Страница 31 из 65
Напрасно я ждала тревожного звоночка, который заставил бы оцепенеть мое тело. Чем дольше продолжался наш поцелуй, тем сильнее я распалялась. Даже когда я открыла глаза, мои чувства не пропали, а, наоборот, усилились. Он тоже лениво открыл глаза и с улыбкой взглянул на меня.
Я не должна чувствовать себя так расслабленно и комфортно. Я не знаю этого человека. Я познакомилась с ним три часа назад и уже стою в его спальне, дрожа от желания, а он стягивает с меня мое кашемировое платье и бросает на пол.
Мне казалось, что я перенеслась в другую реальность. Неужели на самом деле это мои пальцы расстегивают пуговицы его мокрой рубашки от Ральфа Лорена, а губы ласкают ямочку над ключицей? Неужели это мой язык касается нежно и жадно его сосков, пока я стягиваю рубашку с загорелых плеч?
Постепенно, прерывисто дыша, мы помогли друг другу освободиться от одежды, пальцы настойчиво искали плоть.
У него была широкая грудь, сильные руки, стройные ноги и симпатичная попка. Но больше всего меня поразила разница между ним и Максом. Макс был худощавым, гибким, хорошеньким и, теперь я это видела, Макс был мальчиком.
Джейк был мужчиной во всех смыслах этого слова.
— Какая ты красивая, — прошептал он, мягко сжимая в руках мою полную грудь, кончиками пальцев лаская соски, которые напряглись в ответ на его прикосновения.
И ты тоже, мысленно отозвалась я, с наслаждением обнимая его мускулистое тело с такой шелковистой кожей.
Мы упали на кровать, комкая простыни. Губы, руки, языки, сознание — все сплелось воедино, познавая, пробуя на вкус. Нежная грубость, медленная настойчивость.
Как что-то настолько твердое может быть таким мягким? Кожа — бархатистая и горячая на ощупь. Меня охватило непреодолимое желание взять его всего, целиком в рот и смаковать, пробежать языком по изгибам и складочкам, округлостям и впадинкам его тела, а тем временем его язык неспешно блуждал по самым чувствительным местам моего.
С Максом мне обычно становилось скучно задолго до того, как мы приступали к основной части. Сейчас мне хотелось, чтобы это длилось вечно. Его прикосновения, его вкус и запах просто сводили меня с ума. Я взяла его за подбородок и снова притянула к себе, ощущая свой собственный вкус на его губах и языке.
Проснулась я в тепле его объятий, его мягкое дыхание согревало мой затылок. Было еще темно, но где-то снаружи уже пели птицы.
Что же мне теперь делать? Что говорится в правилах по поводу поведения после? Могу ли я просто лежать, наслаждаясь его близостью, и греться в тепле приятных воспоминаний, чувствуя, как по моему телу все еще пробегают искорки наслаждения? Я с удивлением обнаружила, как хорошо лежать в объятиях практически незнакомого человека, как приятны могут быть его прикосновения.
Его ровное дыхание постепенно убаюкивало меня.
Вдруг мои глаза снова широко распахнулись.
Я никогда не делала этого раньше. Я не могу остаться здесь и уснуть. Я не могу проснуться утром и увидеть его. Потихоньку я выскользнула из постели.
Он что-то прошептал во сне и перевернулся на спину, слабый свет зари пробивался сквозь неплотно задернутые шторы, отбрасывая на его щеки длинные тени от золотисто-коричневых ресниц.
Как я могла подумать, что лицо у него просто приятное? Его черты прекрасны. Сильные, четкие и прекрасные.
Играй по правилам. Лекс, напомнила я себе. Целовать и забывать.
Может, я просто еще одна зарубка на столбике его кровати, которых, учитывая его мастерство, должно быть множество?
Боже, стоило мне подумать о предыдущей ночи, как все внутри сжалось в приступе желания.
Я осторожно наклонилась и легонько пробежала пальцами по его коже, потом отдернула руку, как будто сделала что-то плохое.
Боже, я чувствую себя так неловко.
Я хочу просто одеться и исчезнуть.
Я хочу оставить ему номер своего телефона.
Нет, я хочу послать к черту работу и навсегда остаться в этом теплом раю с моим новым богом любви.
Он шевельнулся, губы слегка приоткрылись во сне.
Я страстно желала еще раз поцеловать его, почувствовать нежность его губ…
Нет, я не могу разбудить его. Как я посмотрю ему в глаза после… после… Мои чувства пришли в смятение. Очень странное ощущение: разум велит уходить, а тело умоляет остаться, повторить, послать к черту все последствия, плюнуть на то, что придется встретиться лицом к лицу с незнакомцем, который знает о тебе больше многих… Пора идти. В конце концов, я знаю, где его искать.
Повторяя «целовать и забывать, целовать и забывать», как мантру, я натянула полупросохшее платье, метнулась в свою комнату и упаковала вещи со скоростью света.
Скатившись по ступенькам, я растолкала ночного портье, оплатила счет и побежала к автомобильной парковке.
Был тот час, когда ночь только начинает превращаться в день, когда на мгновение луна становится ярче, затмевая своим блеском еще бледное солнце.
Я спала всего два часа, так почему же мне кажется, что я лечу в двух дюймах над землей?
Видимо, я наконец открыла для себя радость секса.
Моя следующая остановка — чертов летний лагерь. И хотя мне пришлось полдня ехать в это Богом забытое место, всю дорогу я пела.
Глава шестая
Я с трудом втащила чемодан, сумку, ноутбук и свое тело по лестнице и, усталая, но довольная, тяжело опустилась на верхнюю ступеньку.
— При-иве-ет… — Эмма выскочила из кухни, размахивая толкушкой для пюре, и заключила меня в объятия, со свойственным ей энтузиазмом размазывая картошку по моим волосам.
— Боже, мне кажется, мы не виделись вечность! — Ее мощные объятия выжимали из меня последние капли жизненных сил. — Ты знаешь, мне на самом деле тебя не хватало!
Я не знала, радоваться, что она скучала, или обижаться, что это ее так удивило.
Наконец она отпустила меня и задумчиво слизала пюре с пальцев.
— Видимо, я привыкла к твоей несчастной роже…
Буду обижаться. Я попыталась принять оскорбленный вид, но у меня не очень получилось. Глупая ухмылка упорно отказывалась слезать с моего лица. Она не покидала его восемь дней, ее не смогли стереть ни лагерные праздники, ни обязательный час гольфа, ни гавайская вечеринка с юбками из болотной осоки и кокосово-ромовыми коктейлями «пинаколада» без рома, ни ранние призывы к подъему, несущиеся из громкоговорителей, ни местный массовик-затейник, голубой, как бутылка кюрасо, и веселый, как первые дни месячных.
Да, еще обеденные песни. Сомнительное вознаграждение в виде пирога из порошкового пюре и твердого, как камень, горошка на гарнир, можно было заработать, лишь пропев пару куплетов из популярного шлягера «Чудно у моря летней порою». И при всем этом я выглядела как Джим Керри в его лучшей роли.
Эмма с любопытством уставилась на меня.
— Ага, я вижу еще кое-что, давно забытое. — Она изучала мою улыбку, как эксперт на антикварном автомобильном салоне. — Улыбка Алекс Грей, редчайший экспонат, последний раз выставлялась в 1992 году, единственный экземпляр, оценке не поддается.
Эмма оценивающе разглядывала меня, склонив голову набок, потом крадучись обошла вокруг, словно огромная кошка, приготовившаяся к прыжку.
— Ты сделала это, — уверенно заявила она тоном обличителя нравственности.
Неужели так заметно? Меня посещала мысль завести футболку с такой надписью, но видимо, все было и без того ясно.
— Ну и кого ты окрутила?
Я продолжала улыбаться. При взгляде на меня Мона Лиза съела бы свою шляпу от зависти.
— Ну и как? Как? Как это было? Тебе понравилось? Кто он? — тараторила она, не давая мне возможности ответить, да и не похоже, что ответ ее интересовал, скорее, она хотела посмотреть, можно ли согнать ухмылку с моего лица.
Это было невозможно. Мои губы даже не дрогнули. Улыбка была приклеена намертво, словно «Супер клеем». И надо сказать, что она еще долго не сходила с моего лица. Даже после того, как Эмма обзвонила всех наших друзей, чтобы сообщить радостные новости, и пригласила Серену на праздничный ужин с сосисками, пюре, диетической Колой и миллионом вопросов.