Булавин

В городках по Донцу с притоками нарастало стремление объединиться для отпора. Наибольшую активность проявляли местные казаки, «много русских гулящих людей», беглые крестьяне, батраки, бурлаки. Как-то для всех естественно и понятно во главе недовольных встал Кондрат Булавин из Трехизбянской станицы в низовьях Айдара. Несколько лет назад он во главе солеваров и казаков громил Бахмутские соляные промыслы, и голутва его с тех пор оценила и запомнила.

Долгорукий с отрядом уже подошел к Айдару, левому притоку Донца. Остановился в Шульгинском городке под Новоайдарским городком, выше Трехизбянской, в которой жил Булавин. В этих же местах, в Ореховом Буераке, что верстах в трех от Новоайдарского, в сентябре собираются недовольные. Из многих окрестных станиц едут сюда жители — Булавин созывает их «для думы». Съехалось до двух — двух с половиной сотен человек, очевидно, представителей многих городков. Именно этим можно объяснить, что сам Булавин позднее назвал эту «думу», или крут, «общим нашим со всех рек войсковым советом». Приехали даже черкасские старшины — как видно, представители домовитых, после всех акций, предпринятых ими накануне, не могли не приехать, хотя бы для того, чтобы продемонстрировать свое единачество с основной массой казаков, участников назревавшего выступления. Впрочем, когда начались крути и зазвучали решительные речи казаков, черкасских старшин как ветром сдуло — они поняли, что каша заваривается крутая и им ее не расхлебать; лучше свои головы поберечь.

Когда начался совет, вокруг Булавина собрались единомышленники — казаки Новоайдарского городка Иван Лоскут, выходец с Валуйки, бывший разинец; Григорий Банников, «из беглых», Филат Никифорович Явланов, Семен Драный, Никита Голый (Голодай), дьячок Гордей из Новоборовского городка, мельник Пахом и другие. Имелись здесь и значные казаки: Ф. Беспалый (отец С. Ф. Беспалого), И. Е. Стрельченок, Г. М. Яковлев. Булавин обратился к присутствовавшим:

— Господа казаки! Вы помните, как три года назад приезжал на Бахмут боярский поноровщик дьяк Горчаков и хотел писать земли и промыслы, а нас, казаков, выдать Шидловскому.

— Помним!

— Как не помнить?

— Говори, Кондрат, что нам делать надобно!

— Теперя хуже Горчакова пришла беда!

— У Долгорукого вона какие руки длинные и петли крепкие!

— Сколько терпеть можно от иродов!

Булавин выждал, поднял руку:

— Что творят Долгорукий с офицерами и солдатами, нам всем ведомо. Никого не обошли плети, виселицы и высылки с Дона. Никогда того не бывало в Войске Донском, чтобы боярские подсыльщики насильством своим ходили по Дону и притокам, брали сходцев, били и увечили, насильничали наших жен и дочерей. Доколе мы, вольные казаки, будем терпеть такое насилие и бесчиние?

— Не будем!

— Позор всему товариству казацкому!

— Смерть Долгорукому!

— Смерть! Смерть!

— Казаки! — Булавин снова сделал знак, и все затихли. — По нашему общему совету решаем предать смерти Долгорукого за казни невинных, кровь и мучения наших отцов и матерей, братьев и сестер, сыновей и внуков. Любо ли вам сие?

— Любо! — ответила криками толпа. — Любо! Смерть супостатам!

— Веди нас, Кондрат!

— Как на Бахмуте!

Булавин, как три года назад, смело и гордо глядел на людей, чувствуя их поддержку и свою силу, власть над ними. Но главное сейчас — необходимость к дальнейшим действиям.

— Господа казаки! Не только Долгорукий и солдаты чинят нам всякие неправды и мучения. С ними идут и им помогают старшины: Ефрем Петров, Абросим Савельев, Саламата, Машлыкин и прочие. В Черкасске говорили одно, а теперь делают иное. Что с ними сделаем за их неправду и за напрасное разорение?

— Скажи, атаман, свое слово!

— Что скажешь, то и круг приговорит!

— Таких судей и миропродавцев, — повысил голос Булавин, — которые были судьями в Черкаском и по иным рекам, и судили без совету Войска Донского, творили неправду и разоряли напрасно для своих бездельных корыстей, от дел их отставить и казнить смертью. Любо, казаки?

— Любо! Любо!

— Казнить без милости!

Кондрат, которого тут же, на круге, избрали походным атаманом, для подготовки нападения на отряд Долгорукого предложил кругу выбрать ему помощников: полковников — Банникова и Лоскута; 12 сотников — Степана Моисеева из Ново-Боровского городка, других — из Нового Айдара, Беленького, Явсуги, Деркула, Сватовой Лучки, Мелового Броду; 8 есаулов, в том числе Ф. Н. Явланова и М. С. Драного; 12 «объездчиков» (курьеров, ездивших по станицам созывать казаков «на совет»), среди них — Никиту Голодая, Павла Мельника, Василия Карякина и других.

Между тем отряд Долгорукого расположился невдалеке от заговорщиков. Атаман Шульгинского городка Фома Алексеев узнал от местного казака, двух его сыновей и от котельного мастера, что в Ореховом Буераке собрались Булавин и человек полтораста или более, «чтоб князя Долгорукова убить». Атаман послал известие о том старшине Абросиму Савельеву. Тот в это время находился в Явсужской станице, и письмо ему должен был привезти казак П. П. Новиков. Но тот, как оказалось, исчез — перешел к Булавину.

Долгорукий пришел в Шульгинский городок в начале октября, «за три часа до вечера». Расположился в станичной избе, центре местного управления, вместе с князем Семеном Несвицким и поручиком Иваном Дубасовым. Здесь же разместились подьячий и десять княжеских дворовых. На атаманском подворье, саженях в двухстах от станичной избы, расположились другие офицеры, черкасские старшины. Сам же атаман из своего дома ушел к подполковнику. Говорили о поручении государя, сыске беглых. Князь в ходе разговора услышал удививший его вопрос:

— Господин подполковник! Тебе известно, что недалеко отсюда, в Ореховом Буераке, собрались и держат совет воры и бунтовщики и хотят тебя убить?

— Как так? — Долгорукий, несмотря на все свое самообладание, вскинул голову, голос его задрожал. — Кто такие?

— Казаки с Айдара и других речек. С Ногайской стороны Донца. А главный заводчик у них — Булавин, казак Трехизбянской станицы, отсюда вниз по Айдару, верст с десять будет. Тот, которого ты приказал арестовать за бахмутское воровство.

— Откуда тебе о том известно?

— От наших шульгинских казаков да котельного мастера, который только что приехал из Орехова Буерака, ездил туда по делам. Известие о том я послал в письме к Абросиму Савельеву, чтобы он до тебя довел.

— Ничего не знаю. Зови их всех.

Все пятеро пришли. Казаки и котельник подтвердили все, что поведал князю шульгинский атаман. Для Савельева все услышанное оказалось такой же новостью, как и для князя. Фома Алексеев рассказал заодно и об активной роли Григория Банникова — именно он подговаривал «многих казаков из розных городков для збору» к Булавину в Ореховый Буерак. Долгорукий тотчас послал в Ново-Айдарский городок прапорщика — арестовать отца и семью Банникова для допроса. Вокруг станичной избы расставили 20 караульных. Поблизости, у костров, расположились другие солдаты. Принятые меры показались князю достаточными, и он, не опасаясь ничего плохого, расположился на ночлег.

...Наступила полночь, с 8 на 9 октября. Подполковник и его сожители, погасив свечи, заснули. Но вскоре с улицы раздались крики, выстрелы. Пули через окна с визгом влетали в избу, впивались в стены. Снаружи слышались звуки схватки, удары сабель, стрельба. Булавинцы, а их было сотни две — две с половиной, смяли охрану, выбили дверь и ворвались в избу. Под их ударами упали Долгорукий, Несвицкий и прочие. Старшины и офицеры в атаманском доме, услышав стрельбу и крики, поняли: дело плохо. Полуодетые, они выскочили с подворья и на неоседланных, «подводничьих» лошадях умчались в ночную степь.

Тем временем булавинцы продолжали ловить карателей. В свой стан («табор») они везли капитана Василия Арсеньева, майора Матвея Булгакова. Здесь их били плетьми, потом «бросили в воду» — утопили. Подьячего Ивана Дровнина изрядно избили. Булавин и его соратники долго искали Ефрема Петрова, особенно ненавистного из старшин, но тщетно — тот вместе с другими бежал и весь день скрывался в степном буераке, трясся от страха «и ни в которой городок, боясь, не ездил». Следующей ночью, сутки спустя после шульгинского нападения, он и Саламата приехали в Старо-Айдарский городок. Встретились здесь с другим беглецом — ротмистром Иваном Остаповым. Прочие офицеры и старшины оказались в разных городках. О происшедших событиях сообщили в Черкасск атаману Максимову и в Азов губернатору Толстому. Петров и Саламата звали казаков из низовых и верховых городков по Дону собраться в Старо-Айдарском городке, чтобы «сыскать» Булавина и его «воров».