Брусилов

Брусилов был всего лишь командиром дивизии, его влияние на общее положение дел в русской армии, естественно, невелико. Но здесь надо отметить, что он в общем и целом правильно рассмотрел направление воспитательной работы в офицерском корпусе в этих новых условиях. Он, как обыкновенно, неспешно и осторожно обдумывал вопросы.

Он подготовил для своих офицеров нечто вроде записки, где изложил некоторые свои принципы. Прежде всего широко поставил вопрос о коренной перестройке самого понимания хода военных действий в современных условиях. Отталкиваясь от недавнего печального опыта на сопках Маньчжурии, он писал: «Нынешняя война воочию показала нам, что мы, как и всегда, умеем доблестно умирать, но, к сожалению, не всегда принося своей смертью ощутимую пользу делу, так как сплошь и рядом не хватало знаний и умения применить на практике и те знания, которые были».

Верно, хоть и сказано осторожно, по-товарищески, не оскорбляя памяти павших и самолюбия живых. Военное дело требует серьезного и разностороннего образования. Таким был, например, великий генералиссимус Суворов, проштудировавший множество книг на русском и иностранном языках, неустанно совершенствовавший практические познания в самых разных областях. Таковы были все великие полководцы начиная с Александра Македонского и Юлия Цезаря. Всем известно, что плод познания горек, поэтому от него не прочь отмахнуться, но в переломное время начала XX века напомнить о необходимости всестороннего переучивания военных специалистов было насущно необходимо.

Далее Брусилов столь же определенно, деликатно и спокойно формулирует свои пожелания о воспитательной работе подчиненных ему офицеров: «Современный бой требует от каждого офицера широкого кругозора и способности самостоятельно, без подсказки, принимать собственное решение; отсюда прямой вывод, что для поднятая военного образования и развития разумной инициативы и решительности в мирное время среди офицеров надо обратить исключительное внимание». Сказано тяжеловато, да ведь военные документы стихами не пишутся. Однако основная мысль точна: современный бой требует широкого кругозора.

Брусилов не мог не задумываться о роли кавалерии в будущем бою. Казалось бы, появление скорострельного оружия упраздняло конницу, ибо всадник на лошади — слишком легкая цель для пулемета, ведь тут не спрячешься за кустом, не укроешься за кочкой. Что же делать? И сразу же нашлись теоретики, полагавшие упразднить кавалерию. Брусилов рассуждал иначе: при усилении огня возрастает роль маневра, значение скорости наступления. Значит, кавалерийские прорывы в глубь боевых порядков противника станут еще более насущными. Наконец, в условиях применения массовых армий эти кавалерийские части прорыва должны быть крупными, чтобы решать задачи самостоятельно. И Брусилов выдвигает смелую идею создания кавалерийского корпуса или даже армии. Об этом он написал специальную статью в 1906 году в «Вестнике русской конницы».

Бывшие когда-то новыми и неожиданными для современников идеи, позже вошедшие в жизнь, в быт, кажутся потомкам обыденностью. В уставах современных армий давно уже аксиомой значится правило: если подразделение попало под огонь, оно обязано выходить из-под огня броском. Броском к противнику. Залечь под огнем, укрыться — желание вроде бы естественное, но это конец, смерть. Раньше или позже, но кусочек металла найдет малодушного. И чем сильнее огонь, тем справедливее это правило.

Русский генерал в свое время верно догадался об этом. Верно и назвал единственно имевшееся тогда средство скоростного маневра — крупное кавалерийское соединение. В годы мировой войны самому Брусилову не позволили ничего подобного создать. Но в войну гражданскую его последователи и младшие современники, красные командиры, создадут знаменитую Первую Конную, слава которой поразит мир.

Разумеется, высказать идею не значит осуществить ее. Во всяком случае, в гвардейской кавалерийской дивизии у Брусилова осуществилось немногое, хоть он с обычной настойчивостью и методичностью добивался намеченной цели. Последовал ряд приказов разного характера, организовывались занятия с офицерами по карте и на ящиках с песком, изображавших местность, приглашались с лекциями виднейшие военные специалисты. Дивизия была кавалерийская, поэтому особое внимание уделялось наступательному бою, маневру. Летом проводились соответствующие учения.

Вот лишь краткие выдержки из нескольких приказов, которые ясно говорят о глубокой разнице между стремлениями Брусилова и тем, что происходило на деле: «Обращаюсь к гг. офицерам с настойчивой просьбой сбросить с себя неуважительное отношение к стрелковому делу…» Или: «Гимнастика… проводится только для проформы и в настоящем своем виде решительно никакой пользы приносить не может». Или еще (речь идет о лыжах): «Очень желательно, чтобы из гг. офицеров также нашлось несколько охотников этого прекрасного зимнего спорта». Пояснять тут ничего не нужно, все ясно. И придется признать: за двухлетнее пребывание Брусилова в роли командира гвардейской дивизии результаты его настойчивой деятельности были относительно невелики.

К тому имелись свои причины, и прежде всего подбор офицерских кадров в тогдашней гвардии. В привилегированных гвардейских частях в преобладающем большинстве служили отпрыски самых родовитых дворянских фамилий России. Среди командиров полков вверенной Брусилову дивизии значились герцог Мекленбургский, граф Келлер, А. А. Орлов (из семьи тех самых знаменитых Орловых). Да и среди прочих, более скромных чинами офицеров тоже набиралось множество титулованных особ. Они имели нередко громадные связи при дворе и позволяли себе такие «вольности дворянства», какие при иных условиях кончились бы даже не гауптвахтой, а разжалованием или тюрьмой.

Известный писатель Леонид Соболев в романе «Капитальный ремонт» красочно изобразил позолоченный лик императорской гвардии периода ее упадка, в самый канун первой мировой войны. Свидетельство основательное, ибо в юности сам Соболев воспитывался в сверхпривилегированном Морском корпусе и хорошо знал столичную офицерскую среду: «Латы, каски, ментики, кивера, доломаны, суперверсты, нагрудники, колеты, лампасы, серебряные савельевские шпоры, сторублевые тимофеевские сапоги.

Князья, бароны, графы, герцоги, светлейшие князья, принцы, беститульные дворянские фамилии, частоколом своих двойных, тройных, четверных прозвищ оберегающие древность рода; безусые корнеты, перед которыми заискивают командиры полков; штаб-ротмистры, целящиеся в женихи княжнам императорской крови.

Поместья, майораты, вотчины, усадьбы, заповедники. Тонконогие кони собственных заводов и саженные солдаты собственных уездов, те и другие — в цвет, в масть, в рост».

Да, так оно и было: перед иным корнетом (по-современному лейтенантом) заискивали порой не только командиры полков, но и сами генералы. Будешь тут и в самом деле остерегаться, если отец этого самого корнета является товарищем (заместителем то есть) военного министра, а дядя по матери служит камергером императорского двора… Вряд ли в частях с таким офицерским составом могла бы быть идеально налажена служебная дисциплина или тем более воспитательная работа офицеров.

В воспоминаниях Брусилова нет ни одной жалобы на тяготы службы, но нет сомнений, что в период недолгого командования гвардейской дивизией приходилось ему нелегко. Меж капризными и самомнительными гвардейцами постоянно возникали споры, принимавшие порой скандальный характер. В эти склоки, естественно, оказывались втянутыми высокородные и высокопоставленные родственники и покровители спорщиков. Начальнику дивизии волей-неволей приходилось вникать в эти склоки и как-то разрешать их с возможно меньшим ущербом для службы. О некоторых подобных скандалах Брусилов рассказал позже, о гораздо большем числе умолчал. Все это утомляло, раздражало, а главное — отвлекало от работы с войсками.

В те же годы резко ухудшились дела в брусиловской семье. Анна Николаевна медленно угасала, уже ничто не могло ее спасти. Последние годы она не поднималась с постели. Заботливый муж ничем уже не мог отвратить неизбежного, стремясь только по возможности облегчить страдания несчастной женщины. В 1908 году она скончалась. В возрасте пятидесяти пяти лет Брусилов остался один. Верный, преданный беспредельно, хоть и слабый телесно друг его ушел навсегда. «Мой брак был безусловно счастлив» — эти по-мужски скупые, по-солдатски определенные слова Брусилова остались для нас единственным и лучшим памятником его верной и такой несчастной супруге.