Доктор Смерть

Отпив глоток, Ульрих поставил кружку на землю и сделал несколько шагов вперед.

Открывая нам свое лицо.

Настороженные живые глаза, полоска розовой кожи между половинками усов.

Два пропеллера, таких огромных, таких броских, что несмотря на все усилия проникнуть взглядом сквозь них, зацепиться за что-нибудь — увидеть хоть какие-то общие черты с лицом из папки Леймерта Фаско — мой мозг обрабатывал только информацию об усах.

Растительность меняет лицо.

Подняв кружку, Ульрих напряг бицепс, одобрительно изучая вздувшуюся мышцу.

Еще один глоток. Снова потягивание.

Он был полностью доволен собой. Такое чудесное утро!

С такими пышными усами Ульрих был похож на сурового полицейского. Такой шутить не будет.

Рука Майло как бы сама собой опустилась на револьвер. Пальцы побелели от напряжения, стискивая рукоятку со щечками из орехового дерева. Указательный палец пополз к спусковому крючку. Вдруг, словно осознав, что он делает, Майло отдернул руку. Вытер ее о рубашку. Отер лицо. Посмотрел на Ульриха.

Тот вдруг рухнул на землю, словно укрываясь от вражеского огня. И молниеносно выполнил пятьдесят отжиманий. Идеальная спортивная форма. Вскочив на ноги, Ульрих опять потянулся. Было незаметно, чтобы он хоть сколько-нибудь устал.

Пригладив редеющие волосы, Ульрих покрутил головой, помахал руками, снова принялся разминать шею. Даже у убийц затекают мышцы, ведь столько времени приходится сидеть за рулем.

Расправив усы, он опустил руки на пояс.

Даже убийцы расстегивают штаны.

Я смотрел на эти простые обыденные движения, и мне становилось не по себе. Передо мной был обыкновенный человек. У меня внутри все кричало, что это не так — и тем не менее я не мог ничего с собой поделать.

Допив кофе, Ульрих снова поставил кружку на землю и подошел к своей машине. Открыл багажник. Достал оттуда что-то черное. Небольшой черный саквояж. Полированная поверхность отразила солнечный свет, пробивающийся сквозь листву.

Саквояж врача. Ульрих любовно его погладил.

— Кажется, пора действовать, — прошептал я.

— Какого черта это понадобилось ему прямо сейчас? — спросил Майло.

Дверь снова открылась. Таня вышла на улицу, и Ульрих попятился назад к своей машине, пряча сумку за спиной. Сделав несколько шагов, Таня остановилась, подняв взгляд на вершины деревьев. Опустив саквояж в багажник, Ульрих закрыл крышку и неторопливо направился к Тане.

Та, не обращая на него внимания, развернулась и пошла в дом. Но Ульрих, догнав, обвил ее рукой за талию, целуя в шею.

Таня не отвечала на его ласки.

Ульрих стоял у нее за спиной, обнимая за талию. Он попытался снова ее поцеловать, но Таня увернулась от его губ. Ульрих погладил ее по щеке, но его лицо, не видимое ей, оставалось равнодушным.

Застывшим.

Взгляд жесткий и сосредоточенный. Лицо слегка раскрасневшееся.

Сказав что-то, Таня высвободилась и скрылась в домике.

Погладив усы, Ульрих сплюнул.

Пошел к своей машине. Быстрым шагом. Его лицо, по-прежнему безучастное, залилось краской. Открыв багажник, он достал черный саквояж.

— Дело принимает дурной оборот, — сказал Майло.

Его рука снова метнулась к револьверу. Выйдя из-за дерева, он сделал шаг вперед, и тут раздался выстрел, резкий и звонкий, словно хлопок в ладоши.

Он донесся из-за спины Ульриха. Сверху. Из соснового бора на склоне горы.

Майло бегом вернулся за дерево. Выхватил револьвер, но стрелять было не по кому.

Ульрих не упал. Сразу не упал. Он стоял на месте, а у него на груди появилось красное пятно, расплывающееся, темнеющее, похожее на распускающуюся розу, запечатленную убыстренной съемкой. Выходная рана. Выстрел в спину. Ульрих продолжал сжимать в руке кожаный саквояж; усы скрывали выражение его лица.

Прозвучал еще один хлопок в ладоши, затем еще. Белую футболку Ульриха украсили еще две розы. Теперь она стала алой; трудно было поверить, что она еще совсем недавно была белой...

Револьвер застыл в неподвижной руке Майло. Его взгляд, оторвавшись от Ульриха, устремился на заросший соснами склон.

Новые аплодисменты.

Только когда четвертая пуля попала Ульриху в голову, он выронил черную сумку на землю.

Упал на нее сам.

Все это продолжалось не больше десяти секунд.

Из домика донесся пронзительный крик, однако Тани не было видно.

Герцогиня лаяла. Сжимая револьвер в руке, Майло целился в тишину, в даль, в деревья.

Глава 35

Потребовалось какое-то время, чтобы из управления Малибу приехали помощники шерифа. Еще дольше собирался отряд, которому предстояло прочесать склон кряжа. Маленькая армия нервных мужчин в светло-коричневых рубашках, не сомневающихся, что стрелок все еще где-то рядом и будет стрелять без колебаний.

Пока отряд собирался, Майло пообщался с коронером. Он сделал все возможное, чтобы люди шерифа считали себя главными действующими лицами, но при этом ухитрился осмотреть все. Майло попросил меня успокоить Таню Стрэттон, но я не справился с этой задачей. Таня наотрез отказалась говорить со мной, довольствуясь беседой с сестрой по сотовому телефону и поглаживанием собаки. Я наблюдал за ней со стороны. Полицейские увели ее с места преступления, и она сидела под пихтой, подобрав колени, время от времени похлопывая себя по подбородку. Солнцезащитные очки вернулись, и я не мог прочесть выражение ее глаз. То, что виднелось из-под очков, красноречиво говорило о том, что Таня потрясена, в ярости, гадает, сколько еще ошибок успеет совершить до конца жизни.

Дожидаясь прибытия помощников шерифа, Майло осмотрел домик. Никаких очевидных трофеев. Вообще практически ничего. Тщательный обыск, проведенный позднее, также не позволил обнаружить какие-нибудь улики помимо медицинского саквояжа. Старая вытертая кожа, золоченые инициалы на застежке: «Э.Г.М».

По словам Тани Стрэттон, она никогда не видела этой сумки. Я верил ей. Несомненно, Ульрих прятал от нее саквояж и достал только тогда, когда пришла пора им воспользоваться. Еще немного, и Таня могла навсегда лишиться возможности совершать ошибки.

В сумке лежали скальпели, ножницы, другие блестящие предметы; моток трубки для внутривенного вливания, иглы для шприцев различного размера в стерильной упаковке. Пакеты бинтов. Одноразовые шприцы, ампулки с этикетками, напечатанными мелким шрифтом.

Тиопентал. Хлорид калия.

Саквояж забрал один из следователей местной полиции, но у него не возникло вопроса, что означают золотые инициалы, а Майло не стал его просвещать. Как только поисковый отряд тронулся, мы с ним поехали следом, устроившись на заднем сиденье патрульной машины, слушая оживленный разговор двух полицейских спереди.

Раны — то, как пули пробили тело на таком расстоянии, размеры выходных отверстий — указывали на то, что убийца стрелял, скорее всего, из винтовки армейского образца, оснащенной хорошим оптическим прицелом. Этот человек знал, что делает.

Понимал, как трудно будет его найти, если он решит спрятаться в сосновых зарослях.

Но я знал, что убийцы давно и след простыл. Он сделал свое дело, и у него не было никаких причин оставаться здесь.

Добраться до сосен оказалось совсем нетрудно. Дорога, по которой мы чуть не проскочили мимо старого почтового ящика, продолжала взбираться в гору и где-то через милю разветвлялась надвое. Правая ветвь поворачивала в обратную сторону, спускаясь вниз к побережью, но так и не достигала цели, упираясь в заповедную рощу, названную в честь давно умершего калифорнийского первопоселенца. Добротная табличка извещала, что впереди туриста ожидают живописные пейзажи. Однако поскольку никаких тропинок не было, любопытным предлагалось продолжать путь на свой страх и риск.

Полицейские рассыпались по лесу, держа оружие наготове. Через час отряд снова собрался у дороги. Никаких следов стрелка. Один из полицейских, опытный пеший турист, похваставшийся нам, что он Бывалый Турист и может ориентироваться без компаса, определил, где прятался убийца.