Бунтари и бродяги

Женился я тоже двадцать восемь лет назад. Брак — чертовски серьезная штука, и он не зависит от того, как вы о нем пишете или под каким углом зрения на него смотрите. Так случилось, что супруга появилась в моей жизни сразу же после того, как я нашел постоянную работу, а точнее, стал почтовым служащим. Это было первое приличное место в моей жизни, потому что раньше я был курьером, то есть мальчиком на побегушках. Женился так поспешно я на ней потому, что пообещал, а она была не таким человеком, чтобы позволить мне об этом забыть.

В день своей первой получки я пришел к ней и предложил: «Не прогуляться ли нам по Змеиному Лесу?» Я тогда был глуп как пробка и на седьмом небе от счастья. Из — за того, что я напрочь позабыл о нашем уговоре, ее ответ меня ничуть не удивил. «Да, с удовольствием», — сказала она. Тогда, помню, стояла поздняя осень, и землю устилали опавшие листья, припорошенные снегом. Мы прогуливались под руку по вишневой роще, дул легкий ветерок, а в небе светила полная луна. Мы были счастливы. Внезапно она остановилась, повернулась ко мне и предложила: «Хочешь пройтись по лесу?» Она была крепкой, с хорошей фигурой и довольно приятным лицом.

Что за вопрос! Я улыбнулся: «Ну конечно! Ты же знаешь!»

Мы пошли и через минуту она произнесла: «Да, но я надеюсь, что и ты знаешь, что мы должны сделать теперь, когда ты нашел постоянную работу?»

Я поинтересовался, что она имеет ввиду, хотя и так уже понял. «Пожениться», — ответила она. Я согласился, добавив при этом: «Ты же понимаешь, у меня мало денег на свадьбу».

«Для меня этого вполне хватит», — заметила она.

Вот так это случилось. Она одарила меня жарким поцелуем, и мы пошли в лес.

Она с самого начала была недовольна нашей совместной жизнью. Да и я не был особенно счастлив, поскольку она сразу стала говорить мне, будто все ее друзья, а главное, ее семья, без конца повторяют, что наш брак не продержится и пяти минут. Я ничего на это не отвечал, потому что уже с первых месяцев понял, насколько все они правы. Это меня не слишком задевало: ведь я не из тех, кто сердится по любому поводу. По правде говоря, я просто поменял один дом на другой, и одну мать на другую. Возможно, кто-то меня из-за этого не поймет, но дела обстояли именно так. У меня даже не уменьшились карманные деньги: я отдавал каждую пятницу свой заработок, оставляя себе на кино и сигареты пять шиллингов. Это был брак, в котором свадебная церемония и торжественный обед становятся первым взносом, а потом вы продолжаете выдавать каждую неделю деньги на семейную жизнь. Вот почему, я думаю, и играют свадьбы.

Но наш брак продлился, несмотря на многочисленные предсказания, дольше пяти минут: мы жили вместе целых шесть лет. Она ушла от меня, когда мне было тридцать, а ей самой — тридцать четыре. Это произошло тогда, когда мы были в ссоре. Надо сказать, в нашей семье часто случались ссоры, скандалы и битье посуды, и я очень от этого страдал. Порой мне даже казалось, что мы все время, без передышки, ссорились с ней, с того самого момента, как увидели друг друга, — и она доставляла мне одни страдания. В эти минуты я думал, что такая жизнь продолжится до тех пор, пока мы будем вместе. Однако сейчас я понимаю и порой понимал даже тогда, что в нашей жизни было много радости тоже.

Еще до того, как она ушла, мне казалось, что нашему браку пришел конец, потому что до этого между нами произошла колоссальная ссора, каких не было до сих пор. Однажды вечером после чая мы сидели дома, по разные стороны стола. Мы отлично поужинали, поэтому для скандала не было никаких причин. Я уткнулся в книгу, а Кэти просто находилась рядом.

Внезапно она сказала: «Я люблю тебя, Гарри». Я не услышал ее слова, ведь так часто случается, когда читаешь книгу. Она продолжила: «Гарри, взгляни на меня».

Я поднял голову, улыбнулся и снова принялся за чтение. Возможно, я был не прав и должен был ответить ей что-нибудь, но книга оказалась очень интересной.

«Я уверена, из-за чтения ты испортишь глаза», — заявила она, снова отрывая меня от увлекательных приключений в знойной Индии.

«Да нет», — ответил я, не глядя на нее. Тогда она была еще симпатичной тридцатилетней женщиной, с хорошеньким личиком и волнующей фигурой, и из-за этого я не мог ее бросить, несмотря на ее упрямство и раздражительность. «Мой папа часто говорил, что только дураки читают книжки, потому что им надо много чему учиться», — заметила она.

Ее слова сильно меня обидели, поэтому я не мог сдержаться и ответил, не поднимая головы: «Он так говорил потому, что не научился читать. Если хочешь знать, он просто завидовал грамотным людям».

«Да чему тут завидовать! Сидишь и забиваешь себе голову всякой ерундой», — медленно и отчетливо произнесла она, так, чтобы я до конца понял смысл каждого слова. Я еле держал себя в руках. Назревал грандиозный скандал.

«Слушай, дорогая, почему бы тебе самой не взять в руки книжку?» Но она бы никогда не сделала этого, потому что ненавидела чтение как отраву.

Она усмехнулась: «Я не такая дура. Да у меня и работы по горло».

Ее слова меня возмутили, но я старался сдерживаться, потому что наделся, что она все же оставит меня в покое и даст закончить главу. Я сказал миролюбиво: «Ладно, только не мешай мне читать. Это интересная книга, и я очень устал».

Но мое оправдание только подлило масла в огонь. «Устал, говоришь?» Она громко рассмеялась: «Бедняжка Тим! Тебе надо подыскать какую-нибудь настоящую работу для разнообразия, а то ты целыми днями только и делаешь, что разгуливаешь по улицам со своей дурацкой почтовой сумкой».

Я не хотел продолжения сцены, но между нами все-таки завязалась перебранка. Во всяком случае, после нескольких моих слов она выхватила у меня книгу из рук: «Ты ублюдок! — заорала она, — мне осточертело, что у тебя в голове только книги, книги, книги, и ничего, кроме этих проклятых книг!» — и швырнула ее в растопленный камин, затолкав как можно дальше кочергой.

Это привело меня в бешенство и я ее ударил, не очень сильно, но все же ударил. Это была отличная книга, мне было жаль ее, и к тому же я подумал о том, что взял ее в библиотеке и теперь мне придется покупать новую. Она убежала из дому и вернулась только на следующий день.

Не могу сказать, что у меня от горя разрывалось сердце, когда она ушла. Мне все это надоело. Единственное, в чем я вижу божье провиденье, так это в том, что у нас не было детей. Несколько раз ей казалось, что она беременна, но все заканчивалось ничем. Это ее огорчало все больше и больше, она впадала в уныние, и тогда мы жили мирно несколько месяцев. Возможно, если бы у нас появился ребенок, мы бы лучше ладили. Кто знает?

Она сбежала с маляром через месяц после случая с книгой. Все прошло очень спокойно. Не было ни криков, ни драки, ни битья посуды. Однажды я вернулся домой и обнаружил записку, которая лежала на камине: «Я ушла от тебя и больше не вернусь». Ни следа от слез, только бланк из страховой книжки с восьмью словами, выведенными карандашом. Бог знает почему, но храню его до сих пор в заднем отделе своего бумажнике. Маляр, с которым она ушла, жил на соседней улице, в собственном доме.

Несколько месяцев он получал пособие по безработице, а потом неожиданно нашел работу в двадцати милях отсюда. Но об этом я узнал позже. Соседи даже осмелились сообщить мне (конечно, после того, как они уехали), что моя жена встречалась с ним около года. Они не сказали никому, где поселятся; возможно, они опасались, что я буду их преследовать. Но у меня и мыслей таких не было. Да и что я мог сделать? Избить его до полусмерти и притащить Кэти домой за волосы? Ну уж нет, не такой я человек.

Даже теперь эта перемена в судьбе продолжает меня волновать. В самом деле, представьте, что вас оставляет женщина, с которой вы прожили в одном доме шесть лет, и неважно, что вы постоянно ссорились, ведь у вас были и светлые моменты в жизни. После ее ухода в доме что-то неуловимо изменилось: стены, потолок, даже все предметы стали как будто другими. И во мне тоже что-то сломалось, хоть я и говорил себе, что все идет по-прежнему и что отсутствие Кэти ничего не изменило. Тем не менее, в первое время дни тянулись необычайно долго, и я старался приучить себя довольствоваться едой из кафе. Но потом наступили нескончаемые летние вечера и я был счастлив почти против собственной воли, слишком счастлив, чтобы терзаться из-за уныния и одиночества. Я чувствовал, что жизнь продолжается и я не увяз в прошлом.