Подарок

— И тогда мы получим кратковременный отпуск, — вызывающим тоном проговорил долговязый. — Разумеется, сдавшимся в русский плен он не светит!

— Ты прав, — заметил Виктор пулеметчику, — домой пленные смогут вернуться только после окончания войны, но вот они–то наверняка останутся в живых, а не сыграют в ящик!

— Но… это же… — Энергично размахивая руками, маленький солдатик вплотную подошел к Виктору. — За измену тебя поставят к стенке! — Последнее слово он не произнес, а визгливо выкрикнул.

В этот момент из–за леса донеслись разрывы.

— Слышите, камараден? — спросил Виктор. — Это советские бомбардировщики, а их у русских много. Немецкие войска окружены войсками двух советских фронтов, почти вся артиллерия и танки русских сконцентрированы на западной дуге котла, то есть именно там, где вы собираетесь прорваться. Поймите же вы наконец, что вас ожидает второй Сталинград!

Один из солдат не выдержал и, сорвав шапку с головы, заговорил прерывающимся от волнения голосом о случае под Воронежем, где офицеры бросили в беде собственных солдат, оставили их без продовольствия в степи.

— Лучше бы мы тогда уже перебежали к русским! — воскликнул один из солдат.

— Он прав! — поддержал его другой.

— Покончить с этим можно и сейчас, все равно все наши офицеры улетят из котла на самолетах, а нас бросят умирать!

— Кончать нужно с этим!

Сорвав пулемет с плеча, длинноногий попытался отбежать от группы, но его тут же крепко схватили двое, стоявшие позади, отняли у него пулемет. Двое других схватили и молоденького солдатика.

— Что вам от меня надо? — испуганно задергался в их руках пулеметчик. — Отпустите меня, я не хочу идти с вами!.. Моя жена… моему сыну только четыре месяца… Я хочу вернуться к ним… Они день и ночь сидят в подвале, и я хочу к ним вернуться…

Перебивая его, молодой солдат стал говорить что–то о солдатской чести, но Виктор жестом заставил его замолчать и приблизился к долговязому.

— Отпустите его! — приказал он и добавил: — Я тебя понимаю. Дом, он тянет… Мы все туда хотим попасть, но дорога домой лежит через лагерь для военнопленных, и иного пути туда нет.

— Не верь ему! — выкрикнул юноша и разразился ругательствами.

— А тебе сколько лет? — бросил Виктор через плечо юноше. — Восемнадцать или девятнадцать?

— Двадцать! — с гордостью выпалил он.

— Ну, в таком случае у тебя еще есть время, чтобы подумать, — заметил Виктор и рассмеялся.

— Да это наш желторотик! — поддержал Виктора один из пожилых солдат. — Он еще серьезно верит в то, что мы выиграем войну.

Виктор окинул взглядом солдат и коротко объяснил им, что отпустить хоть одного солдата обратно в подразделение опасно, так как это может сильно навредить остальным.

Почти все солдаты согласились с ним.

— Собственно говоря, кто ты такой? — спросил долговязый Виктора.

— Такой же рабочий, как и ты, — ответил ему Виктор.

10

Анатолий находился у майора Кипиани, когда Виктор докладывал о том, что он прибыл и привел с собою пленных. Толик с подозрением смотрел на них, готовый в любой момент сорваться с места и бежать за помощью. Виктор и Кипиани заговорили по–немецки, и Анатолий, естественно, не понял, о чем они говорят. А когда пленных увели, майор объяснил парню, что Виктор Андреевич совершил геройский поступок.

Толик выслушал майора молча.

— Представь себе, как нам было бы легко работать, если бы у нас было побольше таких товарищей, как Виктор Андреевич.

— Возможно, — согласился с майором Анатолий.

— Тогда война кончилась бы раньше и наступил бы долгожданный мир.

Каким притягательным, почти волшебным казалось им слово «мир»! О нем мечтали все: и майор, и капитан Малкин, и солдаты. «Что такое мир? — мысленно спрашивал себя Анатолий. — Это то, что было до того, как фашисты напали на нашу страну, разорили мое родное село. Тогда по вечерам весело потрескивала печь, можно было долго сидеть и разговаривать с отцом о чем угодно… В палисаднике цвели цветы, во дворе кудахтали куры, нежилась на солнце кошка, перед воротами лежала собака… Перед зданием правления колхоза росли высокие каштаны. Тогда можно было лечь на зеленую траву и смотреть, как по небу бегут облака. С берега речки можно было увидеть, как в воде плещется рыба. По широкому колхозному полю ползали тракторы. Тогда можно было без всякого страха смотреть на самолет. Тогда был жив отец… Нет, теперь уже никогда не будет так, как было тогда… Разве может быть мир с немцами?» Этого Анатолий никак не мог понять.

Майор словно отгадал, что за мысли беспокоят Анатолия, и заговорил с ним.

— Вот смотри, ты украинец, а я грузин. Мы люди разных национальностей, а вместе боремся против общего врага. Твой родной язык относится к группе славянских языков, а точнее говоря, индоевропейских. Мой родной язык близок к турецкому и персидскому, однако это нисколько не мешает нам с тобой быть друзьями. Так или нет?

— Так, — подтвердил Толик и спросил: — А зачем вы мне все это говорите? Я же не в школе. Или вы думаете, что я этого не знаю?

— Ты это знаешь, — кивнул Кипиани. — Ну тогда скажи мне: почему бы миролюбивым украинцам, русским, грузинам и другим нашим народам не жить с немцами в мире? Почему, спрашиваю я тебя! — Майор встал и пошел к двери.

— Куда вы, товарищ майор? — вскочил Толик.

— С немцами к немцам, — ответил Кипиани. — Нужно организовать передачу по ОГУ. — Майор невольно поморщился: рана давала о себе знать.

— Но ведь врач запретил вам, товарищ майор…

Кипиани остановился и достал сигарету.

— Я нужен Виктору Андреевичу, а одного его отпустить я не могу. — Майор правой рукой поправил повязку на голове. — Врач запретил… Я вот тоже запретил тебе ехать в Хировку.

— А меня вы возьмете?

— А ты хочешь? — вопросом на вопрос ответил майор.

— С вами — очень!

«Ну ладно, — хотел было ответить ему Кипиани, но промолчал, подумав: — Выходит, я иду на поводу у этого парня».

— Предстоящее дело — не игрушка и не увеселительная прогулка, — пояснил Кипиани. — И я не имею права брать тебя на выполнение боевого задания.

И, не дожидаясь возражения Анатолия, майор вышел из дома, сел в штабной автомобиль, в котором его уже ждали Виктор и долговязый пулеметчик.

— Вы помогали полковнику допрашивать пленных? — спросил Кипиани Виктора, когда машина тронулась с места. — А поесть успели?

— Так точно, товарищ майор, — кивнул Виктор. — Во время допроса нам удалось узнать кое–что новое о группенфюрере Гилле.

— И что именно?

— Несмотря на безвыходность своего положения, Гилле соорудил себе комфортабельный КП и бражничает там…

Кипиани поглубже натянул шапку на голову.

— И такие люди распоряжаются восьмидесятитысячной армией, попавшей в котел, а эта армия послушно подчиняется им. Трудно понять, о чем думают ваши соотечественники!

Виктор не возражал, да и что он мог сказать? Что не все солдаты беспрекословно подчиняются своим командирам, что пропагандистская работа Национального комитета «Свободная Германия» направлена на то, чтобы заставить немецких солдат думать. Рост числа перебежчиков и показания, которые они давали, свидетельствовали, что эта работа велась далеко не напрасно. Виктор мельком посмотрел на долговязого, сидевшего рядом с ним. Почему этот человек, рабочий по профессии, еще раньше не вышел из войны? Да только потому, что узко мыслил. Работал ткачом на маленькой фабрике и, можно сказать, ничего не видел дальше своего носа. И только теперь кругозор его несколько расширился. Разумеется, советским товарищам, выросшим в совершенно других условиях, было нелегко представить себе положение немцев и причины их пассивности.

Молча они ехали по гладкой, схваченной морозцем после захода солнца дороге. Бывший ткач был готов обратиться с воззванием через ОГУ к своим сослуживцам. А на улице, возле дома, там, где его оставил Кипиани, стоял шестнадцатилетний украинский юноша. Противоречивые чувства обуревали его, но хотел он только одного: чтобы все, кто находились в машине, вернулись бы обратно живыми.