Главбухша

Земская сняла трубку и хотела уже сурово отчитать распутную девицу, но услышала то самое дыхание, которое напугало ее недели три назад. Незнакомец дышал громко, не скрывая его. Марта замерла, не в силах спросить наглеца, что ему нужно. И он чувствовал это. Понимал, что страшное тяжелое дыхание ее гипнотизировало. Главбухшу бросило в жар, душное облако накрыло ее с головой. Опомнившись, она  нажала на рычаг, потом резко поднялась, выдернула телефонный шнур, ибо знала, что негодяй опять станет названивать всю ночь.

Марта вышла на кухню, налила себе сначала холодного чая, но, помедлив, достала остатки кофейного ликера, наполнила рюмку и залпом выпила.

«Кто это? Кто?!» — мысленно выкрикивала Марта, пытаясь вычислить негодяя. Даже Джаника она не так боялась,несмотря на его садизм.

Может быть, Гриневич решил подобным образом изводить ее? Что ж,этот мерзавец мог придумать такую пытку!

- Нервы у меня стали ни к черту! — прошептала |она вслух и налила себе еще рюмочку.

— Понятно, чем тут некоторые занимаются, — неожиданно проговорил за ее спиной Виталик.

Марта вздрогнула, поперхнулась и долго не могла  откашляться. Она была готова убить мужа и в другой ситуации непременно бы так поступила, но, отдышавшись, выговорила лишь одно слово:

—    Придурок!

—    Понял! — Виталик тут же попытался ретироваться к себе в комнату, но она его остановила:

— Извини, поставь чаю!

Ей не хотелось оставаться одной. Виталик это понял, поставил чайник, налил себе ликера, усевшись напротив. Он уже отошел от бандитского налета и готов был отпускать свои шуточки.

«Мужики не бабы, — подумала Марта, — на них все зарастает, как на собаках!»

—    Что-то случилось? — спросил Виталий.

— Да нет.

—    А кто звонил?

—    Не назвались.

—    А, это тот молчун? — усмехнулся он.

Главбухша и забыла, что, когда Виталик вернулся,она сама рассказала ему о странных ночных звонках.

—    Давай поставим определитель, — предложил муж.

Марта кивнула.

—    Завтра позвоню, придет приятель и все сделает в наилучшем виде, он дока в таких вещах! Ты только денежку оставь, — Виталик стал грызть ногти. Когда он нервничал, то всегда грыз ногти. — Мне из Перми звонили. Приглашают снова на постановку...

Марта бросила на мужа недоуменный взгляд, неужели Стас ее не послушался и пообещал-таки денег этим провинциалам, чтобы снова сбагрить ее муженька на пару месяцев. Он совсем слетел с катушек!

—    Я не хотел сегодня об этом говорить, но так получилось. — Виталик сделал кислую мину.

—    Ты же говорил, что спектакль не совсем получился...

—    Да, когда я уезжал, то с руководством мы попрощались более чем прохладно. Пьеса была трудная, сложная, мне отдали двух придурочных актрис, и попробуй-ка с ними два с половиной часа, да еще на большой сцене держать зрителя в напряжении. Это  тебе не годовой баланс начирикать!

—    Ой, шустрик!

—    Вот тебе и шустрик! А тут звонит сам синьор директор, кричит, что мой спектакль идет на «ура», его собираются записывать на телевидении, пресса восторженная. А дальше выдает: выбирай любую пьесу, приезжай и ставь! Словно я Питер Брук или Том Стоппард, — Виталик не выдержал и рассмеялся. — До сих пор не могу поверить! Что скажешь?

—    А что мне говорить? Тебя же приглашают, а не меня.

—    Это я понимаю. Но ты ведь  у нас умная. Скажи, что мне делать. Тут бандиты косяком пошли, как тебя оставить?

-- Бандитов мы присковородим! Когда надо ехать?

—    Как всегда — вчера.

Марта задумалась. Раньше она с удовольствием оставалась одна, любила, когда никто не нудел над душой и она могла делать все, что ей заблагорассудится: лежать, пить чай, прыгать, смотреть телевизор, читать или ковырять в носу. Виталик, правда, занудством не отличался, разговорами и кулинарными требованиями ее не донимал, но, оставаясь одна, Марта

чувствовала себя все же комфортнее. Однако сейчас Земской вовсе не хотелось оставаться одной, странная тревога все не покидала ее.

Она молчала, и Виталий, понимая ее настроение, проговорил:

— Ты всегда сама говорила, что одной тебе даже  спокойнее. — Мне же жить в цирковой общаге и питаться тамошними щами действительно нелегко: я без  соды обходиться не мог, изжога замучила. Дома нeделю пожил, и все прошло. А со вторым спектаклем  я точно себе язву заработаю! Но я хочу поставить пьесу об одном талантливом парне, которому не везет, no тому что он родился не в свое время. Он пытается  бороться против судьбы, но его никто не слышит. Ни  мать, ни возлюбленная, ни дядя. Никто. Они слышат  себя, других, а его — нет. Это страшно, когда тебя никто не слышит и не понимает. От этого можно  сойти с ума. И чтобы не стать сумасшедшим, он стреляется. И при этом это будет очень смешной спектакль. Потому что всем хочется веселиться, распирает жажда удовольствий и вовсе не хочется слушать про творчество, про новые формы, про великую любовь.

— Что это за пьеса?

— «Чайка».

— И когда ты думаешь отправляться?

— Через неделю. Договорюсь с приятелем, чтоб он довел курс за меня, и поеду.

Марта погрустнела.

— Ты чем-то недовольна?

— Да нет, но... Не знаю. Настроение хреновое.

   — Тебя эти звонки так достают? — удивился Виталик. — Да брось ты! Мало ли придурков расплодилось!Ничего, поставим определитель, и он звонить пере-

станет.

Они почаевничали, выпили еще по рюмке ликера.

Марта спохватилась: половина второго, а завтра она  в десять собиралась быть на работе.

—    Полежи со мной немного, — попросила она, Виталик лег с женой, обнял ее, приласкал, и снова у них    все произошло так,как ей нравилось. Из всех ее

мужчин только Виталик умел доставлять ей такое сильное удовольствие.

Неожиданный прилив нежности заставил главбухшу позабыть обо всем на свете.—    Может быть, ты отложишь свою постановку?

—    Не могу, они хотят поставить пьесу в этом сезоне и повезти ее на гастроли.

«Убью Стаса, если узнаю, что это он все устроил!» — грозилась про себя Марта.

                       17

Марта приехала на работу ровно в десять, напечатала на компьютере две платежки, отправила их по электронной почте в банк, написала приказ об увольнении Юли по собственному желанию прямо с этого же числа, отсчитала причитающуюся помощнице зарплату и компенсацию за неиспользованный отпуск, выписала расходные ордера. Оставалось подколоть к этим бумагам лишь ее заявление, а в том, что Юля его напишет, Марта не сомневалась.

Позвонил Стас, сказал, что вылет Дица задерживается и собственное прибытие на работу соответственно тоже, но к двум он надеется быть. Сообщил: десять штук он Вальтеру отдал, чем привел партнера в неописуемый восторг, и тот воодушевился присылать по две фуры в неделю.

—Мне дядя передал о том, что произошло вчера. - Ябыл потрясен! — помедлив, добавил он.

—Это не телефонный разговор, потом обсудим, —  прервала его Марта. — Привет Вальтеру!

Вошла Юля. Робко, боком. Застыла у порога, густо покраснев.

Все же остатки совести еще есть. Затем, не раздеваясь, подошла к Марте, присела на стул для посетителей.

   —    Я хотела бы, Марта Сергеевна, попросить у вас прощения за вчерашнее, — опустив голову, забормотала помощница. — Сама не понимаю, что на меня нашло, какое-то затмение. — Она машинально выдергивала пушинки из своей мохеровой шапочки.

Вы же знаете, я никогда не пью, а тут Диц меня заставил выпить рюмку водки под пельмени, потом ликер, и я контроль над собой потеряла...

Она проговаривала все это заученным тоном, как добросовестная школьница. Марта ее не перебивала.

—    Он все время твердил: ты взрослая, совершеннолетняя, а держишься за юбку Марты Сергеевны, надо жить своим умом и много всяких других слов... — шмыгая носом, лепетала Юленька.

—    Идиот! — ругнулась главбухша.

—    И еще слова интимные шептал...

—    Ладно, так сколько у тебя любовников-то? — все-таки не удержалась, спросила главбухша.