Богдан Хмельницкий

Усадьба разместилась на отлогом пригорке. На самом его краю небольшой дом с высокой крышей, крытой гонтом, с террасами и мезонином. Радуют белые стены и фигурные трубы, ярко-зеленые наличники и ставни. Перед домом широкий двор, в середине которого — колодец с затейливо выложенным из липовых досок срубом. Двор обступают разные хозяйственные пристройки, а на них милые его сердцу стаи голубей всех пород и окрасок. Двор обнесен крепким дубовым частоколом, красуются окованные железом ворота. Это на случай нежданных гостей из Дикого поля.

Хмельницкий любил свой Субботов и даже гордился им, хотя был у него дом и в Чигирине, где он подолгу жил по своим служебным делам.

Подъехав ко двору, Хмельницкий сошел с лошади и, бросив поводья джуре, перекрестился, а потом пеший вошел в открытые ворота. «Сподобил господь снова вернуться в родной дом», — мысленно произнес он. На широком крыльце толпилась дворовая челядь, радостно приветствовавшая хозяина. К нему бросились дочери Катерина, Степанида, Елена. Расцеловав их, он поспешил в дом к больной жене.

— Ну вот, Богданочку, захворала без тебя тут. Уже и бабы-знахарки старались, и дед наш. Не помогает. Иногда отпустит, а потом снова как огнем печет.

Хмельницкий молча опустил голову и, нагнувшись, поцеловал жену в горячий лоб. А та нежно провела рукой по его седеющим волосам.

«Тяжелые времена пришли на Украину, и не уйти тебе от них, теперь уже пришел и твой черед», — одними глазами говорила Анна.

Он молча соглашался с женой.

Хмельницкий решил хоть немного пожить в Субботове с семьей, но события распорядились по-иному.

Уже на второй день, проведав о его прибытии, из Чигирина приехал кум Кричевский, который теперь стал Чигиринским полковником вместо снятого за великие зверства Закревского. Он и привез весть, что король послал с секретной миссией на Украину одного из своих приближенных — Иеронима Радзейовского, который прибыл сюда под предлогом осмотра своих владений. Какова его цель на самом деле — пока неизвестно. Сейчас он в Черкассах у своего давнего знакомого войскового есаула Ивана Барабаша.

Хмельницкий знал этого королевского воспитанника, похождения которого были известны всей Польше. Но знал оп его и как искушенного дипломата, которому король доверял свои наиболее тайные дела. И сейчас неспроста Радзейовский появился на Украине, неспроста встречается с казацкими старшинами.

— Думаю, королю до каких-то тайных дел понадобилась казацкая реестровая старшина, — проговорил Кричевский. — Подождем — увидим. Ничего, этот посол сам к нему придет. Старые приятели как-никак.

Вскоре стало известно, что Радзейовский встречался еще и с войсковым есаулом Ильяшем Караимовичем и полковыми есаулами Романом Пештой и Яцком Клишем. Правда, о чем они беседовали — осталось тайной. А затем Радзейовский явился к нему и рассказал о цели своего приезда и своих встречах с казацкими есаулами.

Оказывается, король начал осуществлять свой план организации казацкого войска, которое должно было начать большой поход на Черное море.

— Король, как известно пану сотнику, давно желал войны с Турцией, — говорил Радзейовский, поправляя свои шелковисто-пепельные волосы, и его выразительные глаза на мужественном лице с красиво очерченным носом изучали Хмельницкого. — Святейший папа благословил желание короля поднять меч против неверных. Его величество надеется на поддержку казаков и поэтому хочет в личной беседе изложить панам старшинам свои заветные планы и выслушать их.

Стройный и гибкий стан поляка изобличал его силу, слова были произнесены с прямотой и искренностью, и им нельзя было не верить.

— Против планов королевской милости выступают наши магнаты, — продолжал Радзейовский, — поэтому все должно держаться в тайне.

Хмельницкий согласно опустил голову.

— Задуманное королем близко казацкому сердцу. И пусть мне вырвет чуприну самая последняя ведьма, если хоть один казак откажется от этого святого дела. Я готов ехать в Варшаву хоть сегодня.

Из исторического исследования польского историка Л. Кубеля «Процесс Радзейовского»:«Его (Радзейовского. — В. З.) король Владислав выслал с секретнейшей и важнейшей миссией на Украину, чтобы успокоил казаков и уговорил их на войну с Турцией… Радзейовский исполнил обстоятельно поручение, привез послов казацких в Варшаву и обратил внимание короля на Богдана Хмельницкого».

Войсковые есаулы Барабаш, Караимович, полковые есаулы Нестеренко, Пешта, Яцко и Чигиринский сотник Хмельницкий прибыли в Варшаву в двадцатых числах апреля 1646 года. Король принял их сразу же. На встрече был лишь канцлер Оссолинский и семь особо доверенных сенаторов, а также венецианский посол Джованни Баттиста Тьеполо, который при поддержке папского нунция в Польше должен был добиться венецианско-польского союза, направленного против Турции. Весной 1645 года вспыхнула венецианско-турецкая война. И Венеция была крайне заинтересована в союзниках.

Разговор начался с вопроса об организации военного похода казаков на Крым и Турцию. Король сам вел разговор, что немало удивило казаков. Владислав IV предложил казацкой старшине навербовать для похода на Крым пятьдесят тысяч казаков. Хмельницкий тут же подумал, что это противоречит «Ординации» 1638 года, установившей шеститысячный реестр, по смолчал. Он здесь был младшим по чину среди казаков, и ему надлежало молчать и слушать. Барабаш, выставив толстый живот, подобострастно проговорил, что на зов наияснейшего короля станут и сто тысяч казаков. Король удовлетворенно улыбнулся.

Но когда дело дошло до того, сколько нужно лодок для похода и каково должно быть их оснащение, все задумались. Тогда Хмельницкий сказал, что необходимо будет до ста ладей. А строительство каждой из них обойдется в сто талеров. Порешили на шестидесяти ладьях, на что старшине выделялось шесть тысяч талеров.

За участие казаков в походе на Крым король посулил восстановить давние вольности реестровцев, увеличить реестр до двадцати тысяч человек, ограничить размещение польских войск на Украине.

Воспользовавшись паузой, Хмельницкий заметил, что было бы лучше не допускать размещения польских войск дальше Белой Церкви. Переглянувшись с сенаторами, король молча согласился и снова предупредил, что вербовка казаков должна проходить тайно, поскольку это были подданные магнатов и шляхты, и неминуемой была бы буря негодования среди панов.

Встреча подходила к концу. Канцлер Оссолинский, который лучше других знал казацких старшин, особенно Хмельницкого, и на него возлагал основные надежды в задуманном предприятии, поднялся со своего места и поднес королю заготовленные заранее письма. Тот взял их и, посмотрев на ближе всех стоящего старейшего среди казаков Барабаша, передал их ему.

— Это вам мои привилеи. В них записаны все обещанные здесь мною казакам свободы. Прошу, однако, до времени не оглашать их и держать в тайне.

Старшине на постройку чаек тут же были переданы деньги, и она была отпущена домой.

Встреча с королем вызвала новый прилив сил у Хмельницкого. Сбывается его мечта — организовать казацкую армию, которую можно будет использовать для освобождения своего народа от ненавистного ига польской шляхты.

Он делился своей радостью со старшиной, но ответной реакции не получал. Хмельницкий сначала не придавал этому значения. Реестровая старшина всегда относилась к нему настороженно. Но когда подоспело время обратиться к Барабашу с тем, чтобы начать набор казаков и строить на Запорожье чайки, и тот сказал ему, что это еще не к спеху, он задумался. Решил немного выждать.

И в это время шляхта начинает действовать против Хмельницкого. Она не могла смириться с его независимым положением, с тем, что он не заискивает перед ней.

Началось с того, что комиссар Яцек Шемберг, славившийся беспощадными грабежами казаков, самовольно отобрал у Хмельницкого мельницу. Свою власть решил показать и Чигиринский староста Александр Конецпольский, сын великого коронного гетмана. Подстрекаемый Чигиринским подстаростой Чаплинским, который мечтал заполучить себе Субботов, за что обещал увеличить доходы магната, молодой Конецпольский заявил, что Субботов находится на купленных его отцом еще в 1633 году у Кристины Зубриковой-Коржевской землях и потому принадлежит ему, Александру Конецпольскому, а Хмельницкий на хутор никаких прав теперь не имеет. Действительно, земли Субботова и сам Субботов Богдан Хмельницкий получил по наследству. Официальных же бумаг на это у него не было — ни акта о наследовании, ни королевского подтверждения. Уходя в 1620 году на войну, отец Хмельницкого не думал о смерти и не оформил заблаговременно документы о наследовании для сына. Этим и решили воспользоваться Конецпольский и Чаплинский.