Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 32 из 68

Она жива, и это не страшная смерть, а просто ночной кошмар.

Она включила на мгновение лампу, взглянула на ручные часы, лежавшие рядом: пятнадцать минут четвертого. Снова погасила свет.  Сон был такой страшный, что ее до сих пор бил озноб. Она не могла подняться, чтобы выпить глоток  воды. Горло пересохло от ужаса. Прошло минут пять,прежде чем Марта наконец успокоилась, встала, сходила на кухню и налила холодного чая.

Первый раз в жизни ей приснилась такая жуть. Она  никогда не была в тайге, никогда не видела волков.

Откуда вдруг это дикое видение? Ей и раньше снились  плохие сны, неприятные, оставлявшие горечь в душе.

Но они были не страшными и быстро забывались.  Этот же прочно врезался в память: перед глазами все  еще стояли желтые волчьи глаза и оскаленные пасти,

она видела даже полуразорванное ухо вожака, его  рубцы, полученные в лесных боях, физически

ощущала этот бег, когда до предела растягивались и ныли от боли мышцы. Казалось, до икр до сих пор невозможно дотронуться, тело еще было липким от пота. Марта выпил а холодного чая и вернулась в постель.  Она знала, что до утра уже не уснет. Бессонница началась год назад и вскоре стала хронической. Сон прерывался в пять утра, а дальше только полудрема, оставлявшая легкую слабость в голове весь день. Поначалу главбухша даже не обращала на это внимания. Ничего страшного, болезнь не смертельная, от нее не умирают.

   Умом она понимала, что запускать недуг не стоит,надо сходить к врачу, проконсультироваться, попить каких-нибудь таблеток, порошков. Но работа высасывала ее дотла, а если выдавался свободный денек , то она жарила сковородку орехов и тупо валялась на кровати, перечитывая в сотый раз «Немного солнца в холодной воде» Франсуазы Саган, восхищаясь всякий  раз пленительным слогом и сюжетом французской писательницы. Дочитав роман, она через два дня забывала его напрочь, а потому могла погрузиться в него снова с прежним удовольствием.

К ее отцу в последние лет десять тоже привязалась бессонница, и ничего, бессонница на его здоровье не отражалась, он выглядел крепким и бодрым, мог пропустить две-три рюмочки по праздникам. Вот и Марта особенно не тревожилась. А те два-три часа, что оставались до того момента, когда нужно было вставать, Марта использовала для дела, и, когда она с легкостью выдавала Стасу очередную деловую идею, он даже не догадывался, сколько бессонных утренних часов было потрачено на ее обдумывание. Так что если она начнет просыпаться в три, то, значит, у нее будет больше  времени на такие размышления.

«Надо во всем видеть только хорошее, тогда избежишь любой депрессии», — любила повторять ее первая

свекровь. Она работала невропатологом в районной  поликлинике. С ней, единственной, Марта поддерживала добрые отношения. Когда они ссорились с мужем, Наталья Николаевна всегда защищала ее, да и вообще вела себя с невесткой крайне деликатно: не ввязывалась, помогала исподволь, незаметно, сына заставляя быть повнимательнее к жене. Научила печь  капустные и рыбные пироги и варить настоящие украинские борщи. Свекровь на все руки была мастерица.

С матерью же второго мужа Марта почти не общалась. Они поссорились сразу же, в день знакомства.  Оглядев ее, Стефания Ольгердовна, маленькая, сухонькая, с кислой улыбкой и мелкими, шиповатыми  зубками, приторно улыбнулась и заметила мужу  прямо в присутствии Марты:

   —    Я    думала, что наша девочка будет постройнее, а она довольно крупненькая, особенно в попке!

У Марты застыло лицо от такой наглости. Свекровь смотрела на нее, как на кобылицу, разве что в рот не  заглядывала, называя невесту этим омерзительным  словечком «она».

Больше Марта никогда не бывала в доме Стефании,  а когда та неожиданно заболела, Валерьян ходил ее  навещать один. Марта даже не являлась на дни рождения свекрови, поначалу придумывая разные оправдания: то схватило живот, то сердце, то неотложные дела, но потом ей надоело вранье, и она с отчаянной твердостью заявила: «Этого никогда не будет!»

Муж был ошарашен, услышав это признание.

—    Но почему?

Марта рассказала, как Стефания Ольгердовна нанесла ей смертельную обиду.

—    И ты все эти годы об этом помнишь?

— Да. И не прощу никогда! — твердо сказала Марта.





Она понимала, что это несусветная глупость, обижаться на грубую фразу мелкой, заносчивой старушенции, но сделать с собой она ничего не могла. Когда она узнала, что родители Виталика живут на Урале, то очень образовалась. Туда часто не наездишься. Ей лучше со свекровями жить порознь. Сближение с ними до добра не доводит.

Размышляя о свекровях, Марта неожиданно для себя заснула и пробудилась аж в девять. В десять приедет Вальтер, чтобы подписать договор. Добираться до магазина на метро ровно час пятнадцать, а ей еще надо почистить зубы, умыться, подкраситься и одеться. Придется на такси.

Марта опоздала на десять минут. Вполне допустимо даже для деловой женщины. Вальтер со Стасом не успели выпить и по чашке крепкого кофе, который Юля сварила для немецкого гостя в турке.

Набросок договора Земская сделала еще в такси, теперь требовалось сесть за компьютер и вписать в обычный, отработанный типовой договор новые пункты. В их тандеме с Ровенским этим занималась она, а шеф по утрам всегда разбирал почту. Марта посмотрела на Стаса. По мрачной физиономии ди-ректора можно было догадаться, что его мучит похмелье и еще — что хуже — отсутствие вестей от дяди. Сегодня вечером истекает срок ультиматума. Стас попросит продления, но Джан на это не пойдет, а сие означает, что завтра или даже уже сегодня он откроет охоту на них. И скорее всего, начнет с Марты.

Она на мгновение замерла, уставясь на экран компьютера. В этом есть логика. Убив Ровенского, Джан денег не получит, но чтобы напугать Стаса и заставить его выполнить условия, он возьмется за Марту. Марта для него идеальная жертва.

Строчки слились перед глазами, главбухша откинулась

на спинку крутящегося кресла, схватила сигарету и закурила.

Она только сейчас обратила внимание, что Диц не сводил восхищенных глаз с Юли, что-то шептал ей на ушко и вел себя, как заправский кобель, а та робела и улыбалась, бросая на немца сияющие взоры. Марта почувствовала укол ревности. Еще вчера Вальтер объяснялся ей в любви, а сегодня уже не смотрит в ее  сторону. Неужто она так плохо выглядит? Земская не любила, когда в ее присутствии еще кем-то восхищались, кроме нее.

—    Марта Сергеевна, нехорошо! Вы от меня скрыли  такую красавицу. Увидев ее, я просто лишился дара речи! — восторженно пропел немец, заметив ее пытливый взгляд.

В голубых глазках Юли вспыхнуло нескрываемое злорадство. Ей явно нравилось торжествовать над своей начальницей.

«Вот сучка!» — прошипела про себя Марта.

—    Русские женщины не просто красивы! — разглагольствовал Диц. — Они божественны! У нас в Германии есть смазливые девчонки, они хорошо одеваются, имеют красивые фигуры, прически, макияж —сейчас много уловок, чтобы сделать юную леди неотразимой. Можно, извините, изменить форму ягодиц,,бюста, бедер, поправить нос, ухо, сотворить из себя Афродиту. Все это несложно и даже недорого. Иногда смотришь на девушку: ничего в ней нет. Но немного косметики, куафюра, шейпинг, линзы для глаз, меняющие их цвет, — и мужики пооткрывали рты. Но нет в них того, что есть в русской красавице. И это не купишь ни за какие деньги!

—    Вы нас заинтриговали, Вальтер! — оторвавшись от бумаг, проговорил Стас. — Что нельзя купить за какие деньги? Ответ прост: только здоровье!

— А что вы думаете, Юлечка? — Вальтер расплылся в улыбке, глядя на нее.

Помощница Марты снова вспыхнула.

—    Я думаю, молодость, — помедлив, кокетливо произнесла она.

«Камешек в мой огород. Стервоза! Решила со мной посоперничать? Что ж, посмотрим!» — подумала Марта.

—    Прекрасный ответ! — воскликнул Диц. — Замечательный! Молодость, да!

В Германии Дица, видимо, держат в черном теле, у него серьезная деловая репутация, и бывший полковник не может себе позволить у всех на глазах волочиться там за хорошенькой девушкой. Во Франкфурте Вальтер добропорядочный семьянин, который пашет, как вол. Усталый приезжает домой, выпивает бутылочки две пива или стаканчик виски, шнапса или водки и падает в объятия женушки. В Москве же можно расслабиться, признаваться всем подряд  в любви.