Страница 43 из 91
Я же делал и всю аппаратуру! У меня был лучший в Москве аппарат. У меня было два «Бига», четыре «Регент-60», барабаны, примочки разные — все нормально звучало. Я же был и за звукорежиссера. А аппаратура хранилась у нас в МГУ. Кроме того, у меня был автобус. Я звонил на автобазу — приезжали какие-то грузчики, все загружали, и мы ехали на концерт».
Но только подумаешь: счастлив, — как кончается счастье… Вся эта лафа завершилась вместе с прерванными косыгинскими реформами на стыке 60-х и 70-х годов. Вот тогда за «левые» концерты взялись по-настоящему, тогда появились и первые жертвы.
Валерий Шаповалов:«Когда я делал рок-фестиваль в МВТУ, меня чуть не посадили, так как меня «контора» взяла за задницу! Хорошо, что у отчима родители были «верхотурой» с большими связями! Они позвонили в КГБ, сказали, что, мол, «это наш агент», — и от меня отстали. А так трепали будь здоров!»
Вайтрассказывал: «У нас был статус подпольного коллектива. Конечно, посадить в тюрьму или расстрелять… Если действовать с умом, то этого можно было избежать, но подпортить себе репутацию можно было запросто, потому что кругом были нарушения. Ведь никто ж никогда не признавался в том, сколько денег получал! Договаривались ведь как? Хотите, чтобы у вас выступила группа «Удачное Приобретение»? Пожалуйста, мы приедем и сыграем. Но вы приедете на три дня раньше и заплатите денег, сколько нам нужно, чтобы там не трясти никакими деньгами. Упаси Господь! Только так. Деньги мы получали заранее, а когда прибегали какие-нибудь «органы», мы отвечали, что играем ради идеи. Это можно сравнить с тем, как люди летают во сне, когда идешь-идешь и кажется, что нет дальше пути, перед тобой обрыв, а ты — раз — и полетел, и поднялся над всеми. Мы все в душе понимали, что эта музыка не имеет продолжения, что она никогда не будет реализована как карьера, как нечто, за что мы будем официально получать деньги. Нет! Но то, что мы знали, что никогда ни в какую филармонию нас не пригласят, обостряло чувство уверенности в себе».
В 70-е годы жить стало веселее, потому что шоу-бизнес требовал дальнейшего развития, а Уголовный кодекс — принятия мер. Поэтому конспирация соблюдалась неукоснительно, особенно когда это касалось финансовых вопросов. Представьте себе телефонный разговор. Некто звонит известному рок-музыканту и говорит: «У меня есть пластинка группы «The Beatles» 65-го года. Могу дать ее переписать такого-то числа». На это музыкант отвечает: «Меня интересует альбом группы «Дип Перпл» 70-го года, а все, что было раньше, меня уже не интересует».
Этот невинный разговор двух меломанов на самом деле означал шифрограмму, которую на общедоступный язык можно было бы перевести так: «Юстас Алексу. Готовы устроить вам концерт такого-то числа и заплатить в качестве гонорара 65 рублей». — «Алекс Юстасу. Готовы дать концерт, но за 70 рублей». Дорогой читатель, ты можешь относиться к этому как к анекдоту, но в 70-х, да и в 80-х годах многие из нас были уверены, что все телефоны прослушиваются. Я, право, относился к этому с иронией, тем не менее попасться «с деньгой на кармане» во время концерта означало верную «посадку», и были конкретные примеры, когда люди шли на отсидку, если у них находили на руках или «на кармане» деньги. «И мы никогда не распределяли деньги там, где отыграли, — вспоминает Алик Грановскийо том, как жили в андерграунде. — Это было очень опасно. Я помню, как мы встречались на какой-нибудь станции метро, скажем, на «Колхозной», в центре зала, и распределяли зарплату. А ведь мы даже звукооператору платили по 100–150 рублей за концерт. Это были неплохие для того времени деньги. Все всегда начинается как бы добровольно, но потом все равно переходит в профессиональные отношения».
Прежде чем рассказывать, как устраивались концерты в конце 70-х и начале 80-х, надо объяснить, какая была тогда ситуация в столице. Вся Москва и пригород тогда делились на секторы: вот мы здесь концерт заделываем, и ты сюда не лезь! Но если у меня нет концерта, но есть армия распространителей, то я тебе помогу распространить билеты.
Андрей Крустеррассказывал: «Я устраивал концерты «Машине Времени» и «Араксу». Нашими точками были Дом офицеров на Добрынинской, летний кинотеатр близ метро «Измайловская» и ДК Завода им. Орджоникидзе на Ленинском проспекте. Я тогда работал с девочкой по имени Света. Она приходила в какой-нибудь институт, где брала «подметные» письма с печатью: мол, ректор института просит такой-то Дом культуры провести студенческий вечер. Мы выкупали некоторое количество билетов. Ведь они сидели в прогаре, эти дома культуры. Они ведь жили только за счет кино, а кинотеатров в Москве было много, и в ДК почти никто не ходил. Поэтому мы выкупали полный зал билетов по 30 копеек, что и являлось оплатой за проведение концерта. Ну, может быть, кто-то брал и сверху. И у нас такое было разделение: Света на вид была этакой комсомолочкой, в очках и с косичкой, поэтому она ходила по институтам и ДК, а на мне были аппарат, охрана и прочее. И в итоге, когда у нас появилась своя группа, то у меня уже был кое-какой опыт в области заделывания сейшнов. Я знал, что в Москве существуют шесть менеджеров, которые устраивают концерты. Все — очень известные люди. Они много чего имели, много точек, где можно было концерты заделывать. Но чтобы они о нас узнали, надо было выступать, ведь записей тогда еще не было».
Но кроме зала нужен был аппарат, на котором могла бы выступать группа.
В Москве уже тогда сформировались две категории людей, которые могли поставить аппарат. Было несколько человек, которые владели собственным аппаратом. Но чаще всего аппарат был государственным. Группы и известные исполнители через Москонцерт заказывали из-за границы комплект «Динаккорда», и когда аппарат приходил, то записывался на коллектив. В итоге филармонический ансамбль получал возможность худо-бедно ездить на гастроли с собственным аппаратом, но и нефилармонические ансамбли могли его арендовать, так сказать, частным порядком. Одним из тех, у кого можно было взять аппарат напрокат, был Владимир Ширкин, работавший звукорежиссером у Муслима Магомаева. Тот, кто хотел сделать концерт, обращался к нему за помощью. Это уже были зачатки шоу-бизнеса, разумеется, нигде не афишировавшиеся.
Андрей Крустервспоминал о том, как он устраивал концерты группе «Смещение»: «Все началось с того, что наши друзья, которые просто любили нашу музыку и «торчали» под нее, попытались нам помочь и на свои деньги собрали самопальный аппарат. А в итоге чем все закончилось? Ширкин — царствие ему небесное! — очень любил нашу группу и для нас выставлял любой комплект аппарата, причем брал за это всего 150 рублей за концерт, хотя хороший аппарат типа «Динаккорда» по тем временам стоил огромные деньги.
Еще у нас был автобус, на борту которого была надпись: «Телевидение». Его раздобыл наш друг Костя, папа которого был директором Дома кино, поэтому ему это и удалось. А менты автобус с такой надписью не тормозили.
Кроме того, у нас появились «специалисты по отмазке». Допустим, приходят к нам из органов: «Кто здесь главный?» Человек встает и говорит: «Ну я!» А человек этот лежал в дурдоме, по статье. Это — Артур Енльдебрандт, царствие ему небесное! Словом, каждый занимался своим делом профессионально. Мы еще не знали, как это должно делаться, но когда столкнулись со всеми проблемами лицом к лицу, дошли до всего своим умом».
Надо отдать должное и публике того времени, ведь группа могла не приехать вовсе или приехать через пять-шесть часов. Зрителям объявляют: группа на подходе, — и все ждут, подогревают друг друга напитками и всякими рассказками. Но вот появляется ведущий и говорит, что группа будет через пять минут! Зал тут же взрывается дикими криками: а-а-а-а-а!! Все в полном экстазе. Это же был праздник для всех!
Всегда вокруг музыкантов находились люди, которые хотели сделать сейшн «по кайфу». Чтобы был свет, чтобы был дым. И это было их личное дело, вся инициатива исходила от них самих: а вот мы хотим сделать вам дым на концерте, чтобы сейшн получился классным! Все работали на один концерт, на сейшн (не было такого слова — «концерт»), чтобы все было здорово.