Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 17 из 37



Лайз лежала в постели. Комната покачивалась. Стены то дрожали, как студень, то вновь замирали. Ее испугала одна лишь мысль о вечеринке. Каждый день Дидри упорно вставляла телефонную вилку в розетку. И каждый вечер, как только за матерью закрывалась дверь, Лайз выдергивала ее. Для этого не приходилось вставать с постели.

А теперь представьте, что к Лайз неожиданно вернулась память.

Что потрясение было невероятным – как если бы вдруг у ее кровати зазвонил отключенный телефон.

Представьте, что у нее подпрыгнуло сердце. И мысль прорвала плотину.

Лайз за стойкой, на рабочем месте. На часах в компьютере 18:51, но как раз когда она подняла глаза, черная единица превратилась в двойку.

18:52.

Она рада, что увидела перемену цифр. В ней был какой-то смысл. Вскоре она об этом забывает. Заболела шея.

Камеры наблюдения у входа в отель отключены, над конторкой дежурного тоже, поэтому она расстегивает верхнюю пуговицу и оттягивает воротник назад. Она видит имя ЛАЙЗ на своей нагрудной табличке сверху задом наперед. Она отстегивает булавку, снимает табличку с груди и бросает в мусорную корзину в дальнем углу под стойкой.

Мимо. Табличка падает за ведро. Лайз сердито фыркает.

Она встает, проходит вдоль стойки, нагибается и достает табличку из-за корзины. Острие булавки впивается в подушечку пальца.

Ой, говорит она. Блин.

Она снова пронзает булавкой ткань лацкана и крепко защелкивает замочек. Садится обратно на стул. Барабанит пальцами по стойке. Замечает на ней капельку крови и сосет палец, проколотый булавкой. Вытирает кровь со стойки краем пиджака.

Она до сих пор в восторге от своего поступка.

Лайз смотрит на телефон. Снимает трубку, набирает девятку. Замирает с трубкой в руке. Потом кладет ее обратно, так и не набрав ни одной цифры.

Она хватает ручку и засовывает кончиком в рот. Встает. Набирает код на двери, чтобы выйти из-за стойки в холл, вытаскивает ручку изо рта и кладет на стойку.

Она идет через холл, там ни души. Лишь фальшивый уголь горит в камине пустынного зала.

Она толкает дверь-вертушку вперед, пока не оказывается снаружи, на ступенях, где ее обдает волной холода. Она стоит под надписью «Отель „Глобал“» и смотрит на противоположную сторону дороги.

Она никого не видит. Там никого нет.

Она возвращается в холл, в волны тепла. Оправляет форму и стремительно пересекает холл. Снова заходит за стойку и садится. Из пальца до сих пор сочится кровь, а кожа вокруг места, куда вошла булавка, покраснела. Лайз жмет на подушечку, пока из ранки не выходит идеально круглая бусина крови. Кровь поразительно яркого алого цвета. Лайз сует палец в рот.

По лестнице медленно спускается Данкан, словно считая собственные шаги. Голова опущена. Он идет мимо стойки, не поднимая головы.

Спасибо, Данкан, произносит Лайз.



Данкан не реагирует. Он направляется прямо в Музей и закрывает за собой дверь, поэтому Лайз обращается к двери. Я позову, когда будет нужно, говорит она. Сегодня мертвяк.

Осознав сказанное, Лайз вздрагивает. Черт, выругалась она про себя. Впрочем, ничего страшного. Данкан не мог ее расслышать – хлопанье двери слилось с шумом динамиков, из которых, затопляя холл, льется инструментальная аранжировка песни «Как трудно расставаться».

18:53.

Пять часов до ухода.

Она смотрит на часы, чтобы увидеть, как цифры снова выкинут номер с превращением. Но отворачивается всего на долю секунды, и когда поворачивается, на часах уже 18:56, а она и не заметила, как сменились цифры и пролетели минуты.

На часах уже 18:56: все знают, время ужасно обманчиво (хотя забыть об этом проще простого).

Пять часов до ухода: поскольку время, похоже, движется в более или менее линейной последовательности – от мига к мигу, от одной секунды, минуты, часа, дня, недели и так далее к следующим – то отдельная жизнь, протяженная во времени, тоже преобразуется в линейную последовательность, и в ней, в свою очередь, можно легко обнаружить определенную заданность, устремленность к цели. Лайз ждет очередной предсказуемой точки этой последовательности: когда можно уходить домой. На этой неделе у Лайз вечерние смены. В отелях «Глобал» вечерняя смена длится с четырех вечера до полуночи – начала ночной смены. Кстати, когда Лайз подумала: пять часов до ухода, до официального конца смены остается пять часов и целых семь минут, не считая обычной проволочки в служебной раздевалке, – пока скажешь привет-бывай, пока оденешься; как правило, после вечерней смены Лайз уходит из отеля не раньше 00:20.

Но сегодня она уйдет только в четыре утра.

Инструментальная аранжировка песни «Как трудно расставаться»: музыку, звучащую в холле, выбирает Питер Бернетт, помощник управляющего местного отеля «Глобал». Заперев в шкафу своего офиса проигрыватель с тремя компакт-дисками в режиме непрерывного воспроизведения, он может быть уверен, что в его отсутствие, например, по ночам, никто не покусится на его выбор. Впервые песня «Как трудно расставаться» Нила Седаки [26]стала хитом в Великобритании летом 1962 года, а потом – ровно десять лет спустя, в конце июля 1972 года, когда «Семейка Партридж» [27]вознесла ее на третье место британского хит-парада. Более-менее верные слова этой песни под инструментальную аранжировку безотчетно крутятся у Лайз в голове

в тот самый момент, когда она бросает взгляд на часы в компьютере.

Льется, затопляя холл: сказано метафорически. А примерно через час и двадцать минут вода из крана в номере 12 (одном из самых больших, шикарных и дорогих), наконец, буквально перельется через край ванны и зальет – слава богу, не холл, а лишь саму ванную, кусок ковра в номере и в коридоре перед дверью. Из-за беспорядка, обнаруженного на следующий день, будет уволена горничная Джойс Дэвис (28 лет).

Позже, между 8:00 и 9:30, из-за этой протечки поступят жалобы-близнецы от трех постояльцев на отсутствие горячей воды, в ответ на которые дежурная Лайз рассыплется в извинениях из утвержденного лексикона для служащих «Глобал», занесет происшествие в журнал и в компьютер, а потом вызовет сантехников отеля.

Сегодня мертвяк: у Лайз скрутило желудок; она сказала Данкану слово-табу.

Лайз обращается к двери: невелика разница. Теперь разговаривать с Данканом – все равно что стучаться в закрытую дверь толщиной в полфута.

Он направляется прямо в Музей: на местном жаргоне Музеем называют комнату забытых вещей; здесь хранятся все предметы, оставленные постояльцами, пока те их не хватятся, или пока их не передадут в полицию, или не умыкнет кто-нибудь из служащих. Это даже не комната, а скорее большой чулан с бесконечными полками и коробками датированных, снабженных бирками, разложенных в алфавитном порядке вещей, где среди прочего: будильники, аккумуляторы, книги, фотоаппараты на любой вкус, кассеты и компакт-диски, одежда, в том числе перчатки, шляпы и семнадцать пар джинсов; компьютерные игры, упаковка презервативов и другие средства контрацепции, горы косметики, два мобильных телефона, подарочные коробки неизвестного содержания в упаковочной бумаге, протез ноги ниже колена, мужская, женская и детская обувь (в основном парная), мелкие детские игрушки, которые вечно теряются, зонты разных размеров, плееры для кассет и компакт-дисков, с наушниками и без. В Музее пахнет сыростью и пластмассой. Тут нет окон. На потолке голая лампочка. Последние полгода Данкан проводит рабочее время в Музее и выходит, лишь когда его вызывают. Он сидит в темноте на коробке с биркой 16 сент., ном. 16. В коробке – луковицы нарциссов. Под ним, во мраке коробки одни луковицы выпускают стрелки из недр своей оболочки, другие скукоживаются под грузом многослойного наряда, постепенно разлагаясь.

26

Седака Нил – известный американский поп-исполнитель 60-х годов.

27

«The Partridge Family» – популярный музыкальный телесериал 70-х гг.