Страница 15 из 85
— Чтобы кто-то нападал на ни в чем не повинных женщин! — воскликнул Гилберт Уайт, видимо потрясенный. — Мир стал опасен.
— Я прикидывала, не попала ли Изабель в беду. — И я повторила странные слова Изабели о надежде «избежать кары». — И еще я прикидывала, не была ли ее беда как-то связана с мистером Локком в Бирмингеме.
Гилберт Уайт помешивал сахар в чае с ошеломленным выражением, словно он ничего не понял из услышанного. Исподтишка поглядывая на него, я подумала, что в подавляющем большинстве люди сочли бы его не по моде смуглым, остролицым и взъерошенным, но мне его внешность казалась странно привлекательной. Невольно я сравнила его с Джорджем Смитом. Он не был так красив, но я различила в нем силу характера и глубину чувств, которых недоставало Джорджу Смиту.
— Я знаю натуру моей сестры и не могу поверить, что она сознательно совершила бы дурной поступок, — сказал Гилберт Уайт. — Видимо, она каким-то образом оказалась связанной с людьми, которые втянули ее во что-то скверное. — В его серых глазах блестел гнев, руки на скатерти сжимались в кулаки. — Конечно же, они ответственны за ее смерть.
Я почувствовала в нем способность к страстям, которых мой издатель никогда не испытывал. Заинтригованная Гилбертом Уайтом, я украдкой взглянула на его левую руку. И не увидела обручального кольца.
— Я должен узнать, кто убил Изабель, — объявил он. Наклоненная ко мне его худощавая сильная фигура была воплощением целеустремленности. Он сказал: — Молю вас, сообщите мне все, что она говорила в поезде. Надеюсь, в ее словах вам прячется намек на тайну ее смерти.
Так и не сумев подтолкнуть полицию на розыски убийцы, я тем более желала помочь Гилберту Уайту добиться той же цели. Я пересказала все, что помнила из моего разговора с Изабелью Уайт. Пока я говорила, мистер Уайт не спускал с меня глаз.
— Мне крайне жаль, что с вашей сестрой мы говорили больше обо мне, чем про нее, — сказала я, смущенная его вниманием. — Мой опыт гувернантки никак не поможет установить убийцу.
— Никогда нельзя знать заранее, какие сведения могут оказаться полезными в будущем, — сказал Гилберт Уайт. — И я искренне благодарю вас, мисс Бронте, за вашу помощь.
В первый раз он улыбнулся — краткий блеск белых зубов, придавший его лицу сияние, куда более победительное, чем общепринятые понятия о красивой внешности. Улыбка на миг ослепила меня. Я подумала, что Гилберт Уайт улыбается нечасто и не кому угодно; его улыбка казалась подарком. Однако мужчина вроде него не мог найти ничего привлекательного во мне, и мне следовало чураться его, как чураются огня, молнии и всего, что ярко, но несовместимо с человеческой природой. Гилберту Уайту от меня требовались факты, точно так же, как Джорджу Смиту требовалось, чтобы я писала для него романы, и второй раз я не попадусь.
— Объясните мне, мисс Бронте, — сказал Гилберт Уайт, подливая чай Энн, которая на протяжении всего нашего разговора сидела в робком молчании, — как вы стали гувернанткой?
Его интерес казался не просто данью вежливости, но искренним — бальзамом для моей уязвленной гордости.
— Я родилась третьей из шести детей, — сказала я. — Моя мать умерла, когда мне было пять, и моему отцу пришлось растить нас одному.
Сочувствие смягчило резкие черты Гилберта Уайта.
— Я знаю, что такое — потерять кого-нибудь из родителей. Моя мать овдовела, когда мы с Изабелью были еще детьми.
Против воли я ощутила, что меня тянет к нему вопреки уроку, полученному от Джорджа Смита.
— Мой отец — приходской священник и очень ограничен в средствах, — сказала я, — и он решил дать своим детям образование, чтобы они могли сами о себе позаботиться. Он отдал моих двух старших сестер и меня в Школу для дочерей священнослужителей в Коуэн-Бридже. Он не знал, что обстановка там была очень нездоровая. Мои сестры заразились чахоткой и умерли.
При воспоминании о том, что случилось тогда, горе и гнев заставили меня умолкнуть. Я заметила, что Энн недоумевает, почему я так откровенно разговариваю с незнакомым человеком, однако внимание Гилберта Уайта подталкивало меня.
— Позднее мы с Энн учились в более хорошей школе в Роу-Хеде, где получили образование достаточное, чтобы стать гувернантками. И со временем нашли места в частных домах.
— И вы все еще гувернантки? — спросил Гилберт Уайт у Энн.
Она уставилась на скатерть и промолчала, а я заколебалась между двумя противоположными импульсами: обещанием хранить тайну наших личностей и непреодолимым желанием показать мистеру Уайту, что я отнюдь не так заурядна, как выгляжу.
— Нет, — сказала я. — Теперь я писательница.
— Неужели? — Удивление и возрастающий интерес живо отразились на лице Гилберта Уайта. — Что вы написали?
— Моя книга называется «Джейн Эйр», — сказала я, понижая голос, чтобы другие посетители кофейни меня не услышали. Энн под столом пнула меня ногой, но бесшабашная смелость пришпоривала меня. — Она была опубликована под псевдонимом Каррер Белл.
Когда мистер Уайт осведомился о сюжете, я сказала:
— Он строится на пережитом гувернанткой.
— Вами самой? — спросил он.
— Это скорее беллетристика, чем автобиография, — ответила я, хотя с тех пор успела понять, что между мной и Джейн есть много общего.
— Может быть, вы описали жизнь, какую хотели бы прожить, — предположил мистер Уайт.
Я почувствовала, что краснею.
— Ну, не совсем.
Хотя страдания Джейн Эйр меня вовсе не привлекали, страстный любовный роман с родственным по духу мужчиной — дело совсем иного рода; поистине фантазия способна осуществить мечты, в которых жизнь отказывает.
Еще один пинок Энн заставил меня опомниться.
— Должна попросить вас никому не говорить, что эту книгу написала я, — сказала я Гилберту Уайту. — Это секрет, известный только моим сестрам и моему издателю.
— Для меня будет большой честью оправдать ваше доверие, — сказал он словно бы со всем прямодушием. — Я мало что читаю, кроме религиозных трактатов, но непременно куплю и прочту вашу книгу. — В его глазах мелькнула внезапная мысль. — Если я пришлю вам мой экземпляр, вы его подпишете?
Гордость и благодарность согревали меня, когда я кивнула.
— Куда мне адресовать мою бандероль?
— Она найдет меня в доме священника, Хоуорт, Йоркшир.
— Благодарю вас от всего сердца. Мне никогда еще не доводилось знакомиться с писательницей, — дивился Гилберт Уайт. Затем он добавил с осторожностью: — Мисс Бронте…
Предвкушение овладело мной, и, хотя я остерегалась определить, что именно я ждала услышать от него, у меня перехватило дыхание.
— Изабель вам ничего не отдавала?
— Да нет, — ответила я, ошеломленная, разочарованная и смутно встревоженная. — Что она могла мне дать?
Гилберт Уайт огорченно пожал плечами.
— Не знаю. Даже не знаю толком, почему я спросил. Полагаю, я просто надеялся, что Изабель дала вам что-то, ну, что угодно, что могло бы пролить свет на причину ее смерти.
Это звучало убедительно, и все-таки во мне шевельнулась тревога. Мне вспомнилось, как Изабель судорожно сжимала свой саквояж, будто боялась, что его украдут. Что такое она прятала, чтобы ради этого кто-то пошел на убийство? Я подумала о разгроме нашей комнаты в «Кофейне Капитула». Кто-то верит, будто теперь я обладаю каким-то неизвестным сокровищем?
И Гилберт Уайт разыскивает тот же предмет? Если так, не замешан ли он в том, что произошло со мной… и с Изабелью?
Тогда я не догадывалась, что мои подозрения могут быть оправданны. Видя слезы отчаяния и горя в его глазах, я внутренне упрекнула себя за свое недоверие. Каких бы преступлений я ни была очевидицей, какие невзгоды не терпела бы, не следует подозревать всех, с кем я знакомлюсь, в дурных намерениях.
— Сожалею, что ваша сестра не доверила мне чего-либо полезного, — сказала я. — Разумеется, я бы с радостью вручила это вам, но, увы, я не получала от нее ничего. Сожалею, что не могла помочь больше.
— Вы мне очень помогли, — сказал Гилберт Уайт со всей искренностью. — А теперь, боюсь, я слишком долго злоупотреблял вашей добротой. — Вставая, он протянул мне руку. — Благодарю вас и всего хорошего, мисс Бронте.