Отель – мир

Нет, повторила женщина.

Образ рояля в воображении Пенни тут же испарился. Она терпеть не могла, когда с ней спорили.

Женщина складывала монетки по два, десять и двадцать пенсов в отдельные кучки на ковре, сидя среди россыпей серебра и меди.

Галилей, сказала она, продолжая сортировать монеты, бросил со знаменитой Пизанской башни горошину и перо. Они упали на землю одновременно.

Да, сказала Пенни, но сейчас речь не об искусственных условиях. В реальности рояль падает намного быстрее, чем часы, часы – намного быстрее, чем монета, монета – намного быстрее, чем горошина…

Нет, снова сказала женщина. Она прекратила свое занятие. С минуту она взвешивала на ладони монеты разного достоинства, а потом осторожно опустила их в соответствующие кучки.

Все предметы, брошенные вниз из одного и того же места, начала она. Упадут на землю в одно и то же время. Примерно. Но если они различной формы. Как, например, перо и горошина. То из-за своей формы перо встретит большее сопротивление воздуха. Хотя и не намного. Но. Представьте себе. Что мы очутились на Луне. Там нет воздуха. Поэтому перо и даже рояль, брошенные вниз. Упадут на поверхность в один и тот же миг. Я говорю про Луну. Просто предметы будут там падать медленнее, вот и все. Это на Луне. У нас же гравитация всего в шесть раз больше. Если сравнивать Луну с Землей. А падающие предметы, даже рояль. Так малы. Рояль, горошина, перо, монета, да что угодно. Все равно, что ни возьми. Потому что сопротивление воздуха здесь, у нас, почти не играет роли. Все предметы, считай, одного размера, чуть больше, чуть меньше.

Женщина замолчала, задумавшись. Впрочем, продолжала она, если в одно и то же время бросить вниз два предмета, которые сильно отличаются по размеру, то падать они будут с огромной разницей в скорости. К примеру, если бросить монетку там или горошину. А вместе с ней – планету, размером, скажем, с Землю.

Она сдвинула кучку монеток по пять пенсов в сторону. Потом сгребла к себе обеими руками кучки по пятьдесят пенсов и по фунту и начала складывать монетки друг на друга, в столбик, старательно пересчитывая.

Пенни знала, что женщина не права. Опустив глаза, она открыла было рот и почти увидела, как у нее изо рта полились невысказанные слова. Все-таки у нее хорошая реакция; Пенни боялась оскорбить женщину, вдруг она важная персона. Мало ли. Кто знает? Хорошо, что Пенни заставила себя смолчать. Но невысказанные слова, вырвавшись у нее изо рта, змеей закрутились вокруг шеи. Тварь шипела и собиралась ужалить. Пенни ненавидела эти фокусы своего воображения. Зло берет: вечно оно подсовывает ей змей, дохлых тварей да раздолбанные рояли потрясающей красоты. Вечер обещал закончиться весьма неприятно.

Неугомонная девчонка сняла одну кроссовку. Подошла вплотную к дыре в стене, которую сама же выломала. Расстегнула, сняла комбинезон и завернула в него кроссовку. Затем опустила руку в дыру. Женщина наблюдала за ней, придерживая шаткий столбик монет на полу. Пенни промолчала. Девушка разжала пальцы, и вещи полетели вниз. Пенни сомневалась, она действительно слышала или только вообразила звук при падении свертка – глухой удар кроссовки с мягкой резиновой подошвой да совсем легкий выдох форменной ткани.

Девушка сползла на пол, спиной по стене. У нее был изнуренный вид. Казалось, она сейчас заплачет.

Женщина в пальто поднялась. Она взяла полстолбика монет достоинством по одному фунту и поменьше и опустила их в подкладку пальто. Монеты неприятно задребезжали.

А вы знаете, сказала она. Что лондонский Биг Бен идет так точно благодаря двухпенсовым монеткам? Их кладут столбиком на маятник. И тогда часы идут правильно.

Она показала сначала на дыру в стене, потом на рассортированные монеты на ковре. Это ваши, сказала она девушке. Тридцать два фунта с полтиной. Минус те, которые вы бросили туда.

Она перешагнула через столбики монет, кивнула девушке, потом Пенни. Засунув руки в карманы, плечом распахнула двери на лестницу. Пропустив ее, створки на петлях снова тесно прижались друг к другу.

Пенни почувствовала себя ужасно одинокой. В довершение всего девушка начала беззвучно плакать. Сев на пол, она опустила лицо в ладони и стала слегка раскачиваться взад-вперед. Пенни поднялась. Без кроссовки нога девушки казалась совсем маленькой, над носком повыше щиколотки виднелась полоска белой кожи.

Не надо, сказала Пенни, не двигаясь с места. Не надо плакать. Ну, будет вам. Все хорошо. Все будет хорошо.

Девушка раскачивалась и рыдала. Пенни в растерянности оглянулась. Она могла просто вернуться в номер и запереть дверь. Но девушка все равно будет плакать в коридоре, и, находясь так близко, всего лишь за тонкой перегородкой, Пенни будет это чувствовать (а что хуже, наверняка и слышать). Правда, можно вызвать сюда по телефону кого-нибудь из служащих. Кто-нибудь поднимется по лестнице наверх и успокоит коллегу.

Пенни подняла выломанную панель, отнесла в самый дальний конец коридора и прислонила к двери чужого номера. Внимательно осмотрела обе руки на предмет заноз. Потом присела на корточки и подобрала из кучи монет и обломков свои косметические принадлежности. Сложила обратно в косметичку. Сдула крошки голубой краски с зеркальца и протерла его чистым концом ковра.

Вернувшись к себе в номер, она нажала на телефоне единицу. Она хотела как лучше.

Добрый вечер, дежурная слушает.

Добрый вечер, сказала Пенни. Это из номера 34. Кажется, в коридоре у моей двери плачет ваша служащая.

Пенни влезла в пальто. Надела сумку на плечо. Захлопнула за собой дверь, убедилась, что заперто надежно. Перешагнула через столбики монет и пошла по коридору. Нажала кнопку вызова лифта и стала ждать, пока перед ней раскроются двери. Ждать пришлось долго.

Стоя у дверей лифта, она окликнула девушку; та сидела и плакала, скрестив ноги, опираясь спиной на изуродованную стену. Ход в бездну нависал у нее прямо над головой.

Сейчас к вам кто-нибудь поднимется, сказала Пенни бодрым голосом. Потерпите немного.

На дне шахты лежали невидимые в темноте кроссовка и смятая форма; они еще хранили тепло, но постепенно остывали. Рядом лежали монеты, штуки три-четыре, может, больше. А еще разбитые часы. Пластмассовый корпус расколот, циферблат в паутине трещинок.

Звякнул колокольчик. Двери лифта открылись. Пенни зашла внутрь. Двери лифта закрылись.

Она всем телом навалилась на дверь-вертушку и толкала ее вперед, пока не оказалась на улице. Вместе с настоящим, некондиционированным воздухом на нее снизошло облегчение. Слава богу, у нее не было комплекса вины, а если и был, то разве что вины мимолетной, в общем, ерунда, каприз воображения. Ей и требовалось-то всего ничего – сменить атмосферу. Она стояла у входа в отель и дышала, вдох-выдох.

Дождь прекратился. Пенни увидела впереди женщину в пальто, та медленно переходила улицу. Она нагнала ее у выставочного зала. Женщина смотрела через витрину внутрь, прикрыв глаза ладонью, чтобы не мешал отраженный свет уличных фонарей. Пенни тоже посмотрела. И увидела свой силуэт на фоне рулонов дешевых ковров.

Привет, это опять я, сказала Пенни.

Женщина ее видела, но, словно не замечая, продолжала глядеть в глубину зала.

За всем этим явно что-то кроется. Пенни носом, сердцем чуяла хороший материал. Можно сказать, чувствовала его. Она взяла след. И не отступит.

Интересно, что бы это значило, произнесла она. Курите?

Женщина помотала головой.

Терпеть не могу, когда плачут, сказала Пенни. Она зажгла сигарету, затянулась, выпустила дым. Но, к счастью, у меня нет комплекса вины, продолжала она. А что вы собираетесь делать? Может, направляетесь в какое-то интересное местечко?

Женщина пожала плечами.

Хотите зайти куда-нибудь выпить или перекусить? спросила Пенни.

Женщина отвернулась, что-то пробормотав. Пенни послышалось, что она идет смотреть на дым.

Я с вами, сказала Пенни. Обожаю дым.

Женщина рассмеялась, задохнулась, закашлялась. Потом потрясла головой, стараясь сдержать приступ. На дома, сказала она, уняв кашель.