Главбухша

—    Сергей Юрьевич Юрчинский, собственной персоной! —отрекомендовался врач, едва они переступили порог его кабинета, и тотчас предложил выпить за знакомство по граммульке спирта с рижским бальзамом. — Хочу сразу же предупредить, что я неотразимо     обаятельный и на женщин произвожу неизгладимое     впечатление. Но тут уже ничего не поделаешь, — он

тяжело вздохнул, словно устал от непрерывного нашествия женщин. — Натура — дура! Так как, ощетинимся с рижским по граммульке?

Все отказались. Земская популярно объяснила, чего они хотят, И Юрчинский быстро назвал страшную болезнь, о которой только что вычитал в одном медицинском журнале. Мало того, написал медицинское заключение, поставил свою подпись и личную печать.

—    Пусть дядюшка смело обращается ко мне за справками, а вы непременно звоните и держите меня в курсе! — Он галантно поцеловал Марте и Юле ручки, предлагая звонить и заходить в любое время дня и ночи.

—    А вы что, здесь круглосуточно находитесь? — поинтересовалась главбухша.

—    Нет, я же дал вам два телефона: рабочий и домашний, — многозначительно проговорил он. — Если меня нет на работе, значит, я дома, а если меня нет дома...

—    Значит, вы на работе! — закончила Земская.

—    Верно! — обрадовался Юрчинский, со значением пожимая Марте руку и с такой ненасытной жадностью глядя ей в глаза, словно он в первый раз видел женщин после десятилетнего заключения. Такое впечатление почему-то сложилось у Марты.

Стас подвез Юлю к метро.

—    Может быть, к дому? — спросил он, взглянув на девушку в зеркальце.

Юля смутилась, пожала плечами. Гендиректор впервые проявлял столь важные знаки внимания, и она не знала, как реагировать. Однако вмешалась Марта:

—    Я не против, но это опасно. У Валерьяна Адамовича есть ключ от квартиры, он у нас пенсионер и часто приходит к племяннице пораньше и, поджидая ее, готовит ужин. Можем нарваться на него, дядюшка

заметит Юлю в нашей компании, и мы только все испортим. Потому лучше не рисковать... Ну, девочка, весь мир сейчас смотрит на тебя! Ты нас слегка подвела, тебе и выручать. Другого выхода нет.

—    Я попробую, — еле слышно пробормотала Юля,выбираясь из машины.

—    Я буду дома ждать твоего звонка! — бросила ей вслед Земская. — Звони в любое время!

                                                                          9

Моросил дождик, и Марте не хотелось выходить' из теплой машины.

Еще вчера Стас попытался бы отговорить ее ехать домой, вместо того чтобы остаться у него. Но сейчас он промолчал, и Марта ощущала странную грусть в душе, словно ее бросили. Словно она все-таки влюбилась, прикипела, собралась за Стаса замуж, а тот взял да и разлюбил. А если б все на самом деле так и было? Ведь Ровенский вьюном крутился, слова красивые разбрасывал, как сети, обольщал долго и упорно. Хорошо хоть ей не двадцать, а то бы поверила. A эта мышка все же пробила клетку, высекла свой сноп победных искр. Молодец, что еще можно сказать. Вот оно, племя младое, незнакомое! Пушкин оказался прав: именно незнакомое.

-Марта была не уверена, что Юля все в точности  исполнит. Красотка поняла, что опасность миновала, старая тетка пошумела, погрозилась, но тут же простила. Однако пока Марта сидит в кресле начальницы и крутит всеми в «Сириусе», Стаса Юле не видать. А тут удобный случай избавиться от Земской.

Главбухша взглянула на большие уличные часы: половина четвертого. Она вдруг поймала себя на мысли, что сегодня еще не обедала.

—    Знаешь, я, наверное, поеду сегодня домой, — сказала Марта. — Что-то я подустала.

—    Я договорился с Гриневичем, он заберет одну фуру — сообщил Стас. — Надо заехать к дяде Саше,поговорить насчет кассеты. Не хочешь его повидать?

   — Конечно, надо бы узнать его мнение относительно нашей затеи, —вздохнула она. — Александр Васильевич хороший аналитик, он тут же укажет промахи, ежели они есть. Но я сижу, как квашня, точно из меня все нутро вынули. Жрать хочется, а как представлю, что надо куда-то тащиться, всякий аппетит пропадает... Я вижу, ты наконец-то разглядел нашу Юленьку, — неожиданно ляпнула она, хотя за несколько минут до этого категорически запретила себе об этом заикаться. Вот бабизм-ягизм! Марта была готова от злости откусить кончик языка.

Ровенский мгновенно смутился.

—    Я не понял, что значит «наконец-то разглядел»? — хмурясь, произнес он.

—    Ладно, только не вешай мне, мудрой тетке, лапшу на уши! — завелась Марта. — Разглядел, и хорошо. У тебя есть в натуре эта особенность: смотреть и не видеть, видеть, но не суметь разглядеть все до донышка Это не сразу, с опытом приходит.

Стас набрал номер по мобильнику.

—    Але, тетя Рита? Дядя Саша дома?.. Да ничего, помаленьку... Дядя Саш, это я! Чего у вас сегодня на обед? Борщик и куриные котлетки? Годидзе! Ну так что, покормите двух бедняг, отравленных ресторанными шкварками?. Да, надоело, ты прав! Так мы заедем?.. Тогда покедова! — Он отключился. — Поехали! Тетя Рита знатные борщи готовит! А куриные котлеты — сама нежность. Я ведь тоже ничего не ел, и от голода башка идет кругом! Долго засиживаться не будем, а потом я отвезу тебя домой.

И Ровенский, не дожидаясь ее ответа, лихо вырулил

на мокрую дорогу, подрезав утлый «фиатик», и помчался в сторону дома генерала Стукова, на «Сокол».

Густой красный борщ, с перцем и говядиной, сочные поджаристые котлеты с цветной капустой на самом деле оказались вкусными, и Марта вдруг вспомнила, что, наверное, больше месяца не варила никаких супов. Обленилась в отсутствие мужа. Дядя Саша, по-прежнему облаченный в стеганый теплый халат, обедать с ними отказался, но принес лед и стал пить свое виски, слушая сообщение о Гриневиче.

—    Я не могу каждый раз вытаскивать этого индюка из параши, куда он по своей же воле залезает! Ну сколько можно?! Я же не машина «скорой помощи»!

—    Марк обещал хорошо заплатить. Любую сумму.

—    Обещать он горазд. В результате все сведется к двадцати штукам баксов, я его знаю! — буркнул Александр Васильевич. — Вам налить чего-нибудь по рюмашке?

—    Марку веры нет, — подтвердила Земская. — Я  пить не буду, а Стасу нельзя.

—    Ты видишь, как мне сложно руководить предприятием? — усмехнулся Ровенский.— Ладно, сделай в последний раз, я ему слово дал, что уговорю тебя!

—А ты впредь словами не бросайся! — вспылил Стуков. — А то завел себе домашнего генерала! Живи по уму! Скромно, по возможностям!

—    Да ладно, не шуми, ты не на планерке с подчиненными! Сидим, говорим по-родственному. Не можешь сделать, так и скажи: не могу. Или не хочу! А чего мне нотации читать?! Марк ненадежный человек, дурной, я это понимаю, но других постоянных партнеров, с кем бы я уже пять лет работал, у меня нет.

Это тоже надо учитывать. Я бы вообще хотел жить и работать где-нибудь в Испании, Посиживать  в кафе на веранде, за стаканчиком вина большую часть дня. А приходится здесь болтаться... Поговори со своими, — сбавив тон, попросил Ровенский. — Может быть, удастся что-то сделать.

—    Хорошо, спрошу у ребят, но ничего пока не обещаю. Если Марк взят в серьезную разработку, то и ты тогда к нему больше не суйся, а то сам попадешь под колпак. Завтра узнаю и сам позвоню. Если невпротык, Грину скажешь, что лента подшита в дело и взять ее невозможно. Ну а чего у вас? — Александр Васильевич взглянул на Марту,

Земская рассказала о своей идее. Стуков внимательно выслушал и качнул головой:

—    Неплохо! Учись, Стас, пока Марта Сергеевна рядом! Я поражаюсь ее уму! Она бы и у нас могла работать. Я тоже придумал нечто похожее. Даже договорился с одной больничкой. Девоньку увозят с острым приступом, она лежит в поту, дядя приходит ее навестить, племянница даже говорить не может, а пишет записку: «Попроси у Марта! Сергеевны!»

Чего попроси, непонятно, а врач разъясняет, что деньги на лекарство нужны срочно, завтра. Ну а дальше все, как у вас. У меня немного побольше атмосферы, живописных деталей. А у вас все зависит от того, как сыграет ваша Юля. Но вы лучше ее знаете, потому умолкаю. Дай-то бог ей удачи!