Дьявольский вальс

– Да?

– По поводу этого визита на дом. Когда мы наконец выберемся отсюда, вы все еще намерены нанести нам визит, да?

– Конечно.

– Отлично.

Что-то в ее голосе – какая-то резкость, которой я не слышал раньше, – вынудило меня задержаться.

Но Синди лишь повторила:

– Отлично, – и отвернулась, будто примирившись с неизбежностью. Словно только что создавшийся критический момент пошел на спад. Когда она начала теребить свою косу, я вышел.

Вики Боттомли не было видно, дежурила незнакомая мне медсестра. Сделав отметку в истории болезни, я перечитал записи Стефани, невропатолога и консультирующего эндокринолога по имени Алан Маколей, обладавшего крупным и решительным почерком.

Невропатолог не обнаружил в двух последовательных электроэнцефалограммах никаких отклонений от нормы и полагался на Маколея, который заявлял, что признаков нарушения обмена веществ нет, хотя лабораторные исследования все еще анализировались. Насколько можно судить, поджелудочная железа Кэсси в структурном и биохимическом отношении абсолютно нормальна. Маколей предлагал продолжить генетические исследования и сканирование, чтобы исключить какую-либо опухоль мозга, и рекомендовал дальнейшие «интенсивные психологические консультации с доктором Делавэром».

Я не был знаком с этим врачом, и меня удивило упоминание моего имени. Желая понять, что он имел в виду под словом «интенсивные», я разыскал его телефон в больничном справочнике и позвонил.

– Маколей слушает.

– Доктор Маколей, это Алекс Делавэр – психолог, наблюдающий Кэсси Джонс.

– Вам повезло. Давно ее видели?

– Минуту назад.

– Как она?

– Будто выжата – изнурена припадком, я полагаю.

– Вероятно.

– Мать сказала, что желудок не удержал обед.

– Мать, да?.. Итак, чем могу быть вам полезен?

– Я прочитал ваши записи – насчет психологической поддержки. И подумал, нет ли у вас каких-нибудь предложений.

Длительная пауза.

– Где вы сейчас? – наконец спросил Маколей.

– У стола дежурной сестры в «палатах Чэппи».

– О'кей, слушайте. Через двадцать минут у меня начинается прием диабетиков. Я могу прийти туда чуть раньше – скажем, через пять минут. Почему бы нам не встретиться? Третий этаж, восточная сторона.

Заметив меня, он помахал рукой, и я понял, что видел его накануне, на собрании в память о докторе Эшморе. Смуглый лысый мужчина, который говорил хрипловатым голосом о Техасе и «смит-и-вессонах» в каждой сумке.

Стоя, он выглядел еще более крупным. Мощные покатые плечи и руки грузчика. Белая рубашка-поло, выпущенная поверх джинсов, ковбойские сапоги. Пропуск прицеплен прямо над изображением жокея и коня. Разговаривая с долговязым парнем лет семнадцати, он держал в одной руке стетоскоп, а другой изображал движения самолета – крутое пикирование и быстрый набор высоты.

За пятнадцать минут до начала приема в холле отделения эндокринологии начал собираться народ. На стенах висели плакаты о правильном питании. На столе рядом с брошюрами и пакетиками заменителя сахара стопками были сложены детские книжки и потрепанные журналы.

Маколей хлопнул парня по спине, я услышал обрывок фразы:

– Ты делаешь все, как надо, – продолжай в том же духе. Не давай ей портить себе жизнь и постарайся немного развлечься.

– Ага, правильно, – поддакнул парень. Большой подбородок и крупный нос. Большие уши, в каждом по три золотых кольца. Намного выше шести футов, но перед Маколеем он казался маленьким. Жирная желтоватая кожа, будто смазанная маслом, прыщи на щеках и лбу. Волосы подстрижены в стиле «новой волны», так что прическа имела больше линий и углов, чем самые эротические мечты архитектора.

– Намечается вечеринка, – мрачно проговорил он.

– А, так ты любитель этого дела, парень, – воскликнул Маколей. – Только воздерживайся от сахара.

– Да я его...

– Ну, Кес, с этим все в порядке. Этим ты можешь заниматься до изнеможения, при условии, что будешь пользоваться презервативом.

Парень невольно усмехнулся.

Маколей еще раз хлопнул его по спине:

– Ну все, валяй отсюда, убирайся, сгинь. У меня полно больных, которые требуют внимания.

– Ага, хорошо. – Парень вынул пачку сигарет, сунул одну в рот, но не прикурил.

– Эй, балбес, – проговорил Маколей, – твои легкие – это не моя проблема.

Парень засмеялся и поплелся прочь. Маколей подошел ко мне:

– Непослушные подростки с тяжелой формой диабета. Я знаю, что когда умру, то попаду в рай, потому что в аду я уже был.

Он резко протянул мощную руку. Кисть была крупной, но пожатие сдержанным. Его лицо было похоже на физиономию таксы с примесью бультерьера: толстый нос, полные губы, маленькие темные потупленные глаза. Лысина и щетина придавали ему вид человека за сорок. Но я понял, что ему около тридцати пяти.

– Эл Маколей.

– Алекс Делавэр.

– Встреча двух Элов[30], – заметил он. – Давайте уйдем отсюда, пока аборигены не проявили нетерпения.

Он провел меня через двери, открывающиеся в обе стороны, подобные тем, что были в приемной у Стефани, мимо регистраторов, медсестер и врачей, звонящих телефонов и скрипящих авторучек в кабинет для приема пациентов, в котором висела таблица содержания сахара в продуктах питания, выпускаемая одной из сетей магазинов «быстрой пищи». Пять групп продуктов, среди которых особо выделялись различные «бургеры» и «фри».

– Чем могу быть полезен? – спросил он, садясь на стул и вращаясь на нем туда-сюда.

– Есть ли у вас какие-нибудь предположения по поводу состояния Кэсси?

– Состояния? Но душевное состояние – это ваша специализация, а?

– Да, в совершенном мире это было бы так, Эл. Но, к сожалению, реальность не подчиняется нашим желаниям.

Маколей фыркнул, провел рукой по голове, приглаживая несуществующие волосы. Кто-то забыл на столе резиновый молоточек для определения реакции. Он взял его и стукнул себя по колену.

– Вы рекомендовали интенсивную психологическую поддержку, и я подумал...

– Не являюсь ли я слишком чувствительным типом или не считаю ли этот случай подозрительным, так? Ответ – второе предположение. Я прочел ваши замечания в истории болезни, порасспросил вокруг о вас и обнаружил, что вы – классный специалист. Поэтому и решил вложить свою небольшую лепту.

– Значит, считаете случай подозрительным? Как синдром Мюнхгаузена «по доверенности»?

– Называйте как хотите – я занимаюсь эндокринной системой, а не психологией. Но у этого ребенка с обменом веществ все в порядке, могу поручиться.

– Вы уверены?

– Послушайте, уже не первый раз мне приходится заниматься этим случаем – я исследовал девочку несколько месяцев тому назад, когда предполагалось, что у нее кровавый стул. Кроме мамаши, никто этого стула не видел, а красные пятна на пеленке ничего мне не говорят. Может, это сыпь – раздражение от ткани. Мой первый осмотр был очень тщательным. Были проведены все необходимые эндокринные исследования, и даже более того.

– Но есть свидетели последнего припадка.

– Знаю, – раздраженно бросил он. – Медсестра и неспециалист. И низкое содержание сахара в крови объясняет этот припадок с физиологической стороны. Но не объясняет причину. Никаких генетических нарушений и проблем с обменом веществ у ребенка нет, поджелудочная железа работает отлично. Сейчас я занимаюсь тем, что пропахиваю старую борозду, только дополнительно включаю некоторые экспериментальные пробы, которые перенял у медицинской школы, – все-таки они еще придерживаются основ научной методики. Так что перед нами ребенок, которого, возможно, исследовали больше, чем любого другого пациента Западной педиатрической. Не желаете ли сообщить Гиннессу?

– А что, если это что-то идиопатическое – редкая разновидность какой-нибудь известной болезни?

Маколей взглянул на меня, переложил молоточек из одной руки в другую и сказал:

30

Эл – сокращенное имя от Алекс и Алан.