Еврипид

Памяти моего учителя, русского эллиниста Александра Николаевича Попова посвящается.

Аристотель назвал Еврипида «трагичнейшим из поэтов», и действительно, мало найдется художников слова, чье творчество являло бы нам картину жизни людской более скорбную и проникновенную. Он трагичен потому, что было трагичным его восприятие мира — одиночество, беззащитность и гордая дерзость разумного существа, затерявшегося в бездне Вселенной. Он трагичен потому, что трагичной была его жизнь — долгий поиск совершенства и смысла бытия, омраченный печальным зрелищем жесточайшей братоубийственной войны. И рассказывать о его жизни — значит рассказывать о трудном пути познания мира, который давался в удел лишь немногим, о беззаветном служении музам, в тщетной тоске по простому, земному, обычному счастью, пониманию и справедливости.

Татьяна Гончарова

ЕВРИПИД

Глава 1

В ЛУЧАХ САЛАМИНА

Древним было присуще связывать воедино все вещи во Вселенной, они видели Космос как огромное мироздание, все составные которого, начиная от положения звезд и кончая судьбой ничтожнейшего из смертных, находятся в нерасторжимой взаимосвязи. Рождение великих людей обычно связывали с какими-то большими событиями, на долгое время определявшими развитие того или иного общества. Так вот и о Еврипиде его античные биографы говорят, что он родился в день морского сражения с персами у острова Саламин, 5 октября 480 года до новой эры. Хотя согласно другим источникам он родился четырьмя годами раньше во Флие, одном из тех аттических поселений, начало которых восходит к мифическим микенским временам, и был увезен на Саламин вместе с другими детьми и женщинами, когда персидские полчища вторглись в пределы Аттики. Но так как первая дата считается общепринятой, то от нее мы и будем вести отсчет долгим и трудным годам великого трагика.

Противоречивы и немногие сведения о родителях Еврипида. Традиция требовала, чтобы любой мало-мальски знаменитый человек обязательно был благородного происхождения, стоит ли говорить о том, что происхождение большинства великих людей и героев древности возводили к царям или даже полубогам, так и относительно Еврипида: одни были склонны считать, что его мать, Клито, была из древнего рода, и усматривали веское свидетельство его причастности к аристократии в том, что мальчиком он подавал вино певцам во время праздника Таргелий — это было обязанностью и привилегией детей из знатных семейств. Другие же утверждали, что матерью Еврипида была простая торговка овощами и зеленью, о чем всю жизнь не уставали напоминать поэту комедиографы. Сам Еврипид упоминает вскользь в своей трагедии «Меланиппа», что его мать знала толк в полезных травах.

Что же касается его отца, Мнесарха (или Мнесархида), то здесь все сходятся на том, что это был человек незнатный и, видимо, не особенно состоятельный, торговец или же содержатель гостиницы с не очень хорошей репутацией. По неизвестным причинам он был вынужден даже бежать одно время из Аттики в соседнюю Беотию, но и там не преуспел, залез в долги и был наказан: по местному обычаю, его вывели на рынок и посадили накрытого корзиной на виду у всего народа, что считалось большим бесчестьем. Опозоренный Мнесарх вернулся назад в Аттику, и дальнейшая его деятельность неизвестна. Трудно сказать, какая из версий о происхождении Еврипида является более достоверной, но скорее всего он был человеком незнатным, ибо не раз на своем веку сетовал на тяготы худородства:

И даже если его осмеянная в комедиях мать действительно была из старинной семьи и мальчиком Еврипид еще пользовался какими-то привилегиями знатных, по крайней мере при выполнении религиозных обрядов, то позже, в зрелом возрасте, это сомнительное благородство его «не охранило… от незаслуженных страданий», и в своей бесстрашной схватке с жизнью, в презрении к богатым и праздным, в своем глубоком демократизме и вере в простого труженика он всегда был истинным сыном простолюдина, хотя ни своими привычками, ни великим алчущим познания разумом он ни в чем не походил на незадачливого отца.

Это было тяжелое время, дым стлался над Аттикой, разоренной восточными варварами. Уже более десяти лет длилась война, истоки которой уходили в далекое прошлое. Ранней весной 480 года персы снова вторглись в Элладу: огромная армия из всех подвластных персидской державе народов, ведомая Ксерксом, сыном покойного Дария, перешла Геллеспонт и быстро двигалась к югу, вытаптывая поля и разоряя селения. Ее обгоняли слухи, вселявшие панику среди греков, об устрашающем виде варваров, об изобилии у них золота и всякого добра, об их неслыханной храбрости и, очевидно, непобедимости. Почти во всех греческих полисах землевладельческая аристократия выступила за добровольное подчинение персам, и многие города сами открыли ворота завоевателям. И только Афины и Спарта, два наиболее сильных греческих государства, позабыв в годину опасности о своих постоянных раздорах, идущих из глубины веков, были полны решимости насмерть стоять за жизнь и свободу. Ксеркс не отправил даже в Афины и Спарту гонцов — требовать в знак подчинения земли и воды. Он не забыл, как посланцев его отца Дария афиняне сбросили в пропасть, а лакедемоняне — в воду, велев им оттуда принести землю и воду царю.

В Фермопильском ущелье, открывавшем единственный путь в Среднюю Грецию, союзное войско греков во главе со спартанским царем Леонидом пыталось остановить наступление персов, мужественно отражая атаки варваров. Однако нашелся предатель, некий Эпиальт, который провел врагов по тропе, ведущей через горы, прямо в тыл защитников Фермопил. По приказу царя Леонида (это о нем оракул сказал, что смертью своей спасет он Элладу) греческие воины отступили, сам же он с тремястами своими соратниками, цветом мужей Лакедемона, навсегда остался в ущелье, прикрывая отход основных сил. Персы лавиной хлынули в Аттику, сжигая деревни, вырубая сады и оливковые рощи. Население в ужасе стекалось в город, ища спасения за его не столь уж надежными стенами.

Казалось, спасения ждать было неоткуда, и страшная участь афинян была решена. И лишь Фемистокл, гениальный незаконнорожденный сын гражданина Неокла, которого в детстве не пускали в гимнасий для законных детей, пытался спасти свой народ, убеждая сограждан взойти вместе с семьями на корабли и оставить пустой город врагу, чтобы затем сразиться с варварами на море. Ведь предрек же когда-то (как писал об этом впоследствии Геродот) афинянам Дельфийский оракул: «Хотя будет взято все, что заключает в себе земля Кекропова и долина священного Киферона, далекозрящий Зевс даст Тритонее (Афине) деревянную стену, которая останется несокрушимой и сохранит тебя и детей твоих».

И теперь Фемистокл убеждал афинян, что под «деревянной стеной» следует понимать корабли, хотя старики настаивали на том, что оракул имел в виду деревянные стены Акрополя, и предлагали укрыться за ними. Однако сын Неокла одержал верх, и начался печальный исход людей Аттики, многим из которых казалось, что они покидают свою землю навсегда. «Когда весь город уезжал на кораблях, это зрелище внушало одним жалость, другим удивление по поводу такого мужества: семьи свои афиняне провожали в другое место, а сами, не уступая воплям, слезам и объятьям родителей, переправлялись на остров». Среди женщин, переправившихся на Саламин, была, вероятно, и Клито, жена Мнесарха, вот-вот ожидавшая ребенка. Те же старики, что все-таки остались в Афинах и укрылись в святилищах на Акрополе, были все перебиты персами.