Страница 98 из 106
Он выглядел необычайно шикарно и элегантно. Куда-то сгинул, бесследно исчез старый поношенный свитер, скромно обтягивавший его могучий торс в день нашей первой встречи. Исчезли и более поздние наряды, купленные в совсем не дешевых екатеринбургских бутиках. Нынче же он носил что-то совершенно умопомрачительное, наверное стоившее дикую уйму долларов. Потрясенно приоткрыв рот, я рассматривала его туфли из кожи аллигатора, безупречный костюм-тройку серо-стального цвета, нежно-голубую рубашку и булавку с огромным бриллиантом, вколотую в серебристый галстук. Привычным жестом он поправил свои безупречно уложенные темные волосы, блеснув антикварным рубином на пальце и золотыми швейцарскими часами. Наряд красавца довершало до неприличия идущее ему кашемировое пальто. Так, значит, я не ошиблась — я действительно заметила его тогда, на перроне московского вокзала…
— Здравствуй, любимая! — невозмутимо улыбнулся он. — Ну вот мы и встретились.
— Здравствуй, Вадим! — растерянно шепнула я, едва шевеля непослушными губами. — Но как и почему ты оказался здесь?..
— Милая, ты немного не в курсе… — В карих глазах моего неверного мужа прыгали веселые бесенята. — Я не просто Вадим. Мое полное имя — Вадим Логан, и я…
—.. старейшина чалада ликантропов! — почти закричала я. — Так ты — оборотень?!
— Да! — снисходительно кивнул он. — При этом я являюсь одним из самых могущественных людей планеты и к тому же владею многомиллиардным личным состоянием. Впечатляет? — В его голосе проскользнули неприятные заносчивые интонации. — Ну скажи же мне что-нибудь теплое, радость моя!
— Я — не твоя радость! — взбешенно парировала я, — Да гори ты синим пламенем, обманщик!
Глава 10
Женский характер соткан из нелогичностей и противоречий. Если знаки внимания оказывает приятная нам особь мужского пола, то мы называем это ухаживаниями, а если неприятная — то женщины считают сей процесс домогательством.
Вадим восхищенно тряхнул головой, нарушая идеальный порядок своей прически, и заразительно расхохотался:
— Браво, любимая! Ты сильно изменилась и внешне, и внутренне. Повзрослела, обрела чувство собственного достоинства. Могу ли я узнать причину столь кардинальных преобразований?
— Жизнь заставила! — сквозь зубы нехотя процедила я. — С волками жить — по-волчьи выть! — Сейчас мне меньше всего хотелось распространяться на тему, какой неизгладимый след нанес моей душе его уход. При чем тут повзрослела? Увы, на сердце не бывает морщин, зато на нем остаются шрамы. — Ты меня предал!
— Мы все предатели! Но разве это повод для комплексов? — глубокомысленно усмехнулся Вадим. — Вернись ко мне, моя радость, и я излечу твое горе…
«Он намеревается меня вернуть? — Я не верила собственным ушам. — Но зачем, почему?»
— Бесплатно лечит только время! — неприветливо отозвалась я, боясь показаться смешной и глупой. — К тому же у меня не имеется никаких достаточно веских оснований считать тебя бескорыстным альтруистом. Какого черта тебе понадобилось от меня на самом деле?
— Что мне нужно дать тебе, чтобы вернуть нашу любовь? — вопросом на вопрос ответил муж, лаская меня нежным пристальным взглядом своих темных глаз. Я почти физически ощущала, как его горячие руки гладят мои щеки, шею, спускаются на грудь… Нет, это становилось совершенно невыносимым! Я вонзила ногти в свои ладони, отгоняя дьявольское наваждение его ментального воздействия, и ответила хлесткой мысленной пощечиной. Вадим побледнел и посмотрел на меня с некоторым испугом, его губы мелко тряслись от негодования, вызванного моим сопротивлением, ведь раньше я всегда с готовностью падала в его снисходительно раскрытые объятия.
— Общий наркоз! — категорично рявкнула я. — И даже не пробуй ко мне хоть пальцем прикоснуться!
Перекошенное лицо мужа пошло багровыми пятнами гнева…
Я испытала злорадное удовольствие от этой справедливой мести, ставшей расплатой за все мои страдания, за пролитые в подушку слезы… Но с другой стороны, Вадим был так красив, оставался настолько обольстителен для меня, что я с огромным трудом сдерживала желание броситься ему на шею и впиться страстным поцелуем в его капризно изогнутые губы…
— Я к тебе не вернусь. Заруби это себе на носу, мой дорогой! — ультимативно объявила я, вложив в последние слова немалую долю саркастичной издевки. — Никогда не вернусь!
Вадим отступил на шаг назад и задумчиво прикусил нижнюю губу. Он вполне отдавал себе отчет в том, что его дерзкий наскок не произвел на меня впечатления и не возымел ожидаемого эффекта. Я изменилась намного сильнее, чем ему показалось сначала. Наши прошлые отношения безнадежно износились и окончательно изжили себя, ибо во мне уже не осталось ничего от прежней скромной, невезучей, серой мышки Евы. Отныне я намеревалась самостоятельно управлять своей судьбой.
Герр Крюгер, до этого момента безмолвно внимавший нашему эмоциональному диалогу, понял, что удача сама идет к нему в руки, и поспешил вмешаться.
— Многоуважаемая госпожа чаладанья! — официальным тоном произнес он. — От имени руководства Нового Швабеленда я хочу предложить вам нашу помощь. Перейдите на сторону герра Адама Зауберкюнстлера, и вы получите все, чего захотите: власть, деньги, социальный статус! Вы имеете на это законное пра…
— А если не перейду? — ехидно перебила я. — То что вы тогда предпримете?
— Ну… — Немец неопределенно взмахнул стеком. — Не ведите себя словно глупая девчонка! Советую вам согласиться по-хорошему…
— Ясно. — Мои губы растянулись в пренебрежительной ухмылке. — Колхоз — дело добровольное. Хочешь — вступаешь, не хочешь — расстреляем. Спешу вас обрадовать, подобные методы убеждения вульгарны, убоги и устарели лет на сто!
Нацист сердито нахохлился, растерявшись не меньше Вадима. Похоже, выдвигая свои предложения, они оба исходили из соображения, что из двух зол я непременно выберу то, которое сочту наименьшим. Но они просчитались.
— Ева, — вкрадчиво позвал герр Крюгер, — вы поступаете неосмотрительно. Неужели вы намереваетесь действовать самостоятельно, воспользовавшись лишь поддержкой этого альбиноса-выродка, Рейнгольда фон Берга?
— Не смейте оскорблять Изгоя! — разъяренно прорычала я. — Да вы недостойны даже слизывать грязь с его сапог…
— Ой ли? — уничижительно хмыкнул немец и подал мне принесенную им папку. — Простите, я был совершенно не готов к нашей предыдущей встрече, состоявшейся так спонтанно, но исправился, выполнил свое обещание и прихватил документы, изобличающие позорные деяния герра Рейнгольда. — Вежливое величание ничуть не скрыло брезгливости, прозвучавшей в обращении «герр».
Не придумав ничего лучшего, я спокойно приняла предложенную мне папку, уселась на перила моста и углубилась в чтение.
Первая бумага являлась нотариально заверенным свидетельством, выданным органами опеки и попечительства города Берлина, уведомляющим о том, что в тысяча девятьсот десятом году герр Эрнст фон Берг провел процедуру усыновления некоего безродного трехмесячного сироты, названного Рейнгольдом. При этом усыновитель пожелал оставить в тайне как национальность мальчика, так и подлинное место его рождения. Свидетельство дополняли несколько полицейских протоколов, подтверждавших причастность Рейна к ряду особо жестоких убийств, произошедших между тысяча девятьсот восемнадцатым и тысяча девятьсот двадцать четвертым годами. И каждый раз юный фон Берг находился в непосредственной близости от останков зверски растерзанного тела жертвы, а также имел на себе следы крови, но по причине частичной потери памяти оказался не способен дать показания по делу и помочь следствию. Обследовавшие мальчика врачи выявили у него крайне загадочную форму сомнамбулизма и даже выразили сомнения в его психической вменяемости. Благодаря деньгам герра Эрнста и вмешательству властей все описанные в протоколах случаи убийств отнесли к категории нераскрытых…
— Бред какой-то! — убежденно заявила я, возвращая бумаги высокомерно ухмыляющемуся немцу. — Не верю ни единой запятой в этой провокационной бредятине. Рейн не мог совершить ничего подобного.