Страница 38 из 65
Младший брат Эммы рос испорченным, противным мальчишкой. Сейчас ему уже двадцать один год, он на последнем курсе факультета управления в Оксфорде и, насколько я могу судить, остался испорченным, противным мальчишкой. Он и его приятели накачались спиртным под завязку, а многие наверняка не только спиртным, и теперь носились по дому, поливая друг друга шампанским и втаптывая креветки в турецкие ковры, или играли в классики на расчерченном черно-белыми квадратами полу холла.
Один из приятелей Ангуса, разогнавшись, заскользил по паркету оранжереи, зацепился ногой за тяжелый узорчатый вазон с росшей в нем пальмой и, проделав часть пути по воздуху, рухнул, разбив головой небольшую статую обнаженной Персефоны.
Кухня явно выигрывала в смысле безопасности, театральные миниатюры Джулз хотя бы не представляли непосредственной угрозы для жизни.
Возможно, мне стоило вернуться и выступить с небольшой речью в защиту всепрощения и смирения. Конечно, я не лучший образчик этих добродетелей — достаточно посмотреть на Макса и меня, точнее, на то, что в схожей ситуации наш тандем прекратил свое существование, — но ведь в их возрасте все иначе? Они с Рождером вместе лет сто и, в отличие от нас с Максом, готовых спорить до скончания века, обычно прекрасно ладят, — один такой же сумасшедший, как другая. Так что это не то же самое.
Эмма появилась минут через пятнадцать и со стоном плюхнулась рядом.
— А где же твоя мама? — поинтересовалась я.
— Она поднялась наверх поправить макияж. — Ухватив мою бутылку, Эмма глотала из горлышка.
— Я думала, она собирается уходить из дома.
— А, это. Она постоянно уходит из дома. Долго это никогда не продолжается. Один раз она продержалась три дня, ее лучший результат. Практически приковала себя к перилам, чтобы не звонить домой, но в конце концов не выдержала и вернулась, причем папа даже не понял, что произошло. Думал, что она ездила погостить к бабуле в Сассекс на выходные или что-то в этом роде.
— А эти разговоры насчет другой женщины?
— Да нет никакой другой женщины. Скорее всего, нашла спрятанный счет от ювелира и абсолютно обезумела. Ты же ее знаешь, просто королева драмы.
— Не очень убедительная версия.
— У нее на следующей неделе день рождения. Думаю, тогда все и выяснится.
— А, ясно… сюрприз.
— Если она не угомонится, сюрпризом он будет недолго.
Вошла Джулиана — синие тени на веках, щеки розово-оранжевые, как у куклы, крашеные в «платиновую блондинку» волосы уложены в прическу, напоминающую скульптурное изображение тарелки с пюре.
Неожиданно она подплыла к нам и заключила меня в пропитанные джином объятия.
— Послушай моего совета и не позволяй им на себе ездить, дорогая, — выдохнула она мне в лицо. Тут я поняла, что имеют в виду, говоря «пьянящий воздух». — Если в молодости приучишь Макса глотать таблетки, состарившись, сможешь развлекаться, отмеряя дозу.
Устроив поудобнее грудь в вырезе платья, словно две огромные дыни в корзине, она пошатываясь направилась к компании, на которую ее муж извергал потоки красноречия, превознося преимущества сухого корма и витаминов в таблетках для спрингер-спаниелей, и игриво ущипнула управляющего их банком. Я перевела взгляд на Эмму. Она пожала плечами и попыталась улыбнуться. — Думаю, меня удочерили.
Неожиданно все присутствующие дамы как одна устремили взгляды в сторону входной двери.
Я не склонна петь дифирамбы представителям противоположного пола, но вынуждена признать, что вошедший был настоящим воплощением мужественности. Только истинная красота может так притягивать всеобщее внимание, заставляя смолкать разговоры. А предмет этого всеобщего, и моего в том числе, восхищения, казалось, не подозревал о произведенном фуроре.
Он почесал шею, — судя по его виду, вся эта выпивающая, вопящая толпа нервировала его, — затем взял бокал шампанского с одного из подносов, которые протягивали молоденькие официантки, обступившие его со всех сторон, словно их тянуло магнитом.
— Вау! — высказалась я, оценив отличную фигуру, взъерошенные темные волосы и зеленые, как нефрит, глаза.
Я попыталась подыскать более точное определение, но красноречие внезапно покинуло меня и я смогла только повторить последнюю реплику.
— Вау! — горячо выдохнула я.
— Вот именно, — с гордостью подтвердила Эмма. — Теперь ты понимаешь, о чем я говорила?
— Это он?
Утвердительный кивок.
— Это, — сказала она, с усмешкой наблюдая за моей реакцией, — и есть Гай.
Я не знала, восхищаться мне или огорчаться. Совершенно невозможно, чтобы кто-нибудь вроде него позарился на меня, даже в парадном виде.
Великолепный Гай был немедленно пленен мамой Эммы и ее подругами, которые разогнали официанток своими сумочками от Гуччи и облепили его, как стая виляющих хвостами, высунувших языки, подгибающих лапки пуделей.
— Он прекрасен, — признала я, — беру, заверните.
Эмма, улыбнувшись, убрала с моего лица упавшую прядь, проверяя, на месте ли наложенный ею макияж.
— Думаю, это возможно. А теперь посмотрим, как устроить покупку.
Нам потребовалось некоторое время, чтобы отбить великолепного Гая у компании его галдящих воздыхательниц. Медленно угасал день за зелеными шторами, небо окрасилось в красно-оранжевые тона, вот уже стемнело, солнце скрылось за деревьями, и только тогда стервятники бросили добычу и окружили уставленный закусками буфет, начиняясь фаршированными грибами в надежде, что они впитают хотя бы часть алкоголя, поглощенного за день.
Нам удалось прижать его в оранжерее. При ближайшем рассмотрении он выглядел еще ослепительнее — эдакий смягченный вариант Эль Греко: длинное гибкое тело, острые скулы, губы, созданные для поцелуев, миндалевидные глаза, обрамленные густыми длинными ресницами.
Легко представить его прогуливающимся на закате по площади Св. Марка: смокинг, руки в карманах, шею охватывает галстук, растрепанные блестящие волосы, восхищенные итальянки с балконов бросают розы к его ногам. Ну, как в рекламе очень дорогого шампанского или лосьона после бритья с добавками, вызывающими влечение, или еще чего-нибудь такого.
Когда он смотрит на тебя, ты просто плавишься, таешь.
Чего уж там, он просто ужасно возбуждает.
Должно быть, его записная книжка заполнена телефонами меднокожих красоток, готовых примчаться по первому зову. Наверняка. Да и сегодня женщины запихивали бумажки со своими телефонами в нагрудные карманы его пиджака и задние карманы брюк. Я видела это своими глазами. Вопрос в том, знает ли он, как пользоваться телефоном… Честно говоря, даже в группе для отстающих детсадовцев можно встретить ребят посообразительнее.
Опять же, будь у него в голове больше одной извилины, быть ему законченным гадом. Называя вещи своими именами, он абсолютно тупой… очень милый, очень приятный, вылитый Адонис с виду, но полный, запредельный тупица.
Мы восемь раз объяснили ему суть дела, в конце концов до него дошло, и он согласился с неожиданным энтузиазмом.
— Так ты за? — Эмма решила изъясняться односложными словами.
Орава пьяных в стельку юнцов, разряженных в платья, похищенные из брошенных и забытых чемоданов Джулианы, с воплями пронеслась за окном. Среди них был и заливший в себя семь пинт шампанского вперемешку с «Гиннесом» Ангус, который в этот момент наступил на подол своего огромного, как шатер, красного наряда и рухнул вниз лицом в пруд.
— Ага, значит, вы хотите, чтобы я пошел на эту свадьбу с Александрой, так? Но, типа, на самом деле мы с ней не будем встречаться. — Гай провел рукой по волосам, пытаясь пробудить мыслительные способности. — Я просто должен притвориться, ага?
Он не обращал внимания на буйство в саду. — Ага… э, то есть да. Ну, как бы сыграть роль. Некоторое время он соображал, сосредоточенно нахмурив брови, потом одарил нас потрясающей — потрясающей! — улыбкой, продемонстрировав самый совершенный комплект белых зубов, что мне приходилось видеть.
— О'кей, ага, круто. Вот так прикол!