Страница 11 из 41
— Заткнись, урод! Ты еще не знаешь, с кем связался! — во время его пылкой речи я медленно снял пиджак и отдал его симпатичной брюнетке из толпы: она была хорошенькой и эту ночь обязана будет провести лишь со мной. — Никто не…
— Ты закончил, или мне подождать еще пару минут? — нарочито прервал я его посредине фразы, закатывая рукава белоснежной рубашки, которые мне не хотелось пачкать кровью этого юнца.
Парень не выдержал такого отношения к себе и налетел на меня, пытаясь повалить на пол. Ему это удалось, но, к его сожалению, сверху оказался я. Снова и снова я заносил свою руку, чтобы с еще большей силой ударить нежное лицо парня. Каждое свое движение я сопровождал словом, чтобы он запомнил их навсегда:
— Я — Эмметт МакКарти, и никакой щенок не смеет повышать на меня голос, ни в этом, ни в каком-либо другом городе, — лишь спустя пару секунд я увидел, как лицо парня изменило выражение.
В голубых глазах застыло удивление, а разбитая губа дрогнула в улыбке:
— Твой отец Рик МакКарти? — голос почти звенел.
Я моргнул, одно лишь воспоминание его имени заглушало все мои эмоции. Оно несло в себе слишком много энергии, и сейчас она ударила по мне сильнее, чем минуту назад я — парня, лежащего подо мной.
— Да, — я все еще продолжал, сидеть на блондине. — Ты знал его?
— Так, же как и ты моего, — парень слегка пихнул меня вверх, я поддался и даже протянул ему руку, чтобы помочь встать.
Мальчишка отряхнулся и, улыбаясь, провозгласил:
— Дэн Монтгомери.
Одно рукопожатие, и встреча второго поколения состоялась. Наши отцы были хорошими друзьями, хотя семьями мы никогда не дружили. Их встречи были чисто мужскими: дорогой алкоголь и VIP-зоны в ресторанах. Еще наши прадеды заложили первые камни крепкой дружбы между мужчинами семей МакКарти и Монтгомери в годы Великой депрессии. Теперь пришла наша очередь с Дэном продолжать семейную традицию.
— Ты должен мне бокал мартини, — проговорил я, пожимая его руку.
— Лишь после того, как ты купишь мне новую рубашку, — Дэн улыбнулся и, похлопав по плечу, повел к столику.
Разговор завязался довольно легко. Блондин оказался истинным Монтгомери, таким, каким мне описывал отец Монтгомери-старшего: напористый, категоричный, самовлюбленный, но при всем этом искренний и с чувством юмора. Нам нечего было делить, кроме того стула, который теперь стал началом истории нашей дружбы. Вечер, медленно перешедший в ночь, я закончил с той самой брюнеткой, которая во время драки держала мой пиджак.
— Розали Хейл? — я поперхнулся, когда узнал о планах Дэна.
— Что такого? — я видел искреннее непонимание в его глазах. — Ты ведь знаешь, девушки любят меня, впрочем, как и я их.
— Ну, что ж, тогда удачи, — я пытался сдерживать ехидную ухмылку, зная, что друга ожидает фиаско.
Мы сидели в ресторане "Аsiate", когда Дэн решил мне поведать о своих планах на ближайшие выходные. Сейчас в его глазах было непонимания, смешанное со злобой от незнания того, что знаю я.
— Ты ее знаешь, не так ли? — я не хотел скрывать того, что уже понял Дэн со своей проницательностью, поэтому лишь кивнул в ответ, чем вызвал радостный крик парня. — Тогда как раз ты мне и нужен.
Я не хотел вспоминать о своем прошлом, поэтому резко оборвал Дэна:
— Может, закроем эту тему? — утверждение, обличенное в форму довольно вежливого вопроса.
— Но, Эмметт, ты ведь можешь помочь мне стать первым в нашем университете, кому удастся добиться самой очаровательной и неприступной крепости факультета искусств — Роуз Хейл, — с надеждой в голосе мечтательно произнес Дэн, уже воображая себе новую победу.
— Я уже сказал, Дэн. Ты знаешь, что я не поменяю решения, — моя категоричность сейчас медленно убивала Монтгомери, но я не пошел бы на это, ради того, чтобы он лишь занес Розали в свой список.
В этот день Дэн все же обиделся на меня, и обед мне пришлось доедать в одиночестве. Примерно через неделю я был одним из тех, кто успокаивал Дэна в баре, после его сокрушительного провала. В какой-то момент мне даже стало жаль своего друга, я должен был предупредить его. Но все же и в этом его поражении нашлись положительные стороны. Он встретил Алексис: оказывается мой друг может быть однолюбом. Он продолжал ходить со мной на вечеринке, но все чаще не оставался на них и до полуночи, торопясь к своей возлюбленной. Точно так же делала и Розали.
Я часто видел ее, но продолжал сдерживать клятву, данную самому себе: тот разговор в моем доме был последним. Видя ее в коридорах университета или на очередных вечеринках, я избегал столкновения с ней. Не видя смысла, что-то изменять, я просто жил дальше, жил без нее. У меня были девушки, и призрак прошлого по имени Розали Хейл мне был совершенно ни к чему. Она осталось в Рочестере, как и все остальное: друзья, семья, могила отца.
В Колумбийском университете я учился с одной единственной целью — стать независимым от отчима и его денег. Окружающая обстановка постепенно затягивала меня: учеба, спорт, клубы, девушки. Мне нравилась такая жизнь: легкая, непринужденная с четко определенным будущим. Я не строил грандиозных планов, я лишь хотел получить образование, чтобы самому заработать на жизнь и иметь возможность получать от жизни максимум возможного. В Рочестер я ездил лишь на выходных: это была дань уважения моему прошлому. Для меня этот город, некогда такой родной, сейчас был похоронен под толстым слоем истории. В нем не осталось ничего, что притягивало бы меня. Я не перевез ни одной вещи в Нью-Йорк, которая бы напоминала мне о Рочестере и его жителях. Лишь Розали Хейл постоянно появлялась с моем настоящем, как призрачная тень, заставляющая вспоминать, но я все выше и выше возводил стену в своем сознании, которая могла защитить меня от осколков памяти, причиняющих мне боль. Здесь, сейчас, в Нью-Йорке у меня было все: власть, связи, деньги, возможности. Мне не нужно было прошлое, чтобы достичь желаемого.
POV Rosalie
Прошло 8 месяцев… Месяцы учебы, прохождения сквозь непонятные, но такие заманчивые дебри искусства. Месяцы знакомства с новым образом жизни, когда должен быть готов ко всему. Месяцы новых людей, стремящихся узнать о друг друге как можно больше за короткое время.
Время, за которое я попыталась изменить свою жизнь. Это удалось мне лишь отчасти. Вечеринки, клубы, алкоголь только притупляли боль. Я говорила, что любовь к МакКарти умерла? Чушь! Я скучала по нему. Мне не хватало его хриплого голоса, сводящего мня с ума, не хватало презрительного взгляда ярко-зеленых глаз, в которых блестели искры. Мне хотелось знать, что с ним, где он…
Любовь существует. Это я ощутила на себе. Нехватка МакКарти была явственной. Я задыхалась без него. Все клятвы, которые я давала себе и всем окружающим, растворились. Я не могла стать такой, как он. Я слишком слаба для жестокости. Слишком слаба, чтобы переступить через свое прошлое и идти дальше. Алекси обрадовалась тому, что я не превратилась в бездушную стерву, но разозлилась, когда я сказала, что по-прежнему люблю МакКарти. Как же она кричала! Там было все. И "глупая идеалистка", и "идиотка, ничего не вынесшая из своей ошибки", и "сучка во время течки"… С последним я была категорически не согласна.
Я по-прежнему была девушкой. Парни считали меня первым призом и соревновались на право быть со мной. Сейчас я умела использовать людей в своих целях. Это во мне изменилось. Особенно мне нравилось ощущать свою власть над противоположным полом. Легко и до смешного просто. Пара долгих взглядов, легкая улыбка, и он пойдет за тобой на край света… Даже обидно от такой простоты.
Главным моим развлечением была встреча с ними: таинственная интимная обстановка, свечи, розы… Почему-то никому в голову не приходило, что я не люблю розы. Обязательным атрибутом этих встреч была огромная кровать, застеленная шелковыми простынями. Они знали, что я не собиралась ютиться в комнатке общежития. Для свиданий со мной снимали первоклассные номера в гостинцах либо VIP-залы в клубах. Богатенькие нью-йоркские наследнички могли себе это позволить, а я могла позволить себе развлечься. Шикарное платье, кружевное белье, стильные туфли, прическа, макияж, но я никогда не собиралась портить ничего из этого. Я просто шла развлечься.