Булавин

Положение для властей усугубляется и тем, что на самом Дону в тех городках, «где он, вор (Булавин. — В. Б.), учинил прежнее воровство, товарищи ево ста по два и больше ездят и розбивают, и взяли козачей городок Теплинской; и многие к ним пристают» (из нового донесения Голицына Петру I). Воеводы жалуются на недостаток войск в местных гарнизонах. Голицын обеспокоен плохим состоянием Печерской крепости в Киеве. До него доходят вести, что запорожцы рекомендуют Булавину, чтобы он призвал к себе на помощь Белогородскую и Ногайскую орды (кочевавшие в Причерноморье и Прикаспии), горских черкесов и калмыков. Требуют также, чтобы он привез в Сечь письмо от всего Войска Донского с войсковой печатью; иначе, мол, они помогать им, донцам, не будут; более того, всех булавинцев перевешают.

Трудно сказать, в чем эти разговоры и слухи соответствовали истине. Во всяком случае, ясно, что, во-первых, среди запорожцев не было единства по отношению к Булавину и донскому восстанию; во-вторых, несмотря на разногласия, они разрешили ему набирать вольницу из сечевиков.

К Булавину шли новые запорожцы, татары. Мазепа посылает против него Полтавский полк. Повстанцы-булавинцы действуют в пределах Белгородского разряда, пограничных с западными областями Войска Донского. По словам Голицына в письме Петру, «подметное письмо явилося от Белагорода в ближних местех, верстах в 20, и в иных городех по ночам многолюдством приезжают и розбивают».

Царский любимец, светлейший князь Меншиков требует от Голицына «при помощи господни над вором Булавиным чинить воинский промысл и не допустить до злого его намерения и разрушить до травы (намерение Булавина: начать новое восстание весной 1708 г. — В. Б.) ».

Последний в ответ пишет о посылке Гагарина на Чугуев, жалуется на крайний недостаток войск в городах Белгородского разряда. А между тем, по его словам, в тех местах, где Булавин прежде поднял мятеж, «некоторые ево остальцы в Белогороцком розряде розбивают и являютца подметные письма: оной вор пишет, сколько ис которого казачья городка к тому ево злому намерению пристанет и что к нему придет татар; итого по счету будет с 35 600 человек. Хотя то и неправда, однако ж обычай всякому народу простому вероятну быть».

Голицын страшится по всем статьям: и ратных людей по городам мало, и самому ему идти против Булавина невозможно, «чтоб тот огонь не разширился». Далее, многие жители городов Белгородского разряда «порубежны з донскими городками и обвезалися свойством», то есть, их жители связаны родственными узами. В Белгород ехать «для управления некоторых дел» он не может, поскольку в Киеве Печерская крепость обвалилась, ее нужно исправить. Указом государевым велено направить в Азов на работы 23 тысячи человек из Белгородского разряда; а он, Голицын, опасается, чтобы по пути «тот вор» (Булавин) не совратил их своими прелестными письмами «и не возратил х какому злу». К Булавину «многие лехкомышленные люди» пристают, и посему ему, воеводе, нужны новые полки в помощь; «а естьли не присланы будут, зело опасно, ежели приход того вора будет. Не токмо чтоб маломочно теми людьми одержать (разбить Булавина. — В. Б.), и своих Белогородцкого розряду людей смирить будет немочно».

В марте половодье и бездорожье сильно затруднили действия властей. Мазепа, пославший Полтавский полк в урочище на р. Вороную, где находился стан Булавина, жалуется, что в весеннюю распутицу с полковой полтавской пушкой «возитися» было бы очень трудно. Просит Голицына, чтобы комендант Новобогородицка отдал две пушки с припасами и пушкарей тому полтавскому полковнику. По той же причине киевский и белгородский воевода сомневается, что он сможет выполнить царский приказ — вывезти из городов Белгородского разряда медные пушки для нужд главной армии.

Булавин продолжал решительные действия — собирал сторонников, совершал набеги на города Белгородского разряда, его повстанцы действовали по Донцу, готовились к более широкому выступлению. Он надеялся привлечь к нему большие силы, и в его речах, грамотах, в разговорах и слухах, воеводских доношениях их размеры сильно преувеличивались — то к нему пристали 9 тысяч запорожских казаков, то будет у него всего более 35 тысяч донских казаков и татар. Со стороны Булавина подобные слова — и своеобразный агитационный прием, и смесь уверенности с надеждой...

Находясь в Сечи, Булавин говорил на радах от имени Войска Донского. По сути дела, он был прав — события осени и начала зимы предыдущего года хорошо показали, что основная масса донцов его поддерживала, хотя и не все поднялись на восстание — слишком быстро черкасская старшина расправилась с булавинцами, тогда весьма малочисленными. Но формально он выглядел самозванцем — Войско Донское в лице его руководства, той же черкасской старшины, Булавину никаких полномочий звать Сечь на новое выступление, естественно, не давало. Хотя отдельные ее представители, тот же Зерщиков и ему подобные, тайно могли это делать, хотя бы во время посещения Булавиным Черкасска после поражения под Закотенским городком от Лукьяна Максимова. Кондрат тогда, в славные и тяжелые для него октябрьские дни, в обличье монаха стоял среди казаков на круге. Может быть, он тайно встречался и говорил кое с кем о своих планах на будущее?..

Официально Черкасск полностью отмежевался от Булавина, осудил его, казнил немало его сподвижников по октябрьскому выступлению. Старшина долго отмалчивалась и увиливала, когда речь заходила о местопребывании Булавина. К весне, когда власти в Москве и на Украине вели активную переписку о «воре и бунтовщике», его появлении на радах в Сечи и планах похода на Русь, игра в молчанку далее продолжаться не могла. Войско Донское, в лице наказного войскового атамана — того же Ильи Григорьева, то есть Зерщикова, шлет грамоту в Запорожскую Сечь:

— В нынешнем 708-м году в Филипов пост приехал к вам в Сечю вор и изменник донской козак Кондрашка Булавин с единомышленники своими и привез прелесные воровские письма и сказывал вам, бутто мы Войском Донским от великого государя отложились и для того бутто ево, вора, к вам прислали, чтоб вы Войском шли б к нам, Войску Донскому, на помочь.

Зерщиков и старшина сообщали далее, что Булавин объявился на Хопре в верховых казачьих городках, и для его «искоренения» войсковой атаман Лукьян Максимов с большими силами выступил в поход. Заверяли сечевиков, что они, донцы, великому государю отнюдь не изменяли, и делать это не собираются; «и вам, кошевому атаману и всему Войску, впредь таким ворам и никаким возмутительным письмам и ево, Булавиным, товарыщем не верить. А буде такие воры явятца, и их присылать к нам, Войску, или в Троицкой, на Таганрох, оковав, за крепким караулом».

По-прежнему слал донесения Петру Голицын: и о 23 тысячах работниках для Азова, и о действиях Булавина под Тамбовом, на Хопре, сборе им сил для похода на Черкасск, осаде Провоторовской станицы и о малолюдстве царских гарнизонов. Сообщил, правда, в начале апреля и два утешительных известия: Полтавский полк, присланный Мазепой, пришел и стоял поблизости от реки Самары; «и, уведав, оной вор тех урочищ лишился»; другая «ведомость» состояла в том, что удалось арестовать жену (вторую) Булавина «с сыном, которому полгода», и привезти их в Белгород. Относительно первого из них можно сказать, что Полтавский полк попросту опоздал, так как к тому времени Булавин перебрался на Дон, в Пристанский городок. Арест же семьи для Булавина стал, несомненно, тяжелым ударом, и он впоследствии, уже в разгар восстания, будет упорно добиваться, впрочем безуспешно, ее возвращения.

Запорожская зима для Булавина прошла в немалых волнениях и хлопотах. Большего — полного объединения сил двух Войск, Запорожского и Донского, — достичь не удалось. Но запорожская голытьба выделила из своей среды немало охочих людей, пошедших за Булавиным. Последующие события показали, что многие из сечевиков разделяли подобные мнения и стремления.

Попытки центральных и местных властей поймать Булавина и его сподвижников, потушить тлеющее пламя движения, начатого им с расправы над Долгоруким, не дать запорожцам объединиться с донцами не удались. Петр и его помощники, занятые решением первоочередных, с их точки зрения, дел, не придавали серьезного значения Булавину, считали, очевидно, что с ним покончено в октябре прошлого года. Искры, кое-где продолжавшие тлеть еле-еле, можно будет, мол, при случае потушить без особого труда. Но уже ранней весной события показали, насколько они ошибались. Дмитрий Михайлович Голицын, киевский и белгородский воевода, недаром осаждал Петра жалобами и опасениями. А они, эти опасения воеводы, имели немалые основания.