Страница 19 из 41
Энни села в машину и поехала вниз по школьной дороге, не спеша, чтобы не попасть в выбоины, которые появлялись внезапно и неожиданно. Медленно продвигаясь вперед, она увидела его вдалеке, он стоял у шоссе. Она сбавила скорость до уровня пешеходной ходьбы, и тут он подбежал к автомобилю.
— Я ждал вас, — выдохнул он. — Моя сумка лежит там, в кустах.
Он указал в темноту.
— Не уезжайте без меня, — умолял он. — Пожалуйста.
Она заглушила двигатель и погасила фары. Он наклонился к окну, чтобы прикоснуться к ней.
— Я люблю вас, — проговорил он. — По-настоящему.
Он не мог видеть, что она улыбается, оттого что в памяти снова возник тот образ, когда он был в ее объятиях, и лунный свет, проникший через окно, посеребрил его тело. Ну, разве это важно, если все продлится только несколько месяцев или даже недель? Она соблазнила его и теперь у него в долгу.
Он открыл дверцу и сел рядом, заключив ее в объятия.
— Вот-вот пойдет дождь, — сказала она. — Ты промокнешь.
— Мне все равно, — откликнулся он.
— Беги за сумкой, — предложила она. — Быстрей.
Он выпустил ее из объятий и умчался в темноту. Вскоре он вернулся, и они отправились в свое путешествие. Разразилась буря, хлынул дождь и засверкала молния, соединяя серебряными вспышками небо с землей. Энни заговорила, стараясь перекричать шум дождя, барабанившего по крыше автомобиля:
— Ты не забудешь, какой шел дождь, когда мы уезжали?
Он кивнул.
— Не забуду. Никогда.
НА ДАЛЬНЕМ СЕВЕРЕ
Друзьям она сказала: «Я ненадолго. Год или около того. Как только что-то прояснится, сразу же вернусь в Сидней».
Они отнеслись с пониманием: «Это радует. А то некоторые уезжали и влюблялись в те места. Мы приедем к тебе в гости. Посмотрим на риф».
Но она знала, что прощается навсегда. Ее ждут невыносимая влажность и тоска по друзьям. Там не будет ни кино (возможно, ни одного кинотеатра), ни итальянских ресторанов, ни книжных магазинов, открытых до десяти вечера. Только мужчины в шортах и белых гольфах, подвернутых ниже колена. Светскую жизнь заполнят барбекю, бифштексы и тишина. Да, это тоже Австралия, но постная, пресная.
Однако все оказалось не совсем так. Кино действительно не было, и ничего — как ни странно, в такой жаре меньше всего о нем вспоминаешь. Зато итальянский ресторан был, да только ей не хотелось туда идти. А что касается мужчин в белых гольфах, то их можно было встретить лишь в баре с высокими табуретами. И конечно же было море с его неправдоподобной, душераздирающей синевой; и прибрежные горы, покрытые непроглядной зеленью; и за горами — огромные равнины, раскинувшиеся под бездонным небом вплоть до залива Карпентария. Так она написала друзьям и добавила: «Знаете, я очень рада, что приехала сюда. Здесь я счастлива. Верите? Вряд ли, но это правда».
Она погрузилась в работу, которая доставляла ей удовольствие. Двух лет подготовки явно не хватало, и многое предстояло еще узнать, хотя новые коллеги старательно ей помогали. Иногда приходилось нелегко, так как присутствие женщины-геодезиста для мужчин было непривычным, но она знала, как все уладить. Как правило, женщины предпочитали агрессивно настаивать на своей точке зрения — она просто хотела во всем разобраться. Обычно это срабатывало.
Жилье она подобрала себе без труда. Ей сразу же приглянулся дом, расположенный почти у самой вершины холма в маленьком пригородном поселке, и вскоре она внесла первый взнос за это жилище, которое смастерили из старого бунгало Квинсленда. Дом был безвкусно перестроен, и грубо срезанные углы не ускользнули от ее профессионального взгляда, но это учли в цене. Чуть позже можно будет поменять дешевую сантехнику и избавиться от желтой ванны. Потом заменить в гостиной светильники из поддельного венецианского стекла на что-нибудь старинное. Это просто.
Два месяца она трудилась над своим домом и чувствовала, как он снова приобретал ту неповторимую особенность, которой его лишили. Теперь она была довольна и решила устроить новоселье. У нее появились новые друзья, не так много, но среди них и коллеги по работе. Иногда устраивали вечеринки.
Во время новоселья напрасно было даже пытаться сосчитать гостей. Приглашенные привели с собой друзей, а те, в свою очередь, тоже. Случись подобное в Сиднее, это, возможно, вызвало бы негодование, но здесь такое приветствовали. Людям, которые пришли к ней впервые, она показывала и желтую ванну, и кухню с отделкой из формайки, гости все прибывали, и уже во дворе, когда они приступили к барбекю, кто-то даже попросил ее познакомить их с хозяйкой дома.
Как оказалось, новоселье положило начало ее светской жизни. Она была приглашена на все вечеринки, которые устраивались на следующей неделе, а затем последовали дальнейшие приглашения. Все происходило очень легко и без церемоний, и ей это нравилось. Однажды в воскресенье вечером позвонил Билл Джеймсон, инженер-строитель, который работал в соседнем отделе. Они были едва знакомы; она звала его — вместе с другими коллегами — на новоселье, но в те выходные он уезжал в Брисбен. Кое-что она слышала о нем. Их профессиональные пути не пересекались, впрочем, не было никакой причины отказываться от его приглашения поехать на побережье в предстоящую субботу.
— Давай пообедаем в Даинтри или где-нибудь поблизости, — предложил он, — а к вечеру вернемся в Кэрнс.
Она согласилась, но приняла меры предосторожности, сказав, что у нее есть планы на вечер, и ей надо вернуться к шести часам, самое позднее. Предлог всегда был наготове, на всякий случай. Если Билл Джеймсон окажется неплохим парнем, то, возможно, они где-нибудь вместе поужинают. Возможно.
Началось все довольно нелепо. В то время, когда он приехал, она была в кухне. С улицы донесся гудок автомобиля, и она выглянула в окно. Да, это он. Она помахала из окна рукой, он тоже поприветствовал ее, но тем не менее остался сидеть в машине. Неужели так трудно, думала она, пройти шесть шагов до входной двери и позвонить. Ладно, будем снисходительны; на улице жарко, а в машине, вероятно, работает кондиционер.
Автомобиль тронулся. Пока они ехали к дороге, что ведет на север, она сидела, откинувшись на спинку сиденья, и наслаждалась прохладой. До выезда из города он не проронил ни слова, но потом, когда заговорил, она сразу же поняла, что совершила непоправимую ошибку. Билл Джеймсон ей не понравился. Она интуитивно знала, что не согласится с его точкой зрения — во всем, — и его разговор о рыбалке вызвал у нее неприязнь. Ей претило то, как он говорил об акулах. Что такого ужасного в акулах, спрашивала она? Если они тебе не нравятся, не лезь в воду. В конце концов, встречи с акулой вполне можно избежать.
— Акулы непредсказуемы, — предостерегал Билл Джеймсон. — Бери с собой нож, всегда. Если акула подберется слишком близко, хватай ее за нос, тут же, незамедлительно. Акулы это не любят.
— И она ничего не сделает?
— Держу пари, что ничего, — подтвердил Билл. — А что бы ты сделала, будь вся система управления у тебя в носу?
Казалось, он ждал ответа, но напрасно. Мельком взглянув на нее, он продолжил:
— Знаешь, когда-то там выловили самую большую акулу. Это была белая громадина — рифовая акула. Я не могу ее забыть — такая огромная. Она могла проглотить лодку. Теперь рифовая акула другая, совершенно другая.
Она сделала над собой небольшое усилие, но не очень активно.
— Неужели?
— Да. Рифовая акула довольно… довольно либеральная акула. — Он прыснул по поводу выбранного прилагательного. — Если ее не трогаешь, она не нападает и даже может отступить. Они всегда отступают. Всегда.
— Тебе когда-нибудь доводилось сталкиваться с акулой? — спросила она, глядя на тростниковые поля и легкий туман поднимающегося пара.
— С рифовой акулой? Да, однажды.
— Ну и как, она отступила?
Он притих на мгновение.
— Не совсем. На самом деле это было в резервуаре. Там мало места.