Страница 9 из 31
* * *
Деревья словно ткали облака, Ажурность придавая без конца им; Вдруг, как перед грозой, все расплылось слегка, И стал, как мрамор, небосвод непроницаем.* * *
Дворец небес, мираж. Мы плыли наугад В омытые слезой просторы. Лазурь скользила ввысь - точь-в-точь аэростат. И клацали затворы. ПереходI Облака и дожди шаткий воздух полощут. Серо. Зелено. Ветер с небес до земли. Растворяется мир. Остальное - на ощупь. И дрожит на пруду отражение лип. Чтобы к смерти морской подобраться неспешно, Нам пришлось пересечь жар белесых пустынь. Мы зловещих пучин избежали, конечно, А оттуда, из тьмы, улыбались коты. Но желанья отнюдь умирать не хотели. А те двое из Бирмы, что были средь нас, По орбите под знак Скорпиона летели, Исказили их лица оскалы гримас. Мы в пути по суровым горам Козерога, В нашей памяти пляшут ушедших тела; Через темный Фангорн пролегала дорога. Наважденье лесная лепнина сняла. И немногие все же достигли порога… II Это плоскость наклонная в зыбком тумане; Солнце косо лучи раскидало вокруг. Всё в асфальте, в бетоне, как будто на плане, Но не властны здесь больше законы наук. Это крайняя точка пути индивида; Единицы прошли сквозь Врата Облаков. И, в момент перехода страданий не выдав, Улыбались спокойно и будто легко. Прах земной облучают астральные токи Из массива волений - алхимии плод - И струятся послушным теченьем широким В океанскую тайну Чернеющих Вод. Дымка тонкая мягко, беззвучно клубится В глубине мирозданья. Миллиард становлений, стремящихся слиться. Моря дыханье. В конце белизныI В конце наступит снежное утро: Вокзальчик, горстка народа. Коричневый труп собачонки - будто Метафора: нет исхода. В конце белизны откроется смерть, Исчезновенье тел. Я завершаю свою круговерть, Рассвет безжизнен и бел. Почва - как каменный рот: ни слова. Я завершаю путь. Черные губы земли готовы Меня, как слюну, втянуть. II Рассвет возвращается, почва дымит. Я умер - итог таков. Солнце сквозит, и туман размыт, И светел край облаков. Родится снова то, что светло, И то, чья сущность темна. И все опять возродится сполна, Включая добро и зло. И возвестит живым тишина, Что стадо скотов пришло. Умеют друг друга терзать скоты И собираться в орды, Скоты, у которых не пасти и морды, А руки, лица и рты, И дорого все, что воняет кровью, Их клыкастому поголовью; Кровь в их венах кипит впотьмах, Кровь, несущая страх и крах. И рассыпаются камни в прах.* * *
И смысл вещей подрастворен В послеполуденной субботе. Ты к сладостной, густой дремоте Своим артрозом пригвожден. Тогда исчезновенье шпал Осуществится между рельсов, Опередив дождливый шквал; Воспоминания воскреснут. Я думаю о позывных У пруда. Помню мутновато: В реальном мире, не в иных, Я жил давным-давно. Когда-то.* * *
О отупенье, милосердная завеса! Я вижу зданья в синеватой оболочке, Лужайки зыбкие, стерильные цветочки Я псина раненая, я уборщик леса. Я круг спасательный, держащий на воде Ребенка мертвого, я продранный башмак, Я черная дыра, миг пробужденья, знак Сиюминутного, я ветер, я - везде. Всему есть место, все свою имеет цену, Но нет надежных и просчитанных путей, Чтоб просветления достичь в душе своей; А белый занавес уже скользит на сцену. Дорога Ряд мачт четвертовал небесный свод наклонно, К шоссе тянулся свет фонарного стекла. На женщин я смотрел и каждую желал, Их приоткрытых губ темнели полигоны. Нет, мне не обрести уверенности сонной, Что я любим навек, что не поставлен срок. Мой краток будет путь, неверен и жесток, От безразличия и счастья удаленный… Тропических цветов на окнах одеянья, Фемины мимо шли, не заходили в бар. В тоннеле всех ночей надежда так груба, А между женских ног все залито сияньем. Вероника Весь дом был розовый, а ставни голубые, Я видел в темноте тебя, твое лицо, Я нервно ждал зари, как будто бы впервые; Луна скользила вниз, в туманное кольцо. Чертила ты рукой в пространстве круг незримый, Где мог я двигаться и жизнь вершить свою; Я шел, я полз к тебе, такой недостижимой, Как умирающий ползет к небытию. Внезапный белый взрыв все изменил в мгновенье, Над новым царством встал диск солнца, спала тьма; Повеяло теплом, а день был воскресенье, И в воздухе плыла гармония псалма. Был странно ласковым твой взгляд, в ответ на это От счастья в конуре я завилял хвостом. Какой чудесный сон, и вправду полный света: Хозяйкой ты была, а я послушным псом.