Страница 49 из 91
Вообще у меня возникло такое ощущение, что эта милицейская акция, в которой были использованы около десяти «воронков», чтобы перевезти в отделение и музыкантов, и публику, была наполнена пафосом другой милицейской операции, состоявшейся в Бескудникове (это отдаленный район на севере Москвы) за полтора месяца до моего случая. Та операция готовилась тщательнейшим образом на Петровке, 38, и в ходе нее были задержаны музыканты группы «Браво», а Жанну Агузарову осудили за нарушение паспортного режима. Там фигурировали и приличные деньги, поскольку, говорят, какие-то комсомольцы, организовавшие концерт, продали на этот сейшн около четырехсот «левых» билетов. В моем же случае милиционеры столкнулись с такой незначительной суммой, что просто потеряли к нам всякий интерес…
Другой случай еще более смешной. Произошел он в Одессе и, разумеется, оказался проникнутым настоящим одесским юмором, о котором ходит столько легенд.
В феврале 1987 года я вместе с художницей из рок-лаборатории Альбиной поехал в Одессу, на первый фестиваль местного рок-клуба. Добрались мы до Одессы дня за два до назначенного срока и остановились у друзей, музыкантов группы «Бастион», на Молдаванке. Там — частный сектор, легендарный район, и дом Бени Крика еще стоял цел и невредим (говорят, что недавно его снесли). Мы весело провели эти дни, но вот пришел момент перебираться в обкомовскую гостиницу куда-то за 16-ю станцию Большого Фонтана. Мы распрощались с гостеприимными хозяевами, сфотографировались на память у дома, где жили, и поспешили ловить машину, так как времени было уже в обрез. Машину мы поймали сразу же, едва начали голосовать. Перед нами затормозила шикарная начальственная черная «Волга», из нее вывалился здоровенный милицейский полковник и отворил перед нами дверь.
«В гостиницу «Юность», и побыстрее, — прощебетала моя подружка, — а то мы уже опаздываем».
«Мы вас отвезем куда надо», — пообещал полковник.
И нас отвезли в ближайшее отделение милиции, весьма затхлое, но бесконечно помпезное, поскольку располагалось оно в бывшем храме.
«Вот, поймал американских шпионов, фотографировали тут что не положено. Вызывай КГБ! — приказал полковник дежурному старшине. — А я пока обедать пойду».
В КГБ тоже оказался обеденный перерыв, и мы минут сорок просидели просто так, ерзая от боязни опоздать на торжественное открытие фестиваля. Наконец явился молодой человек в штатском, по выправке старший лейтенант, выслушал старшину, заполнил протокол, проверил наши московские удостоверения, пожал руки и сказал на прощание:
«Разные дураки бывают. Бывают дураками и начальники отделений…»
А закончилась эта история на лауреатском концерте, после которого мне жал руку сам начальник Одесского УВД, настоящий генерал, и спрашивал при этом басом:
«Вот мои двое сыновей увлеклись роком, а я не знаю, хорошо это или плохо?»
«Хорошо, конечно, хорошо», — не менее важно отвечал я.
Думаю, что с этого диалога и началась жизнь одесского рок-клуба…
Больше с милицией у меня никаких трений и конфликтов не было. Но ведь были же и арест Жанны Агузаровой, и «посадка» Алексея Романова, и суд над Костей Кинчевым — это же реальность, от которой никуда не деться!
Так-то оно так, но только знаменитое «Дело Кинчева» мне почему-то напоминает «женский роман». Тем более что и озвучено оно женщиной — Ниной Барановской, куратором Ленинградского рок-клуба. Напомню, что 16 и 17 ноября 1987 года в Ленинграде во Дворце спорта «Юбилейный» проходили концерты группы «Алиса». Первый день прошел без серьезных эксцессов, хотя обстановка была достаточно накаленной. На второй день Кинчев, озабоченный опозданием жены, вышел встречать ее за милицейское ограждение, а обратно его уже не пустили. Кроме того, какой-то милиционерик толкнул жену Кинчева, тот за нее, естественно, вступился, после чего его затолкали в милицейский уазик, заломив, как водится, руки за спину. Задержанию Кинчева воспрепятствовали фаны, которые оказались поблизости, в результате Кинчева отпустили и концерт начался, хоть и с некоторым опозданием. Кинчев, выйдя на сцену, популярно объяснил публике, по какой причине концерт не смог начаться вовремя:
«Потому что меня и мою беременную жену не пускали в зал менты!»
А потом песню «Эй ты, там, на том берегу» он посвятил «иностранным гостям, находящимся в зале, ментам и прочим гадам». Прокуратура Петроградского района в итоге возбудила в отношении Кинчева уголовное дело по статье 206, часть 2 — злостное хулиганство. А питерская газета «Смена», возглавляемая в то время редактором Виктором Югиным (ныне — пламенным демократом), опубликовала статью, в которой обвиняла Кинчева в пропаганде… фашизма. В свою очередь Кинчев подал на газету в суд за клевету. Так все и завертелось. Подробности тех событий можно прочитать в книге Нины Барановской «Константин Кинчев. По дороге в рай…», вышедшей в свет в 1993 году в Санкт-Петербурге в издательстве «Новый Геликон».
События эти действительно ужасные и одновременно душещипательные. Но почему-то за рамками книжки остались другие «дела Кинчева», а ведь Костя сам вспоминает, например, о том, как он показывал Санкт-Петербург своему новому музыканту Королеву: «Мы с ним попали в вытрезвитель, потому что он отрывал погоны у милиционеров. Ну, и в вытрезвителе по полной программе… Чтоб меня угомонить, меня привязали к стулу. Били-били, не угомоняюсь. А его за стенкой в холодную посадили голого. Февраль месяц, там дубак, а меня, значит, на пыточный стул. Но нас, как настоящих русских людей, не сломить. Нас и не сломили. И мы, как в гестапо, пели «Ветер водит хоровод…» Это цитата (орфография оригинала сохранена) из CD-ROM, посвященного истории «Алисы». Честно говоря, цитировать мне это противно. Я не понимаю, зачем нужно отрывать у милиционеров погоны. И как можно рассчитывать после этого остаться безнаказанным?
Как говорится, «не буди лиха, пока оно тихо»…
История Леши Романова куда сложнее и запутаннее. Его осудили на три с половиной года с конфискацией не то за спекуляцию лишними билетами, не то за продажу «фирменной» гитары, но проблема, как мне кажется, здесь не в пресловутом противостоянии рокера и правоохранительных органов, она запрятана гораздо глубже. Попробую высказать одну версию.
Где-то в конце 70-х годов Политбюро ЦК КПСС разделилось на два лагеря: как бы «западников» и «почвенников». Наверху не хуже, чем внизу, понимали, что корабль государства терпит бедствие и нужно предпринимать какие-то действия, чтобы не потонуть. Поэтому властям уже в том десятилетии пришлось решать «дилемму капитана», названную так социологом Андреем Игнатьевым по известной песне «Машины Времени». Суть дилеммы в том, что во время шторма на терпящем бедствие корабле перед его капитаном существуют два пути: первый — бросить корабль и спасать команду, пересадив ее в шлюпки; второй — до последнего пытаться сохранить корабль, даже жертвуя частью команды. Когда в полосу штормов попала целая страна, то и во властных структурах нашлись излишне нервные люди, готовые спустить шлюпки и отправиться за помощью к чужим берегам. Правда, говорить об этом вслух тогда еще было нельзя, зато можно было, например, петь.
С целью пропаганды этой идеи из толпы рокеров выделили Андрея Макаревича, песни которого полностью отвечали «шлюпочной» концепции. Главной темой песен «Машины Времени» был отъезд из отчего дома. Этому решительному шагу посвящена львиная доля хитов группы: «Хрустальный город» (1973), «Наш дом» (1973), «Полный штиль» (1977), «Гимн забору» (1977), «Люди в лодках» (1977), «Родной дом» (1977), «Необычайно грустная песня» (1977), «Будет день» (1979), «Я с детства склонен к перемене мест» (1983) и другие. Песни Макаревича заполнены лодками и кораблями, он не видит иного пути достигнуть счастья, кроме как море переплыть. Но он-то пел о своей душе и скорее всего даже не представлял, что его творчество используется в чьих-то совершенно определенных целях. А если бы о людях в лодках пел, например, Градский, то на поверхность из рокерских подвалов вытащили бы его. Но об этом пел именно Макаревич. Поэтому его поддержали, приподняли и направили.