Драконы

Меня трясло, хотя на самом деле внизу было едва ли не жарко.

«У тебя лихорадка», — сказала я себе. Уж не заболела ли я на самом деле? Трудно было сосредоточиться. Мысли путались: то я представляла себя в собственной постели, то мне казалось, что из тьмы туннеля на меня наползает какая-то громадная когтистая тварь.

Я услышала шипение.

В ужасе я вскочила и попыталась забиться поглубже в трубу. Кроссовки скребли по металлу.

— Собек? — прошептала я.

Машинально мои губы сложились для дурацкой высокопарной молитвы.

Моего плеча коснулось что-то теплое, словно там, под чешуйчатой кожей, тлели угли. Длинный язык лизнул волосы. У аллигаторов не такие языки. И у крокодилов тоже.

Я подумала о своих порезах и ссадинах и о том, как долго скиталась по туннелю по щиколотку в грязной вонючей воде. Наверняка раны воспалились от инфекции. У меня лихорадка. Бред.

Я крепилась из последних сил, дрожа от холода и ужаса, пока надо мной проползало длинное тело, волоча за собой хвост и слегка задевая меня когтями. Но вот чудовище исчезло, и я с облегчением отключилась.

Придя в себя, я увидела слабый свет, проникавший сквозь решетку высоко наверху; решетка была расположена слишком далеко, чтобы у меня возникла хоть слабая надежда, что меня услышат, если я закричу. Изредка свет на мгновение заслонялся тенью, видимо от проходящих по улице машин.

Лицо мое лоснилось от пота, влажные волосы прилипли к коже. Должно быть, лихорадка взяла свое, пока я спала.

Сумасшествие передается по наследству. Про это все знают. Что бы ни было причиной безумных поступков моей матери, оно таилось и в моем мозгу, как плесень, ожидая только подходящего случая, чтобы пойти в бурный рост.

Таким случаем вполне могла оказаться травма.

Вот почему я предпочитаю технику. Электронику. Там все происходит предсказуемо. Если что-то ломается, поломку можно исправить.

Я лежала на груде рогожных мешков, от которых исходил приятный аромат кофе. Вокруг валялись всевозможные обломки: металлические колесики от магазинных тележек, погнутые подсвечники, покореженные микроволновки, блестящие осколки елочных игрушек, манекены с оторванными конечностями, разбитые телевизоры. При таком слабом свете видно было только то, что валялось поблизости, но я не сомневалась, что в темной глубине этого помещения скопились горы мусора.

Возле меня на бумажной тарелке лежал недоеденный рогалик. Рядом стоял металлический термос. Я отвернула крышку и понюхала. Жидкость внутри ничем не пахла. В животе у меня заурчало.

— Проснулась наконец, — раздался в темноте чей-то голос.

Я попыталась подняться и обнаружила, что лежу под рогожкой совершенно голая. Я беспокойно завертелась в поисках одежды.

Из темного угла показался мальчик, двигаясь осторожно, словно боялся напугать меня. Лицо у него было в грязных разводах, взъерошенные белокурые волосы торчали во все стороны.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил он хриплым голосом и откашлялся. — Здорово тебя прихватило.

— Где моя одежда? — сердито закричала я.

Завернувшись в один из кофейных мешков, я направилась в угол потемнее.

Он поднял руки в знак мирных намерений:

— Успокойся. Ты металась в бреду и была вся исцарапана. Твоя грязная одежда прилипала к ранам. Я очистил их от гноя, так что нечего на меня кричать.

Я присмотрелась к нему повнимательнее. При таком освещении трудно было разглядеть его лицо, но, похоже, он не врал. Футболка болталась на нем, как будто он сильно похудел. Из-за этого он казался выше ростом.

— Как тебя зовут? — спросила я.

Я надеялась, что в такой темноте он не заметит, как я смущаюсь. Мне еще не доводилось представать нагишом перед мальчиком. Непривычно было ощущать собственное тело как бы со стороны, со всеми его изгибами и недостатками.

— Хэнк, — ответил он. — Я здесь торчу уже две недели. — Он как-то странно хихикнул. — Я едва не спятил. Когда я набрел на тебя в туннеле, я сначала принял тебя за мертвую. Я чуть не споткнулся о тебя.

— Две недели? — спросила я дрожащим голосом.

Он уселся на сломанный телевизор и откинул со лба грязные волосы:

— Эта сумасшедшая тетка, которая помешалась на моем отце, все слонялась возле нашего дома или наблюдала за нами с той стороны улицы. Как-то вечером иду я от своего приятеля, тут-то она и эти ее два психа и схватили меня. Не знаю, чего они добивались, но именно так я оказался здесь. По-моему, они решили меня прикончить.

— Меня тоже они поймали, — сказала я.

Меня беспокоило его имя — Хэнк. Мальчишек часто называют по имени отца.

— Шутишь? — не поверил он.

— Эта сумасшедшая тетка — моя мать.

Вначале он просто уставился на меня в изумлении.

— А, — сказал он и нахмурился, пытаясь сообразить. — Значит, ты знаешь про дракона?

— Про дракона? — Я чуть не поперхнулась.

Похоже, беспокоиться стоило не только о моем наследственном помешательстве.

— Я правильно расслышала? Ты имеешь в виду культ, на котором они сдвинулись?

— Нет, — сказал он. — Я имею в виду дракона, что обитает здесь, в канализации. Из-за него нам не выбраться отсюда: он спит возле единственного выхода наверх. Ты что, не знала?

— Вроде нет.

Я вспомнила про тварь, что переползла через меня и исчезла во тьме.

— Самый что ни на есть настоящий дракон, — сказал он.

— Ну да, — согласилась я, понимая, что именно этого он и ждет от меня.

— Послушай, я знаю, где проходит труба с питьевой водой. Пойду-ка я туда и наберу для нас несколько бутылок. А еще решетка возле закусочной, куда часто объедки выбрасывают. Народу лень искать контейнер. Я сам этим питался все две недели, и дракона кормил. Я отправлюсь туда и…

— Ты его кормишь?

— Ну да, — кивнул он. — А то еще набросится. По-моему, нас для этого сюда и затолкали — дракону на обед.

— Ой! — сказала я.

Он, должно быть, сообразил, что я испугалась, и внезапно заговорил о другом:

— Ну, мы все равно выберемся. Главное — отыскать путь наверх. Господи, да ты, наверное, решила, что я совсем спятил.

— Не знаю, нет, не думаю, — покачала я головой.

Я действительно думала не об этом. Я лихорадочно пыталась понять, в чем дело. У того существа, что переползло через меня, голова была гораздо меньше, чем у аллигатора. К тому же от него исходило тепло. Это что-то настоящее, не игра воображения.

— В общем, сиди здесь. Я постараюсь раздобыть еды. А ты отдыхай.

Он поднялся с телевизора и посмотрел на меня, словно на что-то решался. И ушел.

Вначале его шаги отдавались громким эхом по трубе, но постепенно затихли.

После его ухода я тут же вернулась к кофейным мешкам и с жадностью проглотила рогалик, запив несколькими глотками воды из термоса. Потом проделала дырки для рук и головы в одном из мешков и надела его вместо платья.

Спотыкаясь о консервные банки и коробки, я выяснила, что мы находимся в месте пересечения сточных трубопроводов. Ответвления уходили вниз в разные стороны.

Оглядев помещение, я задумалась, откуда взялся весь этот хлам. Не мог же Хэнк собрать его — у него бы времени не хватило. Может, кто-то попадал сюда прежде? Может, тоже как жертвоприношение? От этой догадки мне стало совсем не по себе.

Нужен был свет.

После развода родителей, по решению судьи, я должна была проводить выходные у отца. Вначале я и проводила, но потом у мамы стало не совпадать расписание работы, а папа перестал настаивать. Но все же, пока мы проводили выходные с отцом, он частенько водил меня в научные музеи, и мы накупали там всяких конструкторов, а потом я возилась с ними дома.

Вот тогда я и научилась делать ручной электрический фонарик из подручных средств.

Прежде всего нужны, конечно, батарейки. Я нашла несколько штук, расковыряв парочку допотопных магнитофонов. Они могли оказаться напрочь разряженными, но я все-таки надеялась. Надо было обмотать их вместе изоляционной лентой, но мне удалось только как можно туже связать их между собой нитками, выдернутыми из кофейных мешков; к счастью, папочка в свое время показал мне, как вяжутся морские узлы.