Синдром

— Как ты это сделал?! — закричала она.

Льюис усмехнулся:

— Ты и не подозреваешь, сколько я всего умею.

— А как ты научился?

— В детстве я прочел все книги о Гудини. Хочешь знать правду? Если бы я не открыл для себя баскетбол и девчонок, теперь стал бы гвоздем шоу-программ в Лас-Вегасе. «Великий Макбрайд». — Он улыбнулся и вздохнул. — Я ничего об этом не помнил… До недавнего момента.

Вскоре они отважились на вылазку в душ, где омывали друг друга мыльной пеной, что привело ко вполне закономерному результату. Так и произошло — оба оказались на полу, утомленные энтузиазмом и изобретательностью друг друга. Наконец Эйдриен с трудом поднялась на ноги, направилась к раковине и с жадностью принялась пить из-под крана, набирая воду ладонями. Когда Макбрайд вернулся в спальню, она уже крепко спала, натянув покрывало до самого подбородка, а на ее лице блуждала по-детски беспечная улыбка.

Эйдриен проснулась рано и решила не будить Льюиса. Ей нравилось, как он смотрится в постели: правая рука закинута за голову — точно плывет во сне.

Она оделась, причесалась и набросала короткую записку:

«Привет. Я в библиотеке — проверяю фамилии. Скоро буду. Люблю, Эй». 

Нет.

«Люблю» не годится — слишком быстро. Она никого еще не любила — во всяком случае, так. Может быть, прошлая ночь станет первой из многих. А может, и нет. Так что Эйдриен порвала записку и начеркала новую, которую оставила на столике в ванной рядом с его зубной щеткой:

«Привет. Я в библиотеке. Проверяю фамилии. Вернусь к обеду. Пчелка-трудяга».

Эйдриен спустилась к столику администратора и спросила у дежурной, как пройти в библиотеку. Та даже рот разинула от удивления.

— Билли-аптеку? — Она растерянно поморгала глазами. — Без понятия, милочка.

Воспользовавшись таксофоном в холле, Эйдриен узнала номер библиотеки в справочной службе, набрала его и получила подробные инструкции, как добраться до искомого заведения. По воле случая библиотека находилась всего в трех кварталах от мотеля, где они остановились. И через пять минут Эйдриен уже прибыла на место. Час спустя она закончила все дела.

Когда Эйдриен вернулась, Макбрайд по-прежнему валялся в постели. Услышав, что она вошла, он лениво потянулся и довольно промычал:

— Мм-м… иди сюда.

Эйдриен пришлось бороться с искушением: с одной стороны, приятно снова заползти под одеяло и раствориться в ощущениях, а с другой… Она стояла в двери и сжимала в руках желтый линованный блокнот.

Макбрайд приподнялся на локте и, внезапно посерьезнев, обеспокоенно спросил:

— Что случилось? Поразмыслила и решила, что я не твой вариант?

— Нет.

— Уф-ф-ф… А то вдруг я влюблен? К тому же, наверное, я и вправду влюблен. Ты точно не придешь? — сказал он, с театральной развязностью растягивая слова. — Иди, не пожалеешь.

— Лью.

Трезвые нотки в ее голосе подействовали должным образом.

— Ладно, — сказал он, усаживаясь, — что произошло? Где ты пропадала?

— В библиотеке.

— Так, и что выяснилось? — Макбрайд протер глаза и заглянул ей в лицо, комично изобразив, будто весь обратился в слух.

— Лучано Альбино, — сказала она.

— Альбино, — повторил Льюис и нахмурился, стараясь припомнить, где он слышал это имя. — Ах да, список. Так кто он такой?

Эйдриен повернула к нему блокнот, показывая надпись, и тот прищурился.

«Иоанн Павел I»

— О Господи, — пробормотал Льюис. — Так вот какого «Папу» имел в виду Крейн. Ходили слухи, что его отравили.

— Нас убьют, — объявила Эйдриен.

Макбрайд надолго замолчал.

— Знаю.

— «Знаю», и все?! — Ее голос дрожал, и она пыталась совладать с собой.

— Во всяком случае, попытаются. Только ничего у них не получится.

— Почему? — строго спросила Эйдриен, присаживаясь на постель.

— Потому что мы их опередим.

— Что?!

— Мы их найдем. И я убью этого мерзавца, — поклялся Макбрайд.

— Кого?

— Опдаала.

— Ты что — свихнулся?

— Этого он меньше всего ожидает.

— Ну разумеется, потому что глупее ничего не придумаешь!

— Нет, тут ты не права. Самое глупое — продолжать прятаться. Потому что в конце концов бежать будет некуда.

— И чего ты добьешься, убив его? — спросила Эйдриен. — Если, конечно, предположить, что ты на это способен, во что я лично не верю.

— Сошлюсь на вынужденную самооборону, а ты будешь моим адвокатом. Устроим громкий суд, и все выплывет. — Он помедлил. — Что скажешь?

Эйдриен молча созерцала его секунд десять — двадцать, потом ответила:

— Ты не в себе.

Макбрайд уронил голову на подушку.

— Да, — признался он. — Но если у тебя нет идеи получше, то я открываю охоту на этого мерзавца. Я не знаю другого способа остановить «Иерихон».

— «Иерихон»? Ты даже понятия не имеешь, что это значит.

— Немного представляю.

— Объясни, пожалуйста.

— Очередное массовое кровопролитие, — сказал он.

Эйдриен согласно кивнула.

— Что еще?

— У нас мало времени.

Собеседница озадаченно посмотрела на него:

— Почему ты так думаешь?

И, произнося эти слова, она уже знала ответ — потому что Никки послали убить умирающего.

Перехватив ее взгляд, Макбрайд понял, что она и сама догадалась.

— Они не могли больше ждать, — сказал Льюис.

Эйдриен кивнула.

— И нам еще кое-что известно, — добавил он.

— Да?

— Да. Мы знаем, кто убийца, кто поднесет спичку к фитилю.

Эйдриен нахмурилась, не совсем понимая, о чем речь.

— Это де Гроот, — объяснил Макбрайд, — мой клиент. Ты его видела. Тот, который… — Его голос сорвался.

— Что?

— Черт возьми, — прошептал он, представляя голландца: светлые волосы, атлетическая поступь вразвалочку — настоящий хищник, всегда готов к прыжку. Обворожительный оскал. Блуждающий огонек в глазах. Даже лекарства не способны его полностью подавить. Он постоянно притопывал или постукивал пальцами по ноге. Всегда что-то напевал себе под нос, иногда насвистывал — и неизменно один и то же мотив. Они даже пару раз посмеялись на эту тему: странная мелодия прицепилась к бизнесмену. «Какая назойливая музычка, — жаловался де Гроот. — Надоела, а все равно не отвяжешься! Я даже песни этой не знаю — только помню, что там речь идет об Иисусе».

— Что? — повторила Эйдриен, не улавливая мысли.

— Он всегда напевал одну песню — ту, церковную, про Иисуса Навина… и Иерихонское сражение[52].

— Какую такую песню?

Макбрайд взглянул на нее:

— Совсем старую, ее сейчас и не поет никто, но на слух ты наверняка узнаешь. Ее раньше негры пели на плантациях…

Оба надолго замолчали. Наконец Эйдриен поднялась и направилась к окну. И, глядя на раскинувшийся за окном пейзаж, задумчиво спросила:

— У него тоже есть воспоминание-ширма?

Макбрайд кивнул:

— Да, заезженная история с похищением. — Он замолчал, припоминая подробности. — Тебе это понравится — голландец уверен, что у него в сердце поселился червь, который указывает ему, что делать.

— Червь? — повторила Эйдриен.

— Да.

Она подошла к своему блокноту и начала листать его. Откуда-то из коридора послышались голоса стучащих в номера горничных:

— Уборка! Уборка!

Наконец Эйдриен нашла, что искала:

— Взгляни-ка, — сказала она, протягивая Макбрайду блокнот с записями.

«Хенрик Фервурд, премьер-министр Южной Африки, зодчий апартеида. Застрелен в 1966 году Димитриу Тсафендосом. Тсафендос — маньяк-одиночка, сектант, член секты „Цветы Иисуса“. На момент ареста имел при себе пять паспортов. Убийца утверждал, что в содеянном виновен червь, сидящий в его сердце».

— Черт. — Ругательство мягко слетело с губ Макбрайда, будто он прошептал не «черт», а «лаванда» или «театр теней». Лью поднял на собеседницу взгляд и проговорил: — Иерихон. Иерихон — это Южная Африка.