Операция «Экскалибур»

21 декабря 3057 года

Боже мой, наконец-то ускорение закончилось. Грейсон Карлайл помотал головой и не ощутил тяжести – тело было легкое-легкое, словно пушинка. Поморгал – даже это движение теперь казалось неслыханным удовольствием. Не то что несколько часов назад. Каждое моргание было сродни пытке. Как, впрочем, и обыкновенные вдох и выдох. Восемь дней быть привязанным к этому креслу! Постоянно ощущать вес пяти человек примерно такой же комплекции, как он сам, уложенных на него, стискивающих члены, ребра, веки. Язык во рту казался сродни металлической болванке. Пять здоровенных мужиков на него одного, такого худенького и слабенького, – это слишком!

Правда, за эти восемь дней изредка случались короткие перерывы. Иначе было просто невозможно одолеть повышенную силу тяжести – для приема пищи, например. В условиях пяти «джи» всякие отправления человеческого организма были небезопасны. Попить нормально и то было невозможно. Молодой человек, прикинул Грейсон, может, в конце концов, справиться с этим. Может привыкнуть, но если, не дай бог, он свалится откуда-нибудь, то перелом обеспечен. Хорошо, если отделается только сломанной конечностью или ребрами. А если повредит позвоночник? Для сорокашестилетнего мужчины подобное путешествие смерти подобно – сразу обостряется всякая хворь, в организме начинает происходить черт знает что. Даже 1, 34 «же» на Гесперидах он переносил с трудом – хотя пытался этаким бодрячком ходить в туалет или есть что-либо твердое. Жареный бифштекс, например. Здесь же, на «Европе», все это приходилось проделывать в редкие минуты отдыха, а питаться одной манной кашей и соками.

Скоро кое-как освоился – занялся аутотренингом. Хотя кого здесь надо убеждать? Подобное ускорение – необходимость, а не блажь. Он и бороду не брил, теперь вон какая лопата выросла. Грейсон помассировал кожу вокруг глаз. Нос заложен, отек, в конечностях покалывает от застоя крови, внутренности ноют.

Наконец и Дюпре ожил, принялся безуспешно нащупывать пряжки пристегивающих ремней.

– Никак не ожидал… – едва шевеля языком, выговорил он. Неожиданно его лицо скривилось от боли, он громко застонал, замер, больше не пытался ни говорить, ни вертеть головой.

Грейсон, скрывая улыбку, отвернулся. Между тем Дюпре начало рвать. Вот субчик! На двадцать лет моложе, а не может держать себя в руках. Он едва выдержал это путешествие. Если сначала пытался сохранять важную мину – мол, я тебя, Карлайл, насквозь вижу, – то уже через пару дней совсем обессилел. Ныть, правда, не ныл, но стонал мастерски. Понятно, он все больше по терроризму, по всяким пакостям специализировался, настоящего космического марша не нюхал. Что ж, его слабость сейчас на руку, пусть отлеживается.

Полковник ловко расстегнул пряжки ремней, скинул сбрую и легко всплыл под потолок.

Раздался стук, и в каюту заглянул сержант из корабельной команды.

– В помощи не нуждаетесь, полковник? – спросил он и, пользуясь натянутыми тросами, ловко вплыл в достаточно просторное помещение. Он тоже был небрит, лицо у него затекло, а нос стал сизым, словно парню крепко досталось в кулачной драке. Черные глаза тем не менее смотрели весело.

Грейсон тоже не удержался от улыбки.

– Мне – нет, – ответил он, потом кивнул в сторону Дюпре, – а вот майору худо.

– Придется дать ему что-нибудь, чтобы очистить желудок. – В этот момент сержант увидел густую блевотину и сморщился. – Чудовище! Что ты здесь натворил?..

– Я бы не стал осуждать его после восьми дней с почти постоянным пятикратным ускорением.

Полет действительно оказался зверски изматывающим. Грейсон такое состояние сравнивал с ощущениями, которые мог бы испытать, попади он в лапы боевого робота и тот попытался бы скатать из него снежок. За все эти дни он так ни разу и не выспался. Сон спускался изредка, к тому же тащил за собой кошмары… Каждое утро он ощущал себя вконец разбитым. Пришлось воспользоваться снотворным, но это тоже было не в радость. Спал урывками, часто просыпался, хотя кошмары больше не мучили. В ушах стоял нескончаемый звон, пульс скакал, как у инфарктника. Все члены экипажа, которым часто приходилось бывать в таких переделках – мало ли какая блажь придет начальству в голову! – заранее запасались необходимыми лекарственными препаратами. Дозировку они определяли опытным путем – прежде всего снижали давление, затем использовали сердечные стимуляторы, старались в любом случае работать физически, чтобы помочь сердцу гонять кровь, однако все эти меры не могли полностью снять тяжесть больших перегрузок.

Они помогали и Грейсону, а вот Дюпре – ни-ни! Возможно, поэтому он чувствовал себя получше майора. Единственной частью тела, которая не причиняла Карлайлу ни малейшего беспокойства, была его искусственная рука.

– Я собираюсь на главную палубу, майор, – обратился он к Дюпре. – Пойдемте со мной.

Дюпре глянул на него с тоской, страхом и ненавистью. Полковнику на мгновение стало жаль этого подобного скорпиону человека, который на собственной шкуре испытал то, что довелось пережить Карлайлу во время лечения. Но только на мгновение!.. Следом пришло холодное удовлетворение. Глаза у Дюпре стали похожи на две бездонные черные дыры – он вмиг все понял, но даже предчувствие скорой гибели не смогло поднять его с противоперегрузочного кресла. Капли рвоты застыли на губах и щеке, он открыл было рот, чтобы выговорить хоть что-нибудь, но ничего, ни единого звука не вырвалось оттуда.

– Нет? – участливо поинтересовался Грейсон. – Вам, конечно, не следовало бы оставлять меня одного, но ничего не поделаешь. Сержант, а ну-ка, позаботьтесь о нем.

– С превеликим удовольствием, полковник.

– Как насчет его людей?

– Из службы безопасности? Врач приводит их в чувство.

Грейсон изогнулся, пытаясь почесать спину, потом, не справившись, прислонился к краю подлокотника и с чувством, покряхтывая, подвигал затекшими местами.

– Вот теперь хорошо, вот теперь ладушки, – почти пропел он. – Очень полегчало. Но, – строго добавил он, – я не думаю, что врачу стоит торопиться. Пусть эти ребята как следует отлежатся, окончательно придут в себя.

– Это точно, полковник. В таких делах спешить никак нельзя. Помню, в первый раз я целый месяц приходил в себя.

– К несчастью, у нас нет месяца, Рей. Времени у нас в обрез.

Грубее не было спектакля, который они разыграли перед Дюпре, однако Грейсон все еще помнил взгляд майора. Опытному разведчику не надо долго объяснять. Дюпре все понял – и сдался. По крайней мере, сейчас, на этот раз. Вот и надо сделать все возможное, чтобы другого раза у него не было. Сначала врач, находящийся на борту челнока, дал Дюпре и пятнадцати сопровождавшим его охранникам то самое лекарство, которое употребляли члены экипажа «Европы». На всякий случай – вдруг люди из службы безопасности решат проверить, чем пичкают их наемники. Когда ускорение всей мощью навалилось на них и затуманило мозги, медичка начала вкалывать им обыкновенную воду. Пять дней сторонникам Гарета удавалось кое-как поддерживать форму, потом бессонница и неодолимая тяжесть окончательно свалили их.

Удивительно, как только им всем удалось выдержать этот перелет? Обычно в таких случаях команды недосчитывались нескольких своих членов.

Перебирая руками поддерживающий трос, Грейсон поспешил в центр управления кораблем. Лейтенант Шарлен Генри уже была на месте, рядом – второй пилот. Инженер, техник-связист, штурман – все тоже успели занять свои кресла. Собственно, сам центр управления представлял собой достаточно обширное помещение – там находилось множество приборов, дисплеев, несколько обширных клавиатур и иных пультов управления. Однако мостик – пространство, где располагалась дежурная смена, – был невелик и стиснут тремя прозрачными переборками. Лишнего уголка здесь не было.

– Позвольте войти, капитан? – спросил Карлайл, зависнув в проеме, ведущем в тесный отсек. Шарлей работала на полковника. Он был намного выше ее по званию, но, согласно древней и неуклонно соблюдаемой традиции, капитан на борту бог и полновластный властелин, а мостик – его sancta sanctorum, поэтому никто без разрешения не мог войти сюда, особенно во время полета.