Красотка 13

— Может быть, но совсем немного. Ты, судя по всему, занималась физическим трудом. И довольно долго. Для твоих габаритов ты очень сильная.

— О боже мой! — воскликнула мама испуганно, сцепив руки в замок, и вскочила. — Физический труд? Вы хотите сказать, что кто-то крадет белых людей, превращая их в рабов?

«Что за бред!» — подумала Энджи.

Однако Броуган, судя по всему, не разделял ее мнения. Он совершенно серьезно отнесся к этому вопросу.

— Нет, Марджи, не совсем так. Она все это время жила где-то недалеко от нашего города.

— Недалеко? Все это время? — переспросил папа, его голос почему-то дрожал. — Почему вы так думаете?

— Ее одежда пахнет сосновой смолой и древесным дымом.

Энджи понюхала рукав своей блузы. Он был прав. В этом, конечно же, не было ничего странного. Не далее как вчера вечером она сидела возле костра, подбрасывая в огонь дрова. Однако запах не может сохраняться целых три года.

— Конечно пахнет, — сказала она, ничуть не удивившись. — Я ведь была в турпоходе.

— Ты больше ничего не помнишь? — спросил Броуган.

Это становилось просто невыносимым.

— Послушайте, — сказала она. — Я уже всем вам говорила, что больше ничего не помню. Я была в турпоходе. А потом оказалась здесь. Я не помню, привезли меня сюда на машине или я пришла пешком. Я просто каким-то образом очутилась здесь.

— Анжела, какой у тебя рост? — спросил детектив.

Вытянув вперед обе руки, он дал понять родителям, чтобы они не вмешивались.

— Метр пятьдесят три, — не задумываясь ответила она, краем глаза увидев, что мама едва заметно покачала головой.

— А сколько ты весишь?

— Это очень личный вопрос, не так ли? — отозвалась она.

Впервые за время их беседы на лице Броугана появилась широченная, буквально от уха до уха, улыбка.

— Прошу прощения. Ты, конечно, права. Но я совершенно не умею определять на глаз. Думаю, ты весишь килограммов пятьдесят.

— Ого! У вас действительно плохо с этим делом.

— Я же предупреждал, — заметил он. У него и в самом деле была очень заразительная улыбка. — Прости меня. Неужели больше?

Энджи впервые засмеялась.

— Когда я в последний раз взвешивалась, было сорок три килограмма, — давясь от смеха, сказала она.

Ее смех был каким-то хриплым и скрипучим. Похоже, она совершенно разучилась смеяться.

— Сколько тебе лет?

— Мне тринадцать, — ответила Энджи.

Мама открыла рот, собираясь что-то сказать, но Броуган жестом велел ей молчать.

— Ше… — успела лишь прошипеть она.

Отец, однако, не обратил внимания на протестующие взмахи.

— Ей шестнадцать лет, — сказал он. — Анжела, тебе сейчас шестнадцать лет. Неужели ты не понимаешь, о чем мы все время тебе говорим?

У Энджи зашумело в голове. Почему они все ведут себя так странно? Папа злой и какой-то напряженный. Обычно он называл ее Анжелой, только когда она совершала какой-нибудь неблаговидный поступок. Она всегда была для него маленьким Ангелом. Однако она не сделала ничего плохого, если не считать того, что заблудилась в лесу, но в этом нет ее вины. Да и потом… она уже дома.

Она внезапно почувствовала, что начинает злиться.

— Когда же вы прекратите эту глупую и бессмысленную игру? Мне тринадцать лет, — прокричала она срывающимся голосом, пытаясь сдержать рыдания. — Мне тринадцать!

Слезы застили глаза, она не видела лица детектива, но обращалась она именно к нему, именно ему были адресованы ее хлесткие и яростные слова:

— Я — Анжела Грейси Чепмен. Через три недели я пойду в восьмой класс школы Флинтриджа. Мне тринадцать лет. Думаю, что я просто заблудилась в лесу, но я в этом не уверена. Я очень хочу принять душ, поесть и лечь спать. — Она скрестила на груди руки, стараясь не замечать мягких округлостей, которых там не должно быть.

Мама встала и положила руку Энджи на плечо. Ей показалось, что ее укрыли волшебной мантией, способной защитить от всех неприятностей и бед.

— Детектив, она права. Нам всем нужно время для того, чтобы прийти в себя и успокоиться. Может быть, мы можем отложить все это на некоторое время?

Энджи ощутила огромное облегчение. Мама выпроводит этого назойливого гостя и уложит ее в постель, а когда она проснется, то весь этот кошмар исчезнет и все опять будет по-прежнему.

— Прости меня, Марджи, но это невозможно, — сказал Броуган, пристально глядя на Энджи. — А что касается твоей памяти, Анжела, то мне кажется, что мы имеем дело с чем-то вроде ретроградной амнезии или посттравматического стресса. Ты знаешь, что это такое?

— Я ничего не помню, потому что слишком напугана и взволнована, — выпалила она, не скрывая своего раздражения.

— Что-то вроде этого. Я бы хотел, чтобы с тобой побеседовал наш лучший судебный психолог, и сделать это нужно как можно быстрее. Митч, Марджи, я обо всем договорюсь, а потом позвоню вам.

— Значит, на сегодня все? — спросила Энджи.

Она держалась буквально из последних сил.

— Нет, не все. Тебя еще должен осмотреть врач, — сказал Броуган. — Я сейчас же позвоню и попрошу, чтобы немедленно все подготовили.

Папа сосредоточенно смотрел на что-то, находившееся за окном. Его лицо было совершенно спокойным и невозмутимым. Как лицо каменной статуи. Он так сильно сгорбился, что его уши почти касались плеч.

— Прошу тебя, Фил! — протестующе воскликнула мама. — Неужели это так важно? Посмотри на нее! Она совершенно измучена.

Броуган поймал взгляд Энджи. Это и правда был взгляд измученного, доведенного до отчаяния человека. Он крепко сжал губы и снова превратился в добродушного парня в джинсах с дырой на колене.

— Да, я вижу, но мы должны это сделать. Я очень и очень извиняюсь.

Почему он все время извиняется? Это все равно ничего не изменит.

Несмотря на то что кроме них в доме никого не было, Броуган почему-то понизил голос. Он говорил, обращаясь не к ней, а к отцу, стоявшему к детективу спиной.

— Анжела, судя по всему, жила не одна. Она не бродяжничала по улицам. И не голодала. О ней кто-то заботился. На ней могут остаться какие-нибудь следы, образцы ДНК. Это очень важные улики. Мы должны немедленно все это собрать.

— С ее одежды? — спросила мама. — Мы можем просто отдать вам все ее вещи.

Посмотрев на нее строгим взглядом, детектив наконец повернулся к Энджи:

— Анжела, так как мы не можем полагаться на твою память, то необходимо выяснить, не подвергалась ли ты сексуальному насилию.

Услышав это, Энджи снова вскипела от злости.

— Называйте вещи своими именами, детектив! Не нужно меня щадить. Вы хотите узнать, была ли я изнасилована. Неужели вы думаете, что я не знала бы об этом? Неужели вы думаете, что я могла бы забыть такое?! — прокричала она.

Ей было так трудно дышать, как будто она пробежала километров десять, не меньше.

— Так было это или нет, Энджи? — спросил он тихим, спокойным голосом.

Откуда-то из глубин памяти неожиданно всплыло лицо с черными узкими глазами, потом виски сдавила резкая боль, и оно моментально исчезло, стерлось из памяти. В голове снова прояснилось. Боль утихла, вместе с ней исчез и гнев. Она чувствовала себя какой-то опустошенной, но ей было легко и спокойно. Она больше ничего не боялась.

— Нет, я ничего такого не помню.

— Я так и думал, — сказал он.

— А можно я потом приму душ?

— Конечно. Марджи, возьми, пожалуйста, сменную одежду для нее. Те вещи, которые сейчас на ней, мы заберем.

Выйдя в прихожую, он надел резиновые перчатки и поднял с пола полиэтиленовый пакет.

— Анжела, ты знаешь, что в этом пакете?

— Думаю, какие-нибудь вещи, — сказала она, пожав плечами.

— Узнаешь это? — спросил он, вытащив из пакета клетчатую рубашку.

Она покачала головой и снова почувствовала легкую тошноту.

Сунув руку еще глубже, он извлек из пакета желтый кухонный фартук.

— Нет, — поморщившись, сказала Энджи.

Он снова запустил руку в пакет и достал оттуда крошечные кружевные трусики черного цвета.