Страница 92 из 104
В гостиницу я вернулся крайне усталым, а войдя в номер, увидел, что кто-то успел побывать там до меня. С прикроватной тумбочки исчезли лампа и телефон, а их место заняли десятицентовые монеты «меркурии». Монеты были выложены в форме креста. У вершины креста я увидел нечто совершенно неожиданное. Это была пасхальная сладость — белая, словно сахар, птичка. Как же эти птички называются?
Кажется, кулик.
Белый кулик. И крест.
Смысл этих фигур дошёл до меня не сразу. Но затем меня осенило. Перед моим мысленным взором возникла ужасающая физиономия Деймонта. Я вспомнил, как он, указывая на открытку, сказал: «Для последователей вуду это — самый важный день. Он посвящён Марасса. Поэтому Байрон послал мне открытку именно в этот день. Десятое августа. Можно сказать, что это — наша Пасха».
Теперь я знал: кто, что, когда и почему.
«Кто» — это Байрон Бодро. «Что» — трюк с канатом, в ходе которого один из моих мальчиков должен будет умереть от ножа, а второй — от пули. Это произойдёт через четыре дня на сеансе «реальной магии», являющем собой нечто вроде религиозной церемонии. Теперь мне известно все. Кто, что, когда и почему.
Я не знал только одного — ГДЕ.
Глава 43
Существовали десятки способов, с помощью которых Байрон Бодро мог узнать, что я иду по его следу, но мой точный адрес ограничивал круг его осведомителей обитателями Лос-Анджелеса. Ибо, кроме них, никому не было известно, что я нахожусь в этом городе.
Возможно, это сделал молодой продавец книжной лавки или один из иллюзионистов, с которыми я разговаривал в «Замке». Всем магам из «Жёлтых страниц» я оставил номер телефона отеля, чтобы им не пришлось нести лишние расходы за звонки на мой сотовый.
Впрочем, теперь это не имело значения. Байрон не только нашёл меня, но и сообщил об этом прямо, без экивоков. Если верить Шоффлеру, я имел дело с издевательством в чистом виде.
С другой стороны, его появление в моём номере было в некотором роде хорошей новостью. Оно означало, что Карфур сбросил маску и начинает игру. В игре он мог сделать ошибочный ход и обнаружить своё местонахождение.
Но я не имел права сидеть и молча ждать развития событий. В моём распоряжении осталось всего четыре дня.
На утро у меня было назначено свидание с «информационным брокером». Я припарковал машину в довольно убогой округе, неподалёку от «Китайского театра Манна». Офис специалиста по добыче информации находился рядом с театром. Поскольку район был небезопасным, я проверил, хорошо ли закрыта машина. Туристы, скорчившись над бетонными плитами, возлагали ладони на отпечатки рук Арнольда, Клинта или Джулии. Их поведение, смех, шутки и улыбки перед камерой действовали на меня угнетающе. Эти люди развлекались, невольно напоминая мне о том дне, когда со своими мальчишками я веселился на «Празднике Ренессанса».
— Да, да, я знаю, что вы звонили, — сказал брокер и печально покачал головой. — С Карфуром полная тьма. На своё имя он жилья не снимал. Индивидуальный номер налогоплательщика оказался фальшивкой — принадлежит какому-то пенсионеру из Айовы. Ваш парень — настоящий призрак. У него есть все документы, нужные для выживания в информационном обществе, но все они являются подделкой. Я поработал с фамилией Бодро, но ничего не нашёл. Абсолютно ничего. Что касается парня по фамилии Мертц, то здесь мне есть что сказать.
— Дом в Беверли-Хиллз? — спросил я.
— На Барримур-драйв, если быть точным. Прекрасное место. Мертц его арендовал, но в прошлом году съехал.
— И не оставил никакого адреса?
— Только почтовый ящик. Но и его он закрыл полгода назад.
Много я от поиска не ждал, но всё же не думал, что снова окажусь в тупике. Довольно! Я не могу позволить себе снова и снова упираться в стену. Не имею права терять ни минуты. По моей спине катились струйки пота. Я поднялся и полез в карман, чтобы расплатиться с брокером.
— Подождите, — остановил он меня. — Я, возможно, нашёл кое-что для вас интересное.
— Что именно?
— Роясь в судебных протоколах, я кое-что обнаружил. Судебные отчёты в наше время, как вам, наверное, известно, переведены в электронную форму. Я хотел проверить, платил ли этот парень налог за недвижимость. Ничего он, естественно, не платил, но зато я наткнулся на одно интересное судебное разбирательство.
— Какого рода?
— Связанное с таможней, — склонившись ко мне, произнёс торговец информацией. — Таможенники конфисковали у Мертца видеофильмы, но он сумел их отсудить.
— О чём эти фильмы?
— Не знаю, — пожал плечами брокер, — но я скопировал файл. Сегодня я занят. Если у вас мало времени, вы могли бы самостоятельно продолжить это дело.
Сотрудника таможни, выступавшего свидетелем в суде по делу Мертца, звали Майк Агулэр. В то время он работал в международном аэропорту Лос-Анджелеса, да и сейчас продолжал там трудиться.
Когда таможенник наконец вышел на связь, я находился примерно в квартале от своей машины. Парень сказал, что его смена заканчивается в полдень.
— Если вы хотите переговорить, то… — Он помолчал немного, а затем сердито произнёс: — Проклятие! Дочка опять прихватила мой мобильник! Значит, так… В вестибюле МТБ есть бар, мы могли бы там встретиться.
— Что такое МТБ?
— Международный терминал. Международный терминал имени Тома Брэдли.
— Я там буду. Ну… скажем, в четверть первого.
— Отлично.
У меня было время заехать в отель, чтобы проверить почту и, если получится, позвонить Шоффлеру. Возможно, он мне что-то посоветует.
Я открыл машину. На водительском месте лежала брошюра. Вначале я просто переложил её на приборную доску, но потом до меня вдруг дошло: ведь я же запер машину.
На обложке брошюры был изображён символ бесконечности, как бы витающий над словами «Голливуд навеки». На титульном листе красовался стоящий на берегу озера обелиск, вокруг которого располагались четыре медальона с фотографиями кинозвёзд прошедших времён. (Я смог узнать Рудольфо Валентине и Джейн Мэнсфилд.)
Я раскрыл брошюру и обнаружил карту с названием улиц, дорог, озёр и деревьев. Это была карта кладбища. К карте, вблизи от входа и слева от Аллеи памяти, были приклеены два золотых, стоящих бок о бок ангелочка.
Мои руки тряслись, а в голове в бешеной пляске кружились безответные вопросы. Карта кладбища! Неужели она означает, что мои мальчики умерли?
Я завёл мотор и резко развернул машину, вызвав недовольный рёв нескольких клаксонов. Я знал это кладбище в убогой округе Пламмер-парк, по дороге в Санта-Монику. Этот район Лос-Анджелеса облюбовали для себя иммигранты из России.
Мы делали материал о русской организованной преступности в США, и часть фильма снималась в этих местах. Проехав несколько кварталов, я увидел, что вывески большинства магазинов начертаны на кириллице. Остановившись перед светофором, я опустил окно и спросил у прохожего:
— Простите, где здесь кладбище? Оно называется «Голливуд навеки». Вы его знаете?
Мужчина широко улыбнулся и с заметным русским акцентом сказал:
— Конечно, приятель. Знаю на все сто. Десять кварталов направо. Вы не промахнётесь.
На все сто. Я слышал это выражение, когда мы готовили фильм. Его употребляли русские иммигранты, когда были в чём-то абсолютно уверены.
А вот я уже ни в чём не уверен. Кроме того, что десятое августа — день, когда…
И вот теперь «Голливуд навеки».
Меня обуял ужас.
Я помнил, как Диана или Барбара брали интервью у дельца, который выкупил это кладбище и тем самым спас его от финансового краха. Для места последнего упокоения таких гигантов Голливуда, как Сесиль де Милль, Рудольфе Валентино, Джейн Мэнсфилд, Дуглас Фэрбенкс (старший и младший), настали тяжёлые времена. Однако его выкупили, переименовали и навели блеск на потребу туристов и ради знаменитых покойников. Насколько я помнил, кладбище ещё действовало, кроме того, там хранились фильмы, которые родственники и друзья могли посмотреть, воздавая тем самым дань уважения бренным останкам усопшего. В фильмах, как вы понимаете, звездой был знаменитый покойник. Я въехал на территорию через главные ворота. Судя по южноамериканским и русским именам на могилах, демографическая ситуация в регионе претерпела существенные изменения. Оказавшись в обозначенном ангелами районе, я остановился на обочине дороги и вышел из машины.