Утренняя песня

– Мерзавец! Ты пугаешь Пипа! Ему и без того трудно дышать. Думаешь, Буд поблагодарит тебя, если найдет сына мертвым?

– Если ребенок умрет, виноваты будете вы, мисс Грей, а не я. Не хотел бы я сообщить сэру Мейсону такую новость!

Он направился к выходу.

– Подождите! – воскликнула Ханна, вспомнив о бриллианте, спрятанном у нее в саквояже. – Если вы нас освободите, я хорошо заплачу вам.

Аттик иронически усмехнулся:

– Когда вы появились в Рейвенскаре, на вас не было даже приличного платья.

– Я призналась Остену, что чуть было снова не убежала, и он подарил мне булавку для галстука с бриллиантом ценой в небольшое состояние, чтобы у нас с Пипом были деньги на еду. Она спрятана у меня в саквояже, в чулке. Отпустите нас, и она ваша.

– К сожалению, вы допустили роковую ошибку, мисс Грей. – Он презрительно усмехнулся. – Булавка – моя добыча. Но, боюсь, опять придется обвинить во всем служанку. Интересно, что бывает за такую серьезную кражу? Вешают?

Ханне хотелось кричать от отчаяния.

«Господи, Остен, где ты?»

Но Остен еще не знал о том, что они исчезли. Как она могла пойти на такой риск? Довериться человеку, зная, что он ее враг? Она сама во всем виновата.

– А теперь мне пора, – произнес Аттик. – Я должен впустить сэра Мейсона, когда он прибудет. Замки в этом здании созданы по специальному проекту Данте. Сомневаюсь, что сам Святой Петр смог бы пробраться в рай, если бы там на воротах были замки Остена. Кроме того, Хокли написал, что баронет предложил за вас двоих весьма значительную награду.

– Нанна, – прохрипел Пип.

– Не волнуйся, мальчик. – Аттик издевательски погладил его нежные локоны. – Твой папа скоро будет здесь и увезет тебя домой.

Аттик удалился. Когда его шаги стихли, слышно было лишь, как хрипит Пип.

Глава 20

Остен загнал свинцовую пулю в ствол одного из серебряных пистолетов немецкой работы. Он жаждал крови.

Он желал Мейсону Буду смерти. Хотел избавить мир от чудовища, от труса, который убил любимую сестру Ханны. Избавить мир от садиста, мучившего собственного сына. Мерзавца, который преследует Ханну.

А сейчас Мейсон Буд грозил Рейвенскару.

Данте подождет.

– Сэр?

Остен проверил заряд пистолета последний раз и поднял голову. Мэтью Симмонз стоял в дверном проеме, переминаясь с ноги на ногу, на его лице была написана тревога.

– Кухарка печет сдобные булочки с изюмом и поинтересовалась, не отнесет ли кто-нибудь пару штук в подвал, как только они испекутся. Их так любит мастер Пип. Мы могли бы проверить, все ли в порядке с мисс Ханной и Пипом.

– Проклятие! – Данте повернулся к лакею. – Если бы женщина была рассудительной, ее не пришлось бы сажать под замок! Но я ее знаю. Дай ей волю, она была бы уже на полпути к Шотландии, и я навсегда потерял бы ее. У меня не было выбора!

– Я не осмелился бы подвергать сомнению ваше решение, сэр, – мягко проговорил Симмонз.

– Разве? Я видел, какое у тебя было лицо, когда Аттик читал то проклятое письмо. Вы были в ужасе оттого, что я поручил детективу выведывать тайны Ханны. Я видел, как все слуги изумленно взирали на меня, когда я стащил Ханну по лестнице и запер.

– Сэр, мы... мы были очень удивлены, – запинаясь, проговорил Симмонз. – И еще встревожены. Мы привыкли уважать эту леди, питаем к ней симпатию, наша тревога была вполне естественной...

– Думаешь, я кровожадный зверь? Уверяю тебя, Симмонз, зверь тот, кто сюда направляется. – Остен ткнул пальцем в окно кабинета. – Он может появиться в Рейвенскаре в любой момент.

Лакей взглянул на окно, словно Буд мог влететь в него, подобно дракону, забиравшему людей в рабство.

– Что вы намерены предпринять, мистер Данте? Я имею в виду, когда прибудет сэр Мейсон.

Проклятие, Симмонз задал вопрос, на который невозможно ответить. Остен поморщился, вспомнив слова Ханны. «Если ты убьешь Мейсона, что будет с людьми, которые от тебя зависят?»

– Понятия не имею.

Как же Остену хотелось отправить Буда в ад, где ему самое место. Но не время давать волю ярости. Он должен подумать, как обезопасить Ханну и Пипа. Собрав всю свою волю, он положил пистолет на полированную поверхность стола и стал заряжать второй. Лакей не уходил, и Данте посмотрел на него:

– Что-нибудь еще, Симмонз?

– Да, сэр. Мне кажется... я только...

Лакей никак не мог выразить свою мысль, и это выводило Остена из себя.

– Я просто подумал... мистер Аттик говорит, что мисс Грейстон нарушила закон.

Остен повернулся к лакею:

– Ты видел Пипа в тот день, когда мы посадили его на ту проклятую лошадь? Ты видел, как он испугался? Кровь Христова, ребенок едва мог дышать. Преступление Ханны в том, что она вырвала Пипа из когтей человека, который издевался над ним и убил его мать.

– Что до меня, то я восхищаюсь мисс Грейстон, с ее стороны это был мужественный поступок. – Симмонз помолчал и сказал: – Боюсь, этот Буд заявится не один. А что, если он приведет с собой кого-нибудь из властей? Полицейских или судей, чтобы мисс Грейстон забрали в тюрьму?

Остен не знал, как сможет защитить Ханну.

– Тогда мне понадобятся еще пистолеты, – спокойно произнес он.

Он заметил сочувствие на лице Симмонза.

Будь у Остена даже дюжина пистолетов, это не изменило бы положения. Он жаждал крови Буда. Но убивать представителей закона?..

Остен сжал зубы. Что делать? Эта мысль не отпускала его с того момента, как он захлопнул дверь подвала. Ярость и страх, боль и отчаяние, безнадежность и ненависть. Он видел их в чертах любимого лица, когда запирал ее.

Ему хотелось забрать Ханну и Пипа, посадить в карету и понестись, подобно молниям, на побережье. Они сели бы на корабль и поплыли в любое место на земном шаре, где им не грозила бы опасность. Денег у него для этого достаточно.

Но она слишком долго бежала от Буда, постоянно оглядываясь. Остен знал, что такое преследование. Когда бежишь по зыбучим пескам, и в любой момент земля может разверзнуться под ногами и поглотить тебя.

Ханна никогда не сможет устроить собственную жизнь, пока этот ужас с Будом не кончится раз и навсегда. Остен же хотел жить с ней и Пипом. Впрочем, неизвестно, простит ли она его после того, что произошло сегодня.

Нервы Остена были на пределе, а тут еще Симмонз уставился на него.

– Послушай, старина, оставь меня в покое!

– Да, сэр, но вы так и не ответили на мой вопрос.

– Какой, к черту, вопрос?

– Про сдобные булочки с изюмом, которые испекла кухарка. Можно отнести несколько штук в подвал?

Проклятая кухарка, неужели она думает, что какие-то булочки способны излечить Пипа от ночных кошмаров? И все же Остена согревала мысль, что слуги беспокоятся о Ханне и ребенке.

– Ладно, – сдался Остен. – Отнесите туда все, что необходимо. И еще, Симмонз... – Он помолчал мгновение. – Скажи им... скажи им, чтобы не боялись. Я скорее умру, чем позволю причинить им вред.

– Не сомневаюсь в этом, сэр. – От полноты чувств Симмонз даже прослезился. – Если вам нужно помочь управляться с оружием, я почту за честь.

– Не могу просить тебя об этом, Симмонз. Попадешь в тюрьму, а то и на виселицу.

– Вы ни о чем меня не просили, сэр, – сказал Симмонз. – Я сам предложил. – С этими словами лакей поклонился и покинул комнату.

Остен снова погрузился в размышления, перебирая в памяти все возможные варианты спасения Ханны и мальчика. Но не нашлось ни одного, гарантирующего им полную безопасность. Есть ли вообще какой-то выход?

Существует целое хитросплетение законов, судов, правосудия и жестокости, где все постоянно меняется, и разобраться в этом почти невозможно.

Жестокое обращение с женой? Но вмешиваться в семейные дела запрещено. Ребенок – собственность отца. Над ним издеваются, однако закон его не защитит.

Знала ли Ханна, как рискует, когда взяла Пипа и сбежала? Какими ужасными могут быть последствия? Разумеется, знала. Но не придала этому никакого значения.