставленные бутылками. Рядом с полками – полдюжины белых сосудов со льдом.

Сверкающие фарфоровые сосуды. Крышки подняты.

Настоящие унитазы.

Двое мужчин работали без передышки, чтобы удовлетворить томимых жаждой подростков, наполняя стаканы содержимым бутылок и выкалывая лед из унитазов. Никаких водопроводных кранов; вода и содовая наливались из бутылок.

Остальное пространство комнаты было танцевальным залом. Никакой барьер не отделял толпу у бара от набившихся как сельди в бочке тел, извивающихся и дергающихся подобно вытащенному из воды груниону[47]. Вблизи музыка казалась еще более аморфной. Но достаточно громкой, чтобы задать работу сейсмографам в Калифорнийском технологической центре.

Гении, творящие ее, стояли у задней стены на кое-как устроенной сцене. Пять облаченных в трико существ с ввалившимися щеками могли бы сойти за наркоманов, если бы выглядели чуть поздоровее. За их спинами можно было разглядеть черную войлочную обивку стены. На большом барабане было написано «ОТБРОСЫ».

Высоко на стене за усилителями виднелась вывеска «УДОБРЕНИЯ БЕЙКЕРА», частично загороженная написанным от руки лозунгом, прикрепленным по диагонали: «РАДЫ ВИДЕТЬ ВАС В ДЕРЬМОВОМ ДОМЕ».

Сопровождающие этот лозунг творения живописи были еще более очаровательны.

– Творческий подход к делу, – заявил я так громко, что почувствовал, как мое нёбо завибрировало, но слов слышно не было.

Вероятно, Майло понял, что я сказал, по губам, потому что усмехнулся и согласно кивнул. Затем он наклонил голову и бросился сквозь толпу танцующих на прорыв к бару.

Я нырнул за ним.

Мы, изрядно помятые, но все же целые, добрались до толпы утоляющих жажду. Блюда с неочищенным арахисом были расставлены рядом с квадратиками туалетной бумаги, используемой вместо салфеток. Поверхность стойки бара была мокрой. Мокрый и скользкий пол покрывала скорлупа от орехов.

Майло ухитрился пробиться за стойку бара. Оба бармена, худые, смуглые и бородатые, были в серых нижних рубахах без рукавов и мешковатых белых пижамных брюках. Тот, что стоял ближе к Майло, был лысым.

Именно к нему Майло и направился. Бармен поднял одну руку, чтобы дать отпор гостю, в то время как второй наливал кока-колу в стакан, на четверть наполненный ромом. Майло схватил лысого за запястье, слегка, но достаточно резко повернул его – не так, чтобы повредить, – но тем не менее глаза и рот бармена широко открылись, он поставил банку колы на стол и попытался выдернуть руку.

Майло, продолжая крепко сжимать запястье лысого, вновь проделал фокус с полицейским жетоном, но на этот раз действовал более осмотрительно. Он держал жетон так, чтобы удостоверение не было видно пьющим. Из толпы протянулась рука и подхватила стакан с ромом и колой. Другие руки начали стучать по стойке бара. Несколько ртов раскрылись в неслышных криках.

Лысый испуганно посмотрел на Майло.

Майло что-то прокричал ему в ухо.

Лысый что-то ответил.

47

Маленькая калифорнийская рыбка.