Страница 2 из 2
Белые пушистые брови старика двигаются радостно, и лицо оживает в кротком, тихом просветлении.
– Спасибо, детка!..
Оба молчат. Потапыч отламывает кусок хлеба и медленно жамкает беззубыми деснами.
– Дедушка, долго ты будешь сидеть? – спрашивает Ванятка.
– Не знаю, касатик… Федор говорил, што завтра ослобонят!
– Поскорее просись, дедушка!
– То-то, милый, што спросу моего не послушают! Земский, вишь, на пять ден к отсидке приказал.
– За что, дедушка?
– Начальство, детка, ничего не поделаешь… Без начальства, детка, и чирий не вскочит… Вот при господах управители еще строже были… Стар, говорят, ты… А нешто я виноват, што стар… Девяносто годов, слышу-вижу плохо, давно бы на покой пора, да куды денешься?..
– Плохо здесь, дедушка?
– Надо бы хуже, да некуда…
Потапыч тяжело вздыхает.
– Не получила Дарья письма?
– Не-э…
Оба молчат. Каждый думает о своем. Потапыч о том, как выйти теперь из нужды, чтоб не умереть с голоду, Ванятка – о дедушке. Добрый он, а вот все обижают его. И все потому, что он старый. Старого любить надо, а они обижают…
– Дедушка, я слышал, мужики говорили, будто тебя, урядник на пожаре вдарил?
– Ударил, касатик… Как приехал я с баграми да стал около лошади хлопотать, он на меня и налетел… Вот и сейчас спину ломит…
– Што же ты, дедушка, ему?
– Што ему… Сказано, детка: «С сильным не борись». Спасибо, ребята заступились за старика…
В глазах Ванятки вспыхивают гневные огоньки. Он выпрямляется и с возмущением говорит:
– А я бы, дедушка, не стерпел… Сам бы сдачи дал… взял палку да отлупцевал урядника…
– Ну-у?
– Вот тебе, дедушка, и ну-у! А еще, дедушка, взял бы да их поджег!
– А-их, ты, глупый!.. Разве можно такие страсти баять! Дай-ко я те за вихор маленько потреплю!..
– Не надо, дедушка!
– То-то не надо! Мы, детка, люди маленькие… Каждый, кто бляху надел, тот нами и помыкает.
– Тятька с войны вернется, я все тятьке расскажу… Тятька им задаст! – не успокаивается Ванятка.
– А-их, глупый ты, глупый…
Потапыч любовно гладит мальчугана по голове. Оба близко прижимаются друг к другу, и от этого спадает тяжесть с сердца старика.
Сторож стучит в стенку арестантской, давая знать, что срок свиданья окончился.
Ванятка встряхивается.
– Домой, дедушка, пойду!
– Иди, голубок, иди! А то старшина застигнет, обоим беда будет… И тебя побьют!.. Да скажи Дарье-то, што завтра, мол, дедушка на свободу выйдет. А денег старшина только десять целковых посулил! Кабы весь срок протянул, двадцать бы получил. Да вот не довелось! И еще скажи Дарье, штоб не сокрушалась! Дедушка, мол, вернется домой, все поможет устроить… Как-нибудь сладимся с пашней…
– Скажу, дедушка!
Поднимаясь с соломы, чтоб проводить внука, Потапыч простуженно закашлял и тихо простонал…
IV
Лицо Потапыча строгое, с открытыми неподвижными глазами, углы рта опустились, и нос побелел и заострился по-птичьи. Старик как-то необычно лежит на соломе, запрокинув назад голову и широко расставив вытянутые ноги в валенках. Рот его полуоткрыт, но зубы крепко стиснуты, и на запекшихся губах белые сгустки ссохшейся слюны.
Сторож Федор осторожно тормошит его.
– Вста-а-вай, старик… Эй, вставай!
Потапыч не двигается. Федор чиркает спичкой. При свете огня он видит перед собой мертвые остекленевшие зрачки и пену на похолодевших губах.
– Никак умер старик-от! – в ужасе бормочет он и пятится к двери.
Подталкиваемый неудержимой внутренней силой, он бежит в волостное правление.
Дверь в арестантскую открыта. Ветер стучит ею и скрипит ржавыми петлями. И Федору от страха начинает казаться, что это позади стучит и стонет мертвец.
…
1897–1899
Оглавление
Александр Алексеевич БогдановПотапыч
I
II
III
IV